Газета День Литературы - Газета День Литературы # 102 (2005 2)

и вода быть спокойной не в силах,

и взбешенное солнце

нам дух обжигает и плоть,

потому что весь мир

и навершие мира — Россию

не для торжища общего

создал когда-то Господь.

Мир тошнит от акафистов

в честь «распродать и потратить»,

не приемлет Земля

монетарного Зверя печать.

Никогда за историю

Русью не правил контрактник,

как Вы сами просили

однажды себя величать.

Что ни шаг, то провал,

что ни выстрел, то мимо и мимо.

Мономахова шапка

на слабых макушках трещит.

Даже пуделю ясно,

что лжедемократия — мина,

что лишь властная воля —

спасение наше и щит.

Я не лезу в стратеги,

а также в советчики власти,

я со всеми иду,

спотыкаясь, шатаясь, греша.

Не хочу Вас учить,

что не в деньгах, мол, русское счастье,

но когда только в них —

пропадают страна и душа.

Да, страна не матрёшка,

её не продать на Арбате.

Сбросят царство Кащеево

Вождь и народная рать.

Ну, а вас она вспомнит,

что был-де такой гастарбайтер

или строгий отец —

это Вам, президент, выбирать.

Мне неважно, глаза твои

круглые или косые,

что записывал ты

в приснопамятной пятой графе,

но когда твоё сердце

трепещет при слове «Россия»,

значит, вправе бродить

по её первозданной траве.

Я не знаю, что ждёшь ты

от Бога, от власти, от века,

но когда твою родину

топчут бандиты и блуд,

ну а ты без конца

верещишь о правах человека,

то уж точно известно,

что ты — из породы иуд.

Мне неясно, зачем

мечем мы перед свиньями бисер.

Неизвестно, когда

к нам на помощь придут небеса

и в каком государстве

Спаситель наш будет прописан,

но уж точно не в том,

где нам долларом застят глаза.

Но мне важно и ясно,

я в этом, как в солнце, уверен

и об этом для всех,

кто услышать захочет, пою,

что ни доллар, ни мор,

ни шестёрки библейского Зверя

уничтожить не в силах

священную землю мою.

Не затем, чтоб с грехами расстаться,

Не для праздных томлений души

В оны веки к пустынникам-старцам

Наши гордые прадеды шли.

И какой-нибудь грозный воитель,

Весь в былых и грядущих боях,

Перед тем, кто жука не обидит,

На коленях смиренно стоял.

Чтоб любовь и во мраке дышала,

Чтоб в жестоких трудах бытия

Возвышалась, добрела, мужала

Дорогая Россия моя.

Я верю, что Россия уцелеет.

Не потому, что лучше стран иных,

Что витязи её служить умеют

За нищенские деньги

И не ныть.

Что женщины российские красивей,

Что мир не раз от гибели спасла.

Не может зло расправиться с Россией,

Поскольку никому не помнит зла.

У карты бывшего Союза,

С обвальным грохотом в груди,

Стою. Не плачу, не молюсь я,

А просто нету сил уйти.

Я глажу горы, глажу реки,

Касаюсь пальцами морей.

Как будто закрываю веки

Несчастной Родине моей…

То ли ангел, то ли бес

Простирает сверху руку —

Дождик, падая с небес,

Моет красный" Мерседес",

Мочит нищую старуху.

Мне уже понять невмочь:

Это жизнь иль доживанье?

Редкий дождь встревожил ночь,

Редкий — редкий, как желанье

Наше ближнему помочь…

Не потому, что вдруг напился,

Но снова я не узнаю —

Кто это горько так склонился

У входа в хижину мою?

Да это ж Родина! От пыли

Седая, в струпьях и с клюкой…

Да если б мы ее любили,

Могла ли стать она такой?

А свои голубые глаза

Потерял я в двенадцатом веке,

При внезапном степняцком набеге

Враз они покатились с лица.

И тогда, чтоб за гибель семьи

Не ушла та орда от ответа,

Я их поднял с горелой земли,

И с тех пор они черного цвета.

Воспетый и в стихах, и в пьесах,

Он, как отец к своим сынам,

Уж много лет как на протезах —

Что ни весна — приходит к нам.

Он и страшнее, и прекрасней

Всех отмечаемых годин.

Один такой в России праздник.

И слава Богу, что один.

Нету в ягоднике ягод,

Палый лист ещё не прел.

Постарел я ровно на год,

Но ничуть не помудрел.

В небо выпорхнула утка

Из седого камыша.

К Богу близится душа —

Это радостно и жутко.

На западе солнце садится светло,

Восток набухает грозою.

Дохнула прохлада, притихло село,

И ливень — как даст! — полосою.

В саду на дорожках взрывает песок,

Сквозь солнце закатное льется…

И кажется, будто рыдает восток,

А запад как будто смеется.

Я своего совсем не помню деда,

Но в этом вовсе не моя вина:

Его взяла великая Победа,

А если проще — отняла война.

Мы с братом на него чуть-чуть похожи,

И правнук тоже, хоть еще малыш.

Совсем не помню деда я, но Боже,

Кого в России этим удивишь?

Над легендарною тачанкою

Плывут неспешно облака.

И ветер песнь поет печальную

В гранитных гривах. На века

Застыли кони оголтелые,

На постаменте солнца блик, —

Кладу к нему букет гвоздик.

Гвоздики красные и белые…

От мира — прогнившего склепа,

От злобы, насилья и лжи

Россия уходит на небо,

Попробуй её удержи.

Я проснулся рано утром.

Ни луны, ни солнца нет.

За стеклом оконца мутным —

Непонятный белый свет.

Ах, да это ты, летучий!

Так лети ж и радуй всех,

Мой пушистый, мой колючий

Сорок третий первый снег.

Вышел в свет IX номер философско-культурологического, традиционалистского, уникального в этом плане для России издания "Волшебная Гора". Сама редакция не манифестирует свой проект как традиционалистский — во всяком случае, в журнале нет соответствующего предуведомления, но заголовки рубрик говорят сами за себя: "Традиционные исследования", "Контртрадиция и контринициация", "Сакральная география и геополитика", "Религиозная философия" и т. д. В ряду прочих выделяется раздел "Образы России", в данном номере всецело посвящённый мировоззрению православных староверов — конкретнее, бегунов-странников, в лице которых перед читателем предстаёт основатель одноимённого староверского толка старец Евфимий. Неоднозначный и пассионарный текст под громким названием "О настоящем в древлецерковном последовании, несогласии с антихристовыми жрецами", несомненно, представляет собой и исторический, и культурный интерес. Надо заметить, что странники, принимая все начала беспоповщины, веруют, что антихрист уже пришел и царствует видимо на земле, в правительственной российской власти, а потому отвергают исполнение всех исходящих от повеления этой власти гражданских обязанностей.