поговорим о приятном. Совсем недавно, накануне окончания Паралимпийских игр в Ванкувере, я в этой программе восторгался результатами наших паралимпийцев. Но, кроме того, я говорил о том, что им вряд ли дадут такие денежные премии, какие получили наши олимпийцы-медалисты. Что, конечно, никаких машин класса люкс, для них переделанных, они не получат, никакого приема в Кремле с президентом, конечно, не будет. Все это я предсказал – и ошибся. То есть все получилось ровно наоборот. То есть, действительно, им дали денежные премии, причем сильно увеличили их по сравнению с тем, что должно было быть изначально. Машины они получили. И в Кремле их принимал, поздравлял и награждал президент Медведев.
Повторяю, я ошибся. Вообще, если бы я был человеком самонадеянным, я бы сказал, что скорее всего, это из-за нашей программы – мол, мы подсказали, и они так и поступили. Но я человек не самонадеянный и прекрасно понимаю, что на фоне провального выступления наших основных олимпийцев и блестящего выступления паралимпийцев и без меня догадались, как надо поступить. Так что в своих негативных предположениях я ошибся. И дай бы мне бог почаще так ошибаться.
* * *
В завершение этой передачи я скажу несколько слов. Я хотел бы сказать, во‐первых, что история Катыни все-таки совершенно определенно доказывает: в конце концов правда рано или поздно обязательно становится известна. Это может быть через десять лет, через семьдесят лет, это может быть через сто лет – неважно. Она становится известна. Я это говорю именно в этой программе тем, кто не хочет слышать правды, либо, зная ее, не хочет о ней говорить, причем оправдывая это чувством патриотизма, или, так сказать, своей любви к стране. Так вот, патриотизм и любовь, по моему убеждению, не могут иметь в качестве фундамента ложь. Потому что этот фундамент в конце концов все равно развалится, и тогда-то развалится и патриотизм, и любовь к стране.
История Катыни, на мой взгляд, доказывающая, что правда все-таки вырывается наружу, не позволяет сомневаться в том, что Сталин был преступником. И не только один Сталин. Что люди, его окружавшие, были преступниками. И что их были не только сотни и не только тысячи, но даже и миллионы. Потому что партия, которую он возглавлял и которая принимала все решения, была преступной партией. Неприятно это говорить, но когда-нибудь надо. И я считаю, что до тех пор, пока будут сопротивляться этой правде, не давать ей возможности выйти на поверхность, это будет как кандалы на ногах страны и страна не сможет сделать широкий и свободный шаг. Придется признать эту правду. И чем раньше, тем лучше, потому что тогда это будет светлый день не только для России. И об этом, еще раз хочу подчеркнуть, говорит то, что произошло в Катыни.
* * *
Совсем недавно я встречался со студентами МГИМО, разговор шел о разных вещах, в том числе об интернете. И у студентов возник вопрос: не вытеснит ли интернет телевидение? Я сказал, что, по-моему, нет. Я вспомнил, что, когда возникло телевидение, пошли разговоры, что из-за телевидения исчезнет кино, исчезнет театр. Но, как видите, не исчезли. Но потом я стал размышлять над этим и подумал, что если телевидение будет закрыто для острых разговоров, для серьезных дискуссий по социальным и политическим вопросам, для критики властей, тогда, может быть, тут и произойдет для него смерть.
Я об этом подумал после того, как прочитал интервью Андрея Лошака с Андреем Хартли. Если вы не знаете, кто это, то я вам напомню очень коротко. 31 марта вот этот господин Хартли на своей машине Ford Focus ехал по Кутузовскому проспекту в сторону области в крайней левой полосе. И вдруг навстречу ему выезжает оттуда, навстречу BMW седьмой серии, то есть здоровенная представительская машина, и прямо упирается ему в капот, мол, давай, уступай дорогу. Но он не стал уступать, он взял свой фотоаппарат, установил на видео, вышел с этим фотоаппаратом, стал снимать, подошел к этой машине и попросил хозяина представиться. Тот хлопнул дверью, не стал отвечать. Из этого BMW вышел шофер и попытался отнять камеру у Хартли. А тут из другой машины вышел какой-то человек и говорит: «Ты чего?» Тогда этот шофер понял, что ему лучше ретироваться. В общем, так закончилась эта история, и Хартли разместил это видео в интернете. Было огромное количество ответов, восторженных, поддерживающих и так далее. И Лошак с ним встретился и сделал интервью.
Я не собираюсь вам пересказывать содержание этого интервью, можете сами прочитать его в интернете. Но я хочу сказать, что я подписываюсь под каждым словом господина Хартли. В частности, под тем, что «надоело бояться», под тем, что «надоело мириться с высокопоставленными чиновниками, которым плевать на тебя, да и на закон», и что «надоело молчать». И по поводу молчания вот что я хочу сказать. Если пресса, как печатная, так и электронная, будет молчать, то в этом случае интернет их, конечно же, заменит. И если, задавая свои вопросы, студенты МГИМО, элитного вуза, именно это имели в виду, то, как мне кажется, они были правы.
* * *
Ровно двадцать четыре года тому назад, 26 апреля 1986 года, произошла катастрофа на Чернобыльской атомной электростанции. Если вам достаточно лет, чтобы помнить то время, то вы помните о том, что вам об этом тогда ничего не сказали. Ни одно печатное СМИ, ни одно радио, ни одна телевизионная станция ничего об этом не сообщила. Ни 26, ни 27, ни 28, ни 29, ни 30 апреля, ни 1 мая. И, кстати, о 1 мая. В этот Международный день солидарности трудящихся наши трудящиеся участвовали в парадах в разных городах, в том числе и в Киеве. В Киеве этот день был пасмурный, серое небо, и шел мелкий противный дождь, радиоактивный дождь. Только те, которые шли с детьми под этим дождем, этого не знали. Кое-кто знал, в частности, партийное руководство, конечно, они-то знали. И они вывезли своих близких и любимых из города Киева подальше. Партийная элита так понимала свой долг перед народом.
Вы скажете, что это дела давно минувших дней? Я согласен. Но это дело, которое надо помнить хотя бы для того, чтобы не забывать, в чем все-таки главный смысл журналистики. Он не в том, чтобы кому-то доказывать свою точку зрения. Он не в том, чтобы красоваться на бумаге, или в эфире, или на экране. Смысл и долг журналиста только в том, чтобы
