А дух, душа и разум,
Любовь и боль всех лет –
Всё это канет разом
В пространство,
воздух, свет.
Которые – повсюду.
Не былка, не звезда –
А я – невидим – буду
Во всём, везде, всегда.
Борис Сиротин ДОРОГА НА ВАЛААМ
МАКАРЬЕВ МОНАСТЫРЬ
– I –
Серебряной воды литая ширь –
Нет цвета и скромней и благородней…
И вдруг возник Макарьев монастырь,
Стоит как на ладони на Господней.
Под цвет воды седые купола,
И словно из ракушечника стены…
Не Волга ли обитель создала
Из самой чистой, драгоценной пены?
Итак: взметнулись волны, высоки,
Из глубины реки, и на пределе,
По мановенью легкому Руки,
Приобретая форму, затвердели…
– II –
Но это – сказка, быль куда мрачней…
Мрачней ли?
Невдали от волжской глади,
Среди лесов дремучих и камней
Макарий поселился Бога ради.
Сперва в норе ютился, яко зверь,
Вельми оброс, но плотию и духом
Окреп – и перед ним открылась Дверь
И твердь проник он зрением и слухом.
Шёл гул в небесной тверди и земной,
Но многие он голоса расслышал,
И среди них нездешний, но родной,
Отчетливый и властный голос –
свыше.
"О Господи! – Макарий возгласил
И ниц упал, – о Господи, помилуй!"
А с высоты: "Тебе отныне сил
Прибавится, владей небесной силой!"
И так вот день за днем, за годом год
Рос монастырь, и нет нужды, пожалуй,
Описывать, как братии невзгод
И радостей пришлось вкусить немало.
Размашисто сверкали топоры
И пели пилы то взахлеб, то строем.
Оправдывались Божии дары –
Храм вырастал, широкоплеч и строен.
И расступился вековечный лес,
И блеск крестов стал виден издалёка,
За этот-то святой и тонкий блеск
И зацепилось вражеское око.
А далее – в тесовые врата
Свирепые полночные удары,
И гром и треск, огни и теснота
От лошадей,
и длинный вопль: "Та-та-а-ры!"
И на пороге кельи со свечой
Восстал Макарий:
"Хан Казанский, ты ли?.."
И задышали смрадно, горячо
В лицо ему, схватили и скрутили.
И поясной поглаживая нож,
В Казани хан на пленника воззрился,
И мысль мелькнула: статен и пригож,
И предо мной, гляди-ка, не смутился.
Но грусть в очах… И может, сгоряча
Ногою топнул, извергая ругань,
По-басурмански страже закричал:
"Зачем спалили вы обитель друга!"
"Ведь ты мне друг? –
зубами заблестел. –
Хороший друг и золотой строитель,
Но земли на Итили – мой удел,
Поставь подальше новую обитель!"
Макарий этой дружбе был ли рад?
Ушел, сжимая кулаки до хруста…
Но истинно в народе говорят:
Святое место не бывает пусто.
Об этом – позже скажем, а пока
Макарий ставит монастырь на Унже.
Веселая и чистая река,
Хотя не Волга – глубока, но уже.
Но рыбы-то не мене в сей реке,
И стерлядью обильна, и белугой,
И значит, от нее невдалеке
Жить хорошо –
вдоль леса да средь луга.
Молиться славно – небеса близки,
Когда к ним глас возносишь –
и отворится
Вновь дверь во твердь,
но уж седы виски,
И Бог призвал Макарья-чудотворца.
– III –
А монастырь на Волге? Двести лет
Святое место было в запустеньи,
Но падал на него особый Свет,
И вот, гляди, пришли, возводят стены.
И храм возводят, благо что Казань
Давно уже под дланью государя
Всея Руси, – и всколыхнули рань,
К заутрени торжественно ударя.
– IV –
И монастырь Макарьев процветал,
Здесь ярмарка гуляла что ни лето:
Он процветал,
но всё ли соблюдал
Тишайшего Макария заветы?
Всё боле здесь к духовному ко сну
Склонялись, ели-пили до отвала,
И денег в государеву казну
Отсюда ни гроша не поступало.
Луга, озера, пашни и леса,
И рыба в Волге, –
всё как божья милость…
Однажды содрогнулись Небеса –
И в купол храма молния вонзилась.
И то был Знак, предвестие конца,
И поначалу заскорбели в страхе
И самые замшелые сердца,
Но вскоре снова ожили монахи.
А трещина от молнии росла,
Но недосуг латать, да и накладно…
И как-то летом, некого числа,
Внутрь храма
рухнул барабан громадный.
Он в пыль разнёс резной иконостас,
И благо, храм был пуст, но ещё пуще
От этого был страшен чёрный час,
Что возвестил о временах грядущих.
Монашество скудело на Руси,
Ветшала первородная основа,
Что сохраняла Божий Дух и Слово,
А Слово – сам Христос на небеси.
И вкрадчивый лжепросвещенья яд
Вползал
и отравлял сердца и души,
И все пошло и вкось и невпопад,
Подтачивая Русь и тихо руша.
Что было дальше – стоит ли вещать,
Нашло на Русь кровавое веселье,
И каинова черная печать
Легла на лица, светлые доселе…
– V –
И вот во храме Троицы Святой
Вершим молебен в XXI веке,
И гулок храм, огромный и пустой,
А мы не все ль духовные калеки?
Возносит крест отец Вениамин,
И мы склоняем головы, и лики
Со стен взирают:
есть ли хоть один
Средь нас
Господень труженик великий?
Хоть полустерты фрески, но глаза
Святых такие пристально живые!
Они все помнят: как нашла гроза
На храм, как рухнул купол;
клоним выи
Все ниже…
Неужели правда – нет
Нам искупленья, Боже!..
Но так кстати
Из купола нисходит ясный свет,
Исполненный
вечерней благодати!
И верится, что будет сей собор
Не просто
восстановлен между делом,
Но оживёт всё духом и всем телом;
И искупится Божий приговор.
Да будет дух наш бодр,
