1. Образование и численность религиозной общины
"Религиозное общество есть местное объединение верующих граждан, достигших 18–летнего возраста, одного и того же культа, вероисповедания, направления или толка, в количестве не менее 20 лиц, объединившихся для совместного удовлетворения своих религиозных потребностей" [108].
Инициатива образования религиозного общества принадлежит верующим.
"Для регистрации религиозного общества учредители его в количестве не менее 20 человек подают в органы… заявление о регистрации по форме" [109].
При положительном решении горисполком регистрирует вновь образовавшуюся общину и заключает договор о передаче ей на ответственное хранение молитвенного дома и культового имущества [110]. В настоящее время договор в трех экземплярах, подписанный верующими, заверенный печатью и подписью горисполкома, хранится в горсовете у уполномоченного и в общине. Так возникает "двадцатка". Этим словом обозначается 20 человек, подписи которых стоят в настоящий момент под договором. В постановлении этого слова нет. Следовательно, никакого юридического содержания слово "двадцатка" иметь не может. Это только рабочий термин. Зато практическое значение этого ракового образования на теле церковной общины очень значительно. Но почему именно "двадцатка"? Может быть, закон ограничивает количество членов религиозной общины? Ограничивает со стороны минимума. И слава Богу, что ограничивает минимум, а то было бы еще хуже. Выражение "в количестве не менее 20 человек" употреблено дважды: в ст. 3 и ст. 5, которые мы цитировали выше. Указания на максимальный предел в Постановлении нет и не должно быть. Нет разумных оснований разрешить Петру и не разрешить Ивану войти в состав религиозной общины. Ст. 31 Постановления гласит:
"Все местные жители соответствующего исповедания, направления и толка имеют право подписать договор о получении в пользование здания и имущества храма и после передачи культового имущества, приобретая, таким образом, право участия в управлении этим имуществом наравне с лицами, первоначально подписавшими договор".
Отсюда очевидны четыре вывода:
1. Число членов общины не ограничено "двадцаткой", может быть значительно больше.
2. Чтобы стать членом религиозной общины, не требуется согласие горсовета, уполномоченного или другого государственного органа власти.
3. Органу государственной власти не предоставлено право на отвод из состава религиозной общины отдельных лиц.
4. Закон обуславливает вступление в общину тремя требованиями:
а) Добровольным желанием.
б) Соответствующей конфессией.
в) Местным жительством.
Такова точка зрения Постановления к вопросу об устройстве религиозной общины. Откуда же взялась "двадцатка"?
Уполномоченный при Ферганском облисполкоме Рахимов объясняет: "В законе говорит, не меньше двадцать. Мы берем 20—25, больше не нужно". Действительно, независимо от размеров общины, регистрированных членов общины всюду 20. В общине, где 100 прихожан, регистрируют 20. В общине, где 1000 или 10 000, регистрируют не более 20–ти.
Указание закона "не менее", благодаря распространительному толкованию уполномоченных, получило обратное значение "не более". Ознакомьтесь с численностью общин всех храмов СССР. Это не военная тайна. Убедитесь, что существенных отклонений в численности от мнения Рахимова не будет. Эта точка зрения нигде в законодательных документах не отражена. Однако, она является важным коррективом к законодательству. Везде, где в Постановлении пишется "община верующих" следует читать: "двадцатка". Где пишется "общее собрание верующих", следует читать: "собрание двадцатки".
2. Лишение мирян общественных прав
Но Поток говорит:
"Я ведь тоже народ,
Так за что ж для меня исключенье?"
А. К. Толстой
Свящ. Зинченко
Но, может быть, верующие не хотят вступать в "двадцатку"? Ознакомившись с приложенными к этой книге документами о Ферганских событиях 1974 года, убедитесь, что верующие хотят вступить в общину. Увы, если по закону вступление в общину разрешено каждому верующему местному жителю, то в советской действительности этим правом могут воспользоваться два десятка человек. Не больше. Тщетно просят верующие горсовет и уполномоченного дать им договор для подписи. Им отвечают: "свободных мест нет", "хватит членов", "согласуем", "будем иметь в виду" и так далее.
Бывает и так. В феврале 1974 года Рахимов велел старосте Бущановой подобрать 7—8 человек для пополнения "двадцатки". Люди‑то умирают! Через неделю Рахимов принял у себя в кабинете 10 человек. Среди них инвалиды и ветераны Великой Отечественной войны, бывшие депутаты Верховного и местных советов, делегат съезда КПСС; имеют ордена… В общем, люди, заслужившие доверие Родины. Побеседовав с ними, Рахимов взял от них заявления и поздравил со вступлением в "двадцатку". Десять счастливцев услыхали слова, на которые имеет право всякий советский верующий. Увы, только слова. События начались позже. Получив указание Рахимова, Бущанова дала всем десяти подписать договор в трех экземплярах и отнести в горсовет, чтобы он утвердил их своею подписью и печатью. Тут и начались события. Настоятель храма Зинченко убедил Рахимова, что приглашенные Бущановой люди "не подойдут". Рахимов поручил Зинченко подобрать "подходящих". И Зинченко лично привел к дверям кабинета Рахимова во дворе облисполкома 13 человек.
Снова состоялась беседа и… Рахимов поздравил их со вступлением в "двадцатку". Теперь надо исключить прежних и оформить новых, не ставя в известность общину в лице ее исполоргана. Прием в члены общин не входит в функции уполномоченного.
6 мая 1974 года Рахимов вызвал Бущанову.
— Возьмите карандаш, бумагу, пишите. — Рахимов продиктовал Бущановой список "двадцатки" с фамилиями и адресами.
— А кто такие Черепанова, Тихонов…
— Надо не спрашивать, а писать. Советская власть знает, что делает.
— Но в этом списке нет Неделина, Сысойкиной, меня самой…
— Нет — значит, не надо. Меньше говорить — больше слушать. 13 мая 1974 года в 3 часа дня будет собрание. Разошлете повестки согласно этому списку…, чтобы ни одного лишнего человека на собрании не было!
Тщетно изгнанные пишут жалобы. Справедливость не восторжествует. На этом печальном опыте можно убедиться, что мало иметь право. Надо еще иметь возможность воспользоваться своим правом. Верующие говорят:
— Без нас не будет и вас. Мы даем общине средства на существование. На наши деньги ремонтируется храм, содержится духовенство и причт, регент и певчие, испол органы и бухгалтер, сторожа и уборщицы.
Рахимов отвечает:
— Вы не подписывали договор с горсоветом. Я вас не знаю. Я знаю "двадцатку". Они хозяева храма.
Огромная масса верующих дает "двадцатке" доходы в десятки, сотни и тысячи тысяч рублей и лишена права спросить, как используются эти средства. Верующие не имеют даже совещательного голоса на собрании "двадцатки". Их туда вовсе не допускают. 29 января 1974 года Рахимов лично выдворял верующих не членов "двадцатки" за дверь конторы, где он проводил собрание "двадцатки".
Судя по ранним документам, можно допустить, что авторы законодательства о религиозных культах не предполагали, что их идеи осуществятся в столь уродливых формах. Вот разъяснение этого же вопроса проф. Гидуляновым в 1924 году: "По нашему праву храмы передаются в бесплатное пользование гражданам соответствующего исповедования. С другой стороны, из среды всех пользующихся данным храмом граждан выступает "двадцатка", как минимум для передачи храма гражданам по договору в пользование. На практике возникает вопрос о том, составляют ли группу все граждане, пользующиеся данным храмом, или только двадцать? Для разрешения этого вопроса обратимся к нашему законодательству. Потенциально право управления церковным имуществом принадлежит в с е м местным жителям соответствующей религии, (разрядка здесь и дальше Гидулянова), так как каждый имеет право подписать договор с местным Совдепом (Инстр. § 10).
