И много-много таких - острых и блестящих, и горестных замет разбросано по книге. Ее, несомненно, прочитают взахлеб. Она раскрывает тьму мелких, как правило - гнусных секретов. И усугубляет (и автор вполне отдает себе в этом отчет) ощущение главной тайны: отчего же наша так называемая политическая реальность настолько фальшива и бессмысленна?
Точно и вправду где-то за кулисами режутся какие-то ражие в клетчатых юбках.
24/11/2003
Расстрелять, чтобы не выбрали
Пять лет миновало с той несчастной ночи, когда убита была Галина Старовойтова.
Поднималась по лестнице, уже нащупывая в кармане плаща ключи от квартиры, - вдруг целующаяся парочка у стены развернулась - ужасные лица, вспышка, грохот, боль, последняя мысль, смерть.
Убийцы не названы, заказчики не опознаны. Главный негодяй, автор, так сказать, идеи - расхаживает по начальственным коридорам, при случае произносит по телевизору государственные слова. Галина Васильевна лежит в Лавре, на Никольском, так и не став ни президентом, ни губернатором, ни министром (обороны, к примеру), ни даже ректором МГУ.
А нам остается гадать - какой была бы сегодня Россия, не случись этого гнусного преступления. И многих других: ведь за свободу погибли многие, лучшие из лучших. Смолкли, как говорится, честные, доблестно павшие. Смолкли - если я верно помню следующую строку, - их голоса одинокие.
- Где Андрей Сахаров? - Затоптали. - Дмитрий Холодов? - Разорван в клочья. - Лариса Юдина? - Задушив, для верности утопили. - Юшенков? - Застрелен. - А с Юрием Щекочихиным что? - Спросите у душегубов, - да не скажут они.
Теперь вот еще и Отто Лацис до полусмерти избит - разумеется, неизвестными. Конечно, неуловимыми. Полицейских всякого рода у нас больше, чем в любой другой стране (вот только не знаю насчет Китая), - не странно ли, что профессия российского киллера - одна из самых безопасных?
А зато под смертельной опасностью ходит тот, кто громко говорит. Если, конечно, он говорит правду, а именно - что хватит воровать и хватит воевать. И что многовато у нас полицейских всякого рода. И что не видать России счастья без свободы, а свободы - без раскаяния за прежний образ жизни.
Галина Васильевна говорила эту самую правду - такую, казалось бы, очевидную - не громче всех. Пожалуй, не ярче. Но слушали Галину Васильевну охотнее, чем других.
Каким-то чудесным образом в ней одной сошлись черты, способные примирить толпу - с человеком выдающимся. Все видели - умная, - но прощали. Почти что держали за свою. И внешность этому способствовала - миловидно-обыкновенная, и речь - прозрачно-логичная. Дар особенной иронии - чуть ли не научной - настолько мотивированной, что даже дураки смеялись, а в ярость приходили только подлецы. И спокойствие, почти веселое - спокойствие человека, который абсолютно точно знает, что он прав, и умеет это доказать.
Правота - непобедимая, в сущности, сила. Против нее - только пистолет...
Главное - у Старовойтовой был совершенно необходимый для российского политического деятеля, но именно в России наиредчайший талант: она умела через любую подробность, в любом факте, на любом уровне выявить связь между нравственностью и пользой. Что нравственно - только то и полезно - для страны, для народа, для человека. Она и сама была в этом уверена, и каждому могла показать это буквально на пальцах. То есть - скажу на философском, извините, жаргоне - под пресловутый категорический императив она подводила здравый смысл. Это делало ее логику неотразимо захватывающей. Понятной народу. Старовойтова была - народный мыслитель. Как, не знаю, Чернышевский. Как Лев Толстой. Поэтому настоящие люди - которые, как бы мало их ни оставалось, и составляют народ, - пошли бы за ней куда угодно, в огонь и в воду. Поэтому же и в практической работе у нее получалось все.
Так что убить ее надо было обязательно. Если таких людей не убивать, то ведь рано или поздно - а чего доброго, и очень скоро - они, собравшись вместе, найдут выход из положения. Придумают, как прекратить геноцид, сократить численность тунеядцев и безумные расходы на показуху. Отменят диктатуру бюрократов и цензуру демагогов. Отправят вчерашних и позавчерашних преступников на заслуженный отдых. Позволят выбрать в начальники людей новых, порядочных - как минимум, хотя бы не запятнанных стажем в КПГБ. И Россия заживет пусть не богато - не сразу богато, но сразу честно, без страха и лжи. В таком воздухе, который побуждает работать, потому что дает надежду. В котором воспитывать детей правдивыми - имеет смысл. В котором с утра до вечера не раздается истерическое угрожающее вранье, а, наоборот, серьезные люди обсуждают реальные факты, чтобы делать правильные шаги.
Примерно в таком вот невозможном, недопустимо спокойном тоне:
"...В общественном сознании, как и среди лидеров нашей страны, издавна боролись две тенденции - одна на Азию, поворот лицом к Азии, другая связана с подчеркиванием исключительности и уникальности России - между прочим, любая страна исключительна и уникальна. Япония - еще более экзотическая страна, чем Россия, однако приняла западные институты демократии, такие, как многопартийность, парламент, независимую прессу, независимость суда и т.д. Еще одна тенденция связывает нас с Западом и говорит о том, что мы такая же страна, как и все другие, ну, по крайней мере, будем когда-нибудь такой страной..."
Галина Васильевна не учла еще одну возможность, третий путь: лицемерной пародии. Это когда - европейские слова, но азиатские поступки. Мнимая многопартийность, псевдопарламент, независимость шемякина суда, свобода лживой печати. Все, что бывает, когда страной завладевают люди, не способные наводить порядок иначе как средствами произвола. И люди, которым сытно только в мутной воде. Даже если мутная она - от крови.
...Как странно. Я однажды, очень давно, был в гостях у Галины Васильевны - в доме на окраине, на каком-то Трамвайном проспекте. А тут вдруг задумался: адрес гибели - канал Грибоедова, 91 - почему-то мне кажется, что навряд ли она там поселилась только в последние годы. Мало ли как бывает с жилплощадью - вдруг и детство на канале прошло? А мое - в двух оттуда шагах, в доме 79. То есть сразу после войны, когда меня везли по заснеженному булыжнику на санках в детский сад, - ее несли, скажем, навстречу на руках. Она-то на пять лет младше была. Теперь - уже на десять.
1/12/2003
Гром победы, излагайся!
Президент Путин вошел в историю. Это случилось в четверг, не знаю - в котором часу, в кабинете директора Российской государственной библиотеки, под взглядами телекамер.
Г-н президент рассказал избранным специалистам - а те, улыбаясь от счастья, кивали, - какие сейчас нужны учебники по их предмету:
- В них должны излагаться факты истории. Они должны воспитывать людей. Воспитывать у них чувство гордости и за свою историю, и за свою страну... В свое время историки напирали на негатив, так как была задача - разрушить Систему. Сейчас у нас другая, созидательная задача...
Казалось бы, ничего такого сногсшибательного, никаких know-how (если не считать прелестной страдательной конструкции: должны излагаться, - но это уже, как говорится, вопросы языкознания). От Сталина и до Черненко включительно наука история только так и жила, и учебники сочинялись всегда по этому рецепту.
Но теперь, с отвычки, он у многих вызвал приступ тошноты. Даже странно: как если бы не до всех еще дошло, что свое время опять кончилось. Что мы присутствуем при воссоздании Системы. Потому что не разрушили ее.
Двухтактный такой цикл: мы сушили, мы сушили, потом начали мочить, - и тут же набегает встречная волна. Мочим долго и всласть, причем людей, - сушим наскоро, и главным образом - сухари.
И фарс повторяется именно и непременно как фарс. В данном случае - один к одному: так и видишь товарища Жданова, как он разъясняет Шостаковичу и, не помню, Прокофьеву законы гармонии - наигрывая для примера "Чижика" одним пальцем.
Но сходство, между прочим, только внешнее. Те композиторы были гении. А Жданов был самодур. И усмехнуться - значило погибнуть. А кивалы-академики, обсевшие президента в четверг, - люди совсем другого сорта. Зубрежка тех учебников - созидательного цикла - не проходит даром, поражая наподобие кариеса ум, честь и совесть, и те уже в таком поврежденном виде передаются последующим поколениям.
В данном конкретном случае столпы науки моментально перевели разговор на бабки. Типа: вы - купец, у нас - товар. Найдутся, мол, и такие учебники, каких вам желательно, в аккурат на ваш вкус, - но! Спасибо - некрасиво, надо денежки платить. Двойную, например, цену.
Чтобы никто не подумал, что это я так шучу, привожу отчет о торге, напечатанный в "Известиях":
"Ученые пожаловались на низкие гонорары: им достается всего 3-5% от стоимости учебника, надо 7%. Путин попытался на месте решить вопрос..."
