Боевики вошли в Дагестан под зеленым знаменем джихада — священной войны против неверных — и обещали создать исламское государство, которое должно было объединить Чечню и Дагестан. В самом Дагестане к ним присоединились ваххабиты. О них уже несколько лет говорили как о новых и опасных врагах, которые будут пострашнее обычных бандитов из Чечни, потому что ваххабиты намерены оторвать от России Северный Кавказ и создать самостоятельное исламское государство.
Кто такие ваххабиты? Откуда они взялись?
Ваххабизм — это религиозно-политическое течение в суннитском исламе. Оно возникло в Аравии в середине XVIII века на основе учения Мухаммада абд ал-Ваххаба. Он говорил о том, что мусульмане отошли от принципов, установленных Аллахом, польстились на ненужные новшества, поэтому необходимо очистить ислам, вернуться к его изначальным установлениям.
Ранних ваххабитов отличали крайний фанатизм в вопросах веры и экстремизм в борьбе со своими политическими противниками. Ваххабиты призывали к джихаду — священной войне против мусульман, отступивших от принципов раннего ислама.
Ваххабиты есть в странах Персидского залива, в Индии, Индонезии, Восточной и Северной Африке.
В Саудовской Аравии ваххабизм — основа официальной идеологии. Считается, что ваххабизм проник на Северный Кавказ, когда мусульманам разрешили совершать хадж и они стали ездить в Саудовскую Аравию. Потом саудиты сами стали приезжать на Северный Кавказ. Они привозили с собой религиозную литературу и деньги на строительство мечетей, но, как минимум, часть этих средств уходила на закупку оружия.
Первая чеченская война способствовала распространению крайних форм ислама на Северном Кавказе, как, впрочем, и в других районах России, где молодые мусульмане сочувствовали своим единоверцам в Чечне.
Война в Чечне заставила исламскую молодежь в самой России осознать свою принадлежность к мусульманскому миру, почувствовать свое единство со всеми, кто исповедует ислам. Появились, говоря сегодняшним языком, новые мусульмане. Причем новое поколение, похоже, выбирает радикальный ислам.
Можно смело говорить о существовании всемирной исламской солидарности. Ведь ислам не признает границ, ислам безграничен. Любая страна, где исповедуется ислам, является родиной любого мусульманина. Вот почему исламисты считают возможным и необходимым приходить на помощь единоверцам по всему миру, в том числе в Чечне или Дагестане.
Есть одна ошибка, которую делают многие. Ислам воспринимается как идеология отсталости, как нечто устаревшее, реликт прошлого времени. Но для самих мусульман ислам — очень современная идеология, которой принадлежит будущее.
Подъем исламизма всегда имеет под собой социальную основу. Он возникает там, где люди недовольны жизнью. В современном мире ислам превратился в мощное орудие социального и политического протеста.
Исламский фундаментализм — это стремление вернуться к некоему идеальному прошлому. Фундаменталисты отвергают все формы политической демократии и требуют строжайшего подчинения законам шариата. На практике это ведет к религиозному фанатизму, когда культивируется стремление умереть за ислам в борьбе с неверными.
Преимущество исламской культуры перед западной, утверждают теологи, заключается в ее большей духовности. Исламские теологи запрещают есть мороженое мясо, играть в шахматы, слушать эстрадную музыку. Они запрещают разводы, требуют от женщин носить чадру и вводят телесные наказания, вплоть до отсечения руки вору и побивания камнями за супружескую неверность. Инакомыслие рассматривается как болезнь. Тюрьмы приравниваются не только к больницам, но и к университетам, где заключенные «познают правду об исламе, где они сознаются в своих проступках и раскаиваются».
Агрессивный фундаментализм быстро приводит радикально настроенную молодежь к идее террора. Террор — это метод, который нравится всем, кто хочет очень быстро добиться своих целей и заполучить то, чего он желает, — власть, деньги, оружие. Террор — это попытка малыми средствами добиться больших целей. Исламские боевики в Чечне легко вербовали молодежь. Эти молодые люди охотно поддавались внушению и считали, что сражаются за благородное дело.
Вступление в боевой отряд возвышало молодого человека над сверстниками. Он получал доступ к оружию, взрывчатке.
Причем боевики, имея весьма слабое представление о религии, стремились выставить себя пламенными приверженцами ислама. В результате ваххабизм стал синонимом террора, экстремизма, радикализма.
Большая часть дагестанских ваххабитов далека от политики. Все, чего они хотят, — это иметь возможность исполнять каноны ислама так, как они считают нужным. Осенью 1998 года они установили свою власть в селах Карамахи и Чабанмахи. Но тогда Москва не видела оснований применять оружие. Министр внутренних дел Сергей Степашин сказал ваххабитам:
— Если хотите соблюдать исламские обряды и традиции — соблюдайте. Никто вам мешать не станет.
Но чеченские боевики видели в ваххабитах своих естественных союзников в борьбе за единое исламское государство. Боевики, верно, считали, что Москва не решится на вторую чеченскую войну. Тем более, что правительство возглавлял Сергей Степашин, однажды погоревший на Чечне.
8 августа Степашин прилетел в Махачкалу, чтобы организовать отпор бандитам, но развязывать настоящую войну он не хотел. Желание Степашина избежать жертв стоило ему карьеры.
ДОБИТЬ ВРАГА В ЕГО ЛОГОВЕ
Боевики Хорошо подготовились к операции в Дагестане. Находившихся там федеральных сил было недостаточно. Хотя Степашин рассказывал потом журналистам, что, еще начиная с марта, готовился план ведения боевых действий в Чечне:
— Мы планировали выйти к Тереку в августе—сентябре. Так что это произошло бы, даже если бы не было взрывов в Москве. Я вел работу по укреплению границ с Чечней, готовясь к активному наступлению...
Боевики не ожидали, что получат мгновенный и жесткий отпор. В Дагестан перебросили дополнительные силы, и 11 августа началась крупномасштабная операция по уничтожению боевиков.
Федеральные войска умело действовали в Дагестане, не так, как в первую чеченскую войну. Новая тактика формировалась под влиянием современного мирового опыта — подавление авиацией и артиллерией огневых точек, расчленение и окружение отрядов противника, отказ от традиции брать населенные пункты к заранее установленной дате или к празднику. К 24 августа боевики были выброшены из Дагестана.
Но тут произошла новая беда. 4 сентября взорвали дом в Буйнакске — погибло больше шестидесяти человек, 9 сентября — первый взрыв в Москве, погибло около девяноста человек, 13 сентября — второй взрыв, больше ста двадцати жертв. И уже после того, как боевиков выбили из Дагестана, прогремел новый взрыв в Волгодонске, семнадцать погибших.
Это были хорошо подготовленные террористические акты.
С самого начала исходили из того, что взрывы — дело рук чеченских террористов. Эти взрывы не были ответом на поражение в Дагестане. Их готовили загодя. Когда один теракт следует за другим, это и есть классическая стратегия напряженности — попытка запугать целую страну.
Из всех видов терроризма страна столкнулась с худшим. Вести борьбу с исламским экстремизмом невероятно трудно, добиться настоящего успеха и полностью себя обезопасить практически невозможно.
Террористические группы исламистов очень трудно обнаружить. Это тесно связанные между собой кланы численностью в несколько сот человек, из них лишь немногие посвящены в дела террора.
Кто-то разрабатывает такие операции — надо знать, что и как взрывать. Кто-то вербует и обучает боевиков. Кто-то предоставляет большое количество взрывчатки и умело собирает взрывное устройство. Кто-то снабжает группу поддельными, но надежными документами. Кто-то обеспечивает им поддержку — доставляет в город, снимает квартиры, предоставляет машины — угнанные или с фальшивыми номерами.
Тогда никто и представить себе не мог, что эти события радикально изменят политическую жизнь России.
Если бы не чеченская война, Путина считали бы промежуточным премьером. Возможно, и у него нашелся бы сменщик. Но в военной ситуации его напор и решительность выгодно контрастировали с вялостью предшественников.
Взрывы в Москве и в других городах изменили настроения в стране. Люди почувствовали себя беззащитными, они хотели, чтобы их избавили от страха новых взрывов. И вдруг появился защитник, который излучал уверенность, который обещал наказать преступников и начал действовать жестоко и беспощадно.
Путин олицетворял надежную власть, которая не страшится угроз, не боится проблем, а берется их решать, не огорчается, не кряхтит, не жалуется на трудности, а напряженно работает и все успевает.
