Но не этот актуальный контекст интересовал авторов фильма, отец которых принадлежал одно время к Обществу Св. Пия Х. В центре их внимания – попытка ребёнка послушно следовать всем наставлениям, которые даются священником и строгой матерью. В результате её подготовка к конфирмации становится осознанием греховности собственных желаний, будь то желание съесть лишнее печенье, полюбоваться пейзажем или пойти со знакомым школьником петь в церковном хоре, но в другой церкви. Мария решает «бороться» с соблазнами и доходит до отказа от приёма пищи и лекарств. Помимо заботы о чистоте помыслов, её волнует также болезнь младшего брата, который в четыре года ещё не говорит. Она решает идти на жертвы ради него. В результате «остановки» на пути Марии оказываются этапами на пути к смерти. И авторы рифмуют их с этапами крестного пути Христа.
Эта рифма оправдывается точкой зрения матери, которая считает, что её дочь (которую она доводила до слёз с завидным постоянством) стала святой, поскольку её смерть на глазах маленького брата совершила «чудо» – мальчик заговорил. В финале камера начинает двигаться – и оставляет зрителя наедине с безмолвной панорамой облачного неба.
Нетрудно заметить, что этот фильм, ставший одним из самых сильных впечатлений конкурса, фактически задаёт те же вопросы о гуманизме, о цене человеческой жизни и её ценностях и смысле, которые заявлены как главная тема Берлинале.
БЕРЛИН–МОСКВА
Теги: Берлинале , фестиваль
«К 250-летию откроем всё»
Фото: ИТАР-ТАСС
"ЛГ"-досье
Михаил Борисович Пиотровский (р. в 1944 г., Ереван) - с 1992 года директор Государственного Эрмитажа, член-корреспондент Российской академии наук, академик Российской академии художеств, доктор исторических наук, профессор, декан Восточного факультета СПбГУ, заведующий кафедрой Древнего Востока, исламовед, арабист. Среди научных интересов М.Б. Пиотровского – история Ближнего Востока, Аравийского полуострова, Коран, история ислама, мусульманское искусство. М.Б. Пиотровский – участник археологических экспедиций на Кавказе и в Центральной Азии, автор трудов по арабской истории. Сын известного археолога, директора Эрмитажа Б.Б. Пиотровского, который возглавлял этот крупнейший музей страны более четверти века.
– Михаил Борисович, в этом году Эрмитажу исполняется 250 лет. Музей развивается в том числе с помощью ИТ-технологий, ваш сайт настолько насыщен и интересен, что его не хочется покидать, но как вы видите будущее реального музея?
– Мы считаем, что Эрмитаж – это не объект культурного наследия, а объект культуры. Он приобщает людей к культуре через культурное наследие. Работаем мы по давно разработанной программе, которая называется «Большой Эрмитаж». Смысл её – увеличение максимальной доступности наших коллекций, но это доступность – в глубоком смысле этого слова. Это не просто доступ, открытые двери, но и соответствие самого человека тому, что Эрмитаж ему предлагает. Мы понимаем под этим просвещение, а не, простите за такое слово, халяву. А у нас есть такая социально-психологическая особенность – получить доступ к культуре вот так запросто. «Большой Эрмитаж» – это и Главный штаб, его восточное крыло, и открытое фондохранилище в Старой деревне, которое позволит показать запасники, это и выставки за пределами Петербурга, и музейные центры – тоже за пределами нашего города. Это наконец два интернет-сайта – один обычный, а другой – Hermitage Line, где работающие с нами искусствоведы, журналисты пишут более пространные тексты. Мы используем и традиционные средства общения с публикой – радио, телепередачи, газеты, журналы, фестивали.
В мире постоянно пытаются понять, что такое критерии успеха музея, и часто понимают их бухгалтерски. Но на самом деле критерий успеха музея – это вовлечённость людей, посещающих его, живущих с ним в одном городе, в одной стране, в жизнь данного музея. Такой большой музей, как Эрмитаж, – это очень демократическая культурная институция; он вмещает много людей, он широкодоступен, и в нём всегда можно найти вещи, интересные самым разным людям. Важная часть проекта «Большой Эрмитаж» – это открытость музея городу. Мы получили не только восточное крыло Главного штаба, но и Александровскую колонну, и сама Дворцовая площадь стала как бы частью Эрмитажа. В Малом Эрмитаже будет тоже выставочный зал на первых этажах, где были когда-то конюшни и манеж. Возможно, он будет работать и вечером и у него появится своя программа, рассчитанная на молодую аудиторию. А в Старой деревне завершилось строительство уже второго корпуса фондохранилища, где будут и реставрационные лаборатории, и экспозиция, и туда начнут пускать посетителей по предварительной записи. Но будет и третий корпус – стеклянное здание Публичной библиотеки Эрмитажа, который откроют не только для специалистов, но и для широкого читателя ( Михаил Борисович показывает маленький макет у себя на столе ). Надеюсь, камни бросать в стеклянные стены не станут ( смеётся ). И здесь же будет Институт костюма – хранилище исторического костюма, место проведения акций, связанных с костюмом.
Мы любим технологии, но они должны быть помощником, а не командиром. В музее выставляются и хранятся подлинные вещи. Виртуальный мир не должен заменять реальный. Но виртуальность позволяет «потрогать» вещи. Музей же – это сама правда, там всё подлинное, а виртуальность может оказаться и ложью.
– Виртуальный Эрмитаж на сайте – не совсем то, что настоящий музей?
– Да, сайт рассказывает о музее, но при этом там есть виртуальные выставки, которых в самом музее нет. Это не настоящий музей, и пытаться заменить его сайтом невозможно. На сайте предметы можно крутить, смотреть с разных сторон, увидеть мазок художника так, как не увидишь на картине. Мы должны эти технические возможности использовать. И наши эрмитажные спутники-центры должны показывать подлинные вещи, даже если их немного.
– Вы заговорили о вашем чудном хранилище и библиотеке, а что с Биржей?
– Мы имеем рецепты на разные случаи жизни города, и когда встал вопрос с Биржей, откуда уехал Военно-морской музей, мы предложили сделать там музей геральдики или иначе – музей герба и флага. Здесь можно разместить наши колоссальные коллекции, связанные с атрибутами русской государственности: награды, мундиры, символика военная, знамёна и пр. Мы могли ещё раньше получить на это деньги, но решился этот вопрос только сейчас, когда оказалось, что реальные пользователи с деньгами ничего с Биржей сделать не смогут, потому что там масса ограничений на использование.
– Вероятно, передача Эрмитажу – это лучшее, что могло случиться с Биржей в наше время.
– Там может быть только музей. Пока это ведение Комитета по государственному контролю, использованию и охране памятников – они переведут котельную с угля на газ, сделают самые спешные ремонтные работы, а потом подключимся мы. Там прекрасный огромный зал.
– Геральдические «мелочушки» не будут задавлены пространством?
– Это может быть зал для церемоний, торжественных награждений, которого в городе пока нет.
– «Зала для славных торжествований», как назывался несохранившийся с ХVIII века дворец.
– Да, там могут проходить торжественные собрания, военные церемонии. Кстати, геральдические вещи – это и огромные предметы – знамёна, флаги, в том числе трофейные, гербы губерний, общегосударственные, это государственные награды, гербы русских семейств, фарфор и ювелирные вещи с гербами, военная форма, военный костюм и военная символика, включая рыцарские доспехи. Когда это будет все вместе, то люди, приходящие на какую-нибудь церемонию, дети, школьники, смогут увидеть все века русской славы и государственной символики. Это своего рода школа государственных символов. Надеюсь, это будет не хуже, чем Военно-морской музей, который формировал людей моего поколения.
Столица переехала в Москву, но сам облик центра города, ансамбль стрелки Васильевского острова, Зимний дворец создают величественный образ, полный государственного блеска и величия.
– Трудно представить себе более удачное место для демонстрации государственного величия, чем ампирные пространства Тома де Томона.
– Конечно, даже статуи, которые там находятся – Время, Правосудие, Процветание и другие, – все эти аллегорические фигуры вполне подходят для государственной символики.
А «мелочушки» – современная технология позволяет их красиво проецировать на экран.
Здание Главного штаба было значительно хуже, чем Биржа, когда оно нам досталось. Когда уехал архив, там был страшный вид. А в фондохранилище в Старой деревне много лет стояли просто стены без крыши – не было денег. Справились[?]
