Даже и в пресловутом «социалистическом реализме» можно распознать попытку создания (хоть, зачастую, и в совершенно уродливой форме) своего рода житийной литературы, побуждающей человека к праведной и созидательной жизни.
Для русской литературы характерны напряженный поиск истины и высшего смысла, жажда правды и устремленность к идеалу.
И вместе с тем в русской литературе воплотилась присущая русским — как никакому, наверное, другому народу — самокритичность, вечная неудовлетворенность настоящим и ощущение собственной греховности и несовершенства.
Неудивительно, что Томас Манн назвал русскую литературу «святой»…
С этой-то Россией и ее великим духовным наследием пытаются бороться наши герои, видя в этой борьбе смысл жизни и не останавливаясь при этом перед самыми крайними мерами.
Они заявляют о себе как о националистах. Хотя тот строй идей, которые они исповедывают и который в свое время, в годы Второй мировой войны, им доводилось даже внедрять на практике — есть не что иное как «обыкновенный фашизм». И только непопулярность самого этого слова, тот факт, что оно никак не вписывается в «демократическую» и «правозащитную» риторику той господствующей в нынешнем мире силы, на которую и опираются в своей деятельности наши герои — заставляет последних стыдливо его избегать и умалчивать о некоторых излюбленных, но слишком одиозных направлениях своих идей.
Не станем впрочем придираться к словам и представим наших героев в более мягком варианте — как националистов.
Известный русский публицист начала ХХ века Дмитрий Муретов писал: «Национализм должен быть великим или его вовсе не должно быть». То есть национализм может быть оправдан только в том случае, если нацией созданы великие, всемирного значения духовные ценности, и нация несет ответственность перед человечеством за сохранение этих ценностей, передачу их следующим поколениям, и имеет моральное право приобщить к этим ценностям всех желающих к ним приобщиться. К примеру, если говорить о России, то к таковым, всемирного значения ценностям, относится великая русская культура и православие, основным оплотом которого является Россия. Поэтому, если немецкий, английский или русский национализм еще может быть понятен и оправдан, то украинский или белорусский — не только смехотворны, но безусловно вредны — и в первую очередь для самих этих «народов», закрывая собою доступ их представителям к вершинам мировой культуры.
Кроме того, следование националистической доктрине предполагает всякого рода жесткие меры, предпринимаемые ради защиты упомянутых ценностей. В свою очередь, ценности эти должны быть достаточно значительны — значительность их должна оправдать те возможные жертвы, лишения, ограничения прав и свобод — которые несет нация во имя сбережения этих ценностей.
Правда, теперешние украинизаторы, если у них не выходит с доказательством величия представляемой ими культуры, — начинают, наоборот, прибедняться и часто оправдывают тот произвол, который они учиняют на контролируемой ими территории — необходимостью спасения пусть и не великой, но оригинальной украинской культуры.
Оставим пока в стороне то, что подлинной украинской культуре — культуре народной — никто никогда и не угрожал. Что же касается той «словесности», которая создана сектой украинствующих и которую они пытаются представить в качестве высшего культурного достижения проживающего на Украине народа — то главная угроза для этой «словесности» кроется в ней самой — в ее искусственности, неукорененности, нежизнеспособности.
В любом случае, есть уровни развития — хоть отдельного человека, хоть целой нации — при которых не только приличнее, но и выгоднее, не поучать других, не пытаться их переделать на свой манер, а учиться самому, в надежде хоть сколько-нибудь подняться вверх…
Возвращаясь к национализму, добавим, что ему надлежит быть ответственным. Национализму нельзя превращаться в некую ширму, удобную для прикрытия материальных интересов «национальной элиты». Этим, по крайней мере, не должна исчерпываться его роль. Нужно, чтобы националистическим настроениям элиты сопутствовала готовность возложить на себя ответственность за будущее обустройство хотя бы своей страны. И чтобы, при всем этом, избежать превращения страны в глухой задворок истории: предлагаемая народу в качестве путеводной национальная идея — не должна обрекать народ на духовное убожество и провинциальное прозябание.
Такой опасности не существует, если народ, принявший на вооружение националистическую доктрину, имеет в своей национальной сокровищнице духовные ценности всемирного значения, выработанные прежними поколениями. Ценности, не только раскрывающие перед народом высший смысл бытия и указывающие ему жизненный путь, но и позволяющие ему, в случае необходимости, взять на себя ответственность за судьбу других родственных народов или даже за судьбу всего мира.
Если же подобного рода духовными ценностями всемирного значения народ не обладает, то брать на вооружение идеологию национализма — иными словами претендовать на особую роль — для такого народа преждевременно и нескромно, и сильно отдает самозванством.
Теперь зададимся вопросом: обладают ли украинцы подобного рода всемирной идеей, способной осветить путь человечеству — идеей, ради торжества которой стоит крушить и топтать вокруг себя все и вся, освобождая для нее место. Более того: можно ли «украинской национальной элите» со всеми ее «идеями» доверить судьбу хотя бы одной Украины? Подумать ведь страшно, каких бед способна натворить эта «элита», доведись вдруг свершиться ее чаяньям и свались на нее власть, хоть отдаленно соразмерная ее аппетитам.
В самом деле: ну какой из украинцев (в их обособленном от русской цивилизации состоянии) богоизбранный народ? И к чему богоизбранный? Если имеется в виду «богоизбранность» в деле приготовления украинского борща, танцевания гопака или пения народных песен, то никто на эту «богоизбранность», кажется, не посягал…
Вообще, достойны ли цели, которых добивались самостийники, того, чтобы ради их достижения совершались героические поступки?
Ведь единственной целью, к которой стремились устроители «независимой Украины» (имеются ввиду устроители внутренние, потому что у внешних устроителей цели совсем другие) — является достижение европейской сытости и благополучия. Но подобные устремления ничем, по сути, не отличаются от тех устремлений, за которые самостийники привыкли попрекать бывших советских граждан, якобы ностальгирующих по дешевой советской колбасе стоимостью в 2.20.
В этой связи приходится лишь удивляться тому, какие героические усилия предпринимаются и какие жертвы приносятся — ради достижения пресловутой «независимости», сводящейся в конечном итоге к банальному «колбасному» идеалу. Ибо «независимость Украины», на самом деле есть ни что иное, как стремление представителей одной из частей русского народа, переименовав себя, сойти с предначертанного России пути, освободить себя от той ноши, которую выпало нести русскому человеку и от той миссии, которую ему надлежит исполнить.
И все это ради того, чтобы стать в строй тех стран и народов, идеалами которых является сытость, довольство и благополучие — то есть, идеалы «колбасные».
Однако, чтобы добиться такой цели — незачем проявлять героизм и самопожертвование. Подобная цель гораздо эффективнее достигается посредством простого предательства и приспособленчества.
Неоспоримым тому доказательством служит сама «независимость Украины», провозглашение которой лишь в самой ничтожной степени является заслугой тех, кто проявлял героизм и в преобладающей степени есть продукт массового предательства: начиная с предательства бывшей коммунистической элиты во главе с Кравчуком, которая в один миг сменила красную свою окраску на «жовто-блакытну»; предательства поголовно изменивших присяге «защитников Отечества» и т. д.; и кончая предательством «широких масс», прежде составлявших народ, которые прочитав перед референдумом в руховской листовочке, что в случае соответствующего голосования их ожидает «жизнь как в Европе», предали и кровное свое родство, и великую свою историю, и заветы предков, и все великие ценности, созданные на протяжении этой истории.
Если целью является всеобщая сытость, то стоит ли во имя этого сидеть более двадцати лет в тюрьме, как Левко Лукьяненко? Не проще ли каждому избрать иной, менее героический, стиль поведения? Подобный тому, какой в свое время избрал бывший наш президент Кравчук, который при коммунистической власти возглавлял идеологическое ведомство, а после смены режима стал во главе государства, основанного на той идеологии, с которой он прежде, по долгу службы, боролся. Идеологии менялись, но Кравчук всегда был во главе. Он — такова уж природа этого типа людей — плавал всегда на поверхности, ни при каких обстоятельствах не идя ко дну. И всегда был в сытости и довольстве. Подобного рода цели именно таким образом и достигаются.
