В Германии все не так. Попрошайку с ребенком на руках здесь не встретишь – привлечение детей к подобному бизнесу строго наказуемо. Если в России на одного побирушку приходится 2—3 контролера, то здешние нищие работают исключительно на себя.
Антураж на пожертвованиях не отражается. Просящий подаяние нередко одет не хуже тех, к милости кого он взывает. Более того, находясь «при исполнении», он может весело беседовать с кем-то по мобильнику, слушать через наушники музыку, читать книжку или газету, пить кофе из пластикового стаканчика, перекусывать гамбургером. И при этом прохожие не перестают бросать в его «подвалку» мелочь, за которую он благодарит их легким кивком головы.
Немецкие попрошайки разительно отличаются от российских. Они не навязчивы, хорошо понимают слово «нет». Цирковых трюков (изображение эпилептического припадка, расчесывание «кровоточащих язв», исполнение длинных молитв и взываний к милосердию, рыданий и завываний из серии «Мы люди не местные», как правило, не практикуют.
Унижения здесь не в моде, но это вовсе не означает, что у немецких побирушек отсутствует творческая фантазия. Особой одаренностью отличаются наши земляки. Любо-дорого понаблюдать за их «работой». Готовя этот материал, я провела вместе с ними несколько «рабочих» дней, пообещав не указывать названия города, где они промышляют – одни стесняются быть узнанными родственниками и знакомыми. Другие не хотят выдавать «рыбные места». Вдруг наши читатели, ознакомившись с материалом, схватят старый половичок с кроличьей шапкой-подвалкой и, репетируя текст: «Дай мне 1 евро!» сломя голову рванут в конкуренты.
Вальдемару 54 года, бывший омич. Говорит, что получает социал, на который наесться, в принципе, можно, но напиться – никак. Проживает в небольшом городке, откуда приезжает на велосипеде «на охоту» в город Х. Просить в своем городке стесняется. Там живет его бывшая жена, сын и теща, которую он боится больше, чем своего социального «консультанта», встреча с которым сулила бы Вальдемару прекращение милостыни социального ведомства. Попрошайкой он себя не считает. Представляется самодеятельным артистом, ибо не весь день сидит сиднем, а время от времени срывается на ноги и бьет чечетку под аккомпанемент своего магнитофончика. Получается у него скверно, но прохожие все равно подают. Сколько удается срубить в день? Военная тайна, но на выпивку, говорит, хватает.
Сашке – 29, он – бывший карагандинец. Уже лет 10, как свалился с последней ступеньки социальной лестницы: трижды сидел, дважды лечился от наркомании. Побирается лет пять. Говорит, что удачно. Сидит на пешеходной зоне с двумя шляпами – мужской и женской. На мой вопрос, зачем вторая, отвечает, что открыл филиал и предлагает мне испытать милосердие в действии. Я бросаю пятидесятицентовую монету в женскую шляпу с полями, и оттуда раздается истерический женский хохот. Повторяю трюк с мужской шляпой – сразу же раздается громкий «пук». Теперь мне понятно, отчего у Сашки такие урожайные сборы. «А что? – смеется он. – На игрушки я потратился, народ хохочет – и им удовольствие, и мне – доход».
40-летний Яша 9 лет назад приехали из Новокузнецка. Считает себя привилегированным попрошайкой, высшей кастой в этом бизнесе, так как просит не для себя, а для животных одного частного цирка, куда удалось пристроиться «собиральщиком милостыни». Целыми днями он разъезжает по населенным пунктам с каким-нибудь несчастным ослом, пони или верблюдом, на шеи которых вешает табличку: «Мы от такого-то цирка. Сезон был очень плохим. Если есть возможность, подайте на пропитание наших животных». И люди подают, видя голодных неухоженных зверей. Некоторые любители животных, порой, жертвуют даже по 50 евро. За разрешение сфотографироваться с пони или верблюдом Яша берет отдельную плату, уже себе в карман. Впрочем, и «звериные подати» частично пополняют Яшин бюджет. «По-вашему, я должен жить хуже верблюда? – возмущается он. – Так у него – два горба, с него и так хватит. Немцы – они же ненормальные: человеку сроду не подадут, а на тварь какую-то – битте шён. Вы не поверите, по полторы тысячи в день собираю на этих уродов!».
Бывшему бишкекцу Вилли 37 лет, прибыл в Германию 12 лет назад. Алкоголик, лишенный родительских прав. Большой затейник. Сидит по-турецки под супермаркетом на сложенном вчетверо байковом одеяле. Металлическая миска для сбора «подати» поставлена им аккурат под игрушечной баскетбольной корзинкой. Прохожие не просто бросают ему монетки, они должны еще и попасть в кольцо корзины. Если попадают, Вилли на губной гармошке исполняет им «туш». Если нет, предлагает вторую, а затем и третью попытку. Представьте себе, «баскетболистов» хватает.
Аркадию 59 лет. Он – бывший одесский скрипач. Говорит, что довольно известен в музыкальном мире Украины. Здесь получает социал, который считает унизительной подачкой для творческой личности. Уже несколько лет играет на скрипке на пешеходных зонах различных городов Нижней Саксонии. В начале подавали плохо, ибо конкурентов на каждом шагу – «как собак нерезанных». Со временем его посетила чудная идейка: перевоплотиться в «слепого музыканта». Купил Аркадий черные очки, трость для слепых и стал играть в этом прикиде. Результаты не замедлили сказаться: он приобрел неплохой, хоть и не новый, автомобиль, оформил его на дядю-пенсионера и гастролирует теперь со скрипичными концертами на дальние расстояния. В своем «маскараде» этот потомок Паниковского зарабатывает куда больше своих коллег. «Уверен, на моем месте многие были бы не прочь оказаться, – сказал мне Аркадий на прощание. – Если не каждый».
Ой, не думаю. Переступить этот психологический барьер дано не всякому. Для этого надо иметь особый склад психики, ведь в благополучной стране попрошайка – это не уровень финансового состояния. Это – образ жизни, добровольно выбранная профессия, рассчитанная на милосердие окружающих. Насколько высок уровень этого милосердия среди наших земляков, подают ли они милостыню? Вот результаты блиц-опроса:
– В России подаю, особенно старушкам и женщинам с детьми. А здесь – когда как, в зависимости от ситуации, внешнего вида просящих и моего настроения.
– Когда приезжаю на родину, – нет, потом не отвяжешься от стаи желающих подхарчиться от «иностранца». К тому же, у тамошних нищих это – официальный заработок. Не каждый работающий столько зашибает. Правда, для бабулек и музыкантов могу сделать исключение.
– Делать мне нечего! В Германии попрошайничают только наркоманы и алкаши. Причем, просят на дурь и выпивку. Сидят весь день на улице молодые бугаи с синюшными лицами и годами немытыми волосами. Из принципа им никогда не подам!
– Стараюсь по возможности. Ведь попрошайничество выполняет необходимую воспитательную роль, подвигая нас на сострадание и милосердие. Унизившись, признав себя хуже, бездарнее, нищие дают нам возможность быть щедрыми. Это ведь зачастую – слабые люди, которым просто не повезло в жизни. Да и вообще, от сумы не зарекайся. Может, и мне когда-нибудь кто-то подаст.
– Нищенство – это либо психическая неполноценность, либо – «свободная» профессия, эксплуатирующая нашу, порой суеверную, приверженность к состраданию. Что касается «профессионалов», то они вызывают у меня омерзение и злость. Государство оплачивает им квартиру, даёт деньги на одежду, медицинское обслуживание, а они все равно протягивают свою клешню. Считаю, что замеченных в попрошайничестве, надо лишать пособий, а если это нелегалы – немедленно высылать из страны!
– Совершенно согласна с высказыванием драматурга Марии Арбатовой: «Если перед тобой не инвалид и не старик, то давать деньги аморально. Можно накормить человека, если он голоден и можно обучить зарабатывать деньги, если он готов. Остальное – не твоя компетенция, конечно, если у тебя нет мании величия». А еще я где-то читала, что у каждого человека – своя карма, и когда мы ему подаем, то не позволяем ее отработать и начать новую жизнь. Если бы мы все не подавали, то нищенство просто исчезло бы как вид заработка, и эти паразиты пошли бы работать.
