А дома вновь благоухают розы,
Поют бокалы, ждущие вина…
ПРОВИНЦИАЛЬНЫЕ ПОЭТЫ
Живут по глубинкам поэты,
Призванья хлеб чёрствый жуют.
Товарищи солнца и ветра,
Не пустят на ветер свой труд.
Живут в городишках и сёлах
Во имя земной красоты.
Слова их, как зёрна, весомы,
А мысли, как небо, чисты.
Высокое званье поэта
Не криком куют, а судьбой.
И Русь, и большую планету,
Коль надо, прикроют собой...
ВЕСНА
Мчится время ошалело,
И пора считать уже,
Сколько речек обмелело,
Сколько высохло – в душе.
Чаще – соль, и реже – сласти
Всем надеждам вопреки.
Постоянны лишь напасти,
Вот какие пироги.
Я ещё не унываю,
Только солнца дайте мне!
И душа, бинты срывая,
Пробивается к весне!..
***
Лето. Волга. Под ногами – Плёс,
Ветер треплет травы и деревья,
И уткнулся в берег лодки нос,
И о Боге вспомнила деревня.
И дрожит, как лист, берёзы стан,
И за горизонт уходит Волга,
И во всём, конечно, – Левитан:
Гений, и душа, и профиль тонкий.
Ей-же-бог, Европа хороша,
Хороши швейцарские озёра,
Но нигде так русская душа
Не растёт и не стремится в гору…
Не сломаюсь
Елена АВЕРИНА
***
Жалко… я жду развязки…вжимаю плечи…
Колко лучи играют с пятном-наколкой.
Солнце пролезло в форточку, молча мечет
в лучике горсть пылинок над книжной полкой.
Око окна прозрело… игноришь, банишь…
Вот и тебе нашлась золотая ролька –
ниточка птиц… и если её потянешь,
небо до голой правды распустишь только.
Ну почему всегда так… улик засилье…
Будто бы признан почерк уже вселенский:
если на спинах шрамы, то это – крылья,
если рубцы на брюхе, всегда – «по-женски…».
Йода бессилье… тёплый компресс из водки,
душу разрежь и вкладывай… полегчало?!
Стойкий лимонный свет, из чего ты соткан?!
Кажется, из больничных полуподвалов….
Страхи… ползли бы… выкормыши Теурга.
Веточки-руки. Вербы. Бинты и феньки…
А над столом – спасительный крюк хирурга,
а под столом – мучительные… деньги.
Милый ты мой ботаник, почти очкарик,
правдой отравленный… выйди блевать к бакборту…
Если планета наша была бы – шарик,
ох как она б катилась сегодня к чёрту!
Правда… стирать пелёнки… сушить подушки,
тихо ругать правительство и фастфуды,
скромно варить компоты из поздней сушки…
А подежурь с неделю в игольном ушке,
видел бы ты, как ломятся те верблюды…
Да приручили… Страждущие в ответе.
Небо – не рыбе зонтик…Заказан столик.
Лучше, чем все раскрашенные в букете,
просто приходит друг твой и алкоголик…
Света всего три цвета… не плакать – мало!!!
Спектр прозрачных мыслей… переплетаюсь.
Это бельё-быльё… ты меня достало –
Я Твоя Ветка… вешайся не сломаюсь…
ВОТ И МЕНЯ...
Встретили бурно… буйно, почти неловко…
Дети, собаки, птицы рвались из строя…
Так их учили – время и обстановка –
громко встречать преступников и героев…
Грифельно сложно… Просто до вдохновенья.
Вот и улыбки серыми вышли наши…
Тырить триумф. Верить. Варить варенье.
Каждый восторг мне кажется – карандашен.
Туго придётся. Плохо мне на оконце.
Я не люблю обманчиво и игриво…
Лучше никак… А для объятий, солнце,
руки раскидывать рано, дождись обрыва…
в свалку, на пересылку, в поток бурьянный,
в слепо цветущие вишни, в колючки сливы…
Вот и меня удивил одинокий пьяный,
видно же, что несчастный такой счастливый…
Как бы разжать, разъять, разодрать скрепки!
Ржавчину света вымакать белой ваткой,
чтобы весна моя сверху… не так – в щепки…
Просто и плавно, порванною тетрадкой.
В слове «преступник» буквы есть для героя,
Значит, ещё есть смысл играть в плохую…
С кем-то… неважно… пусть будет нас трое.
Я всё равно крест-накрест всех заштрихую… –
свалку и пересылку, и цвет бурьянный,
клейкие почки, клочки и колючки сливы…
Вот и меня обманул одинокий пьяный
тем, что несчастный выглядел как счастливый…
Чашу бытия неспешно пить
Людмила ЩИПАХИНА
***
Клонит возраст к мудрому покою.
А по сердцу хлещут беды мира…
Может быть, чего-нибудь да стою
Я, не сотворившая кумира?
Мне себя не укротить, не сузить.
Так и жить без ноющего страху,
На алтарь возвышенных иллюзий
Положив последнюю рубаху.
И легко, без тягостных депрессий
На пространствах дальних или близких
В тайны ритуалов и конфессий
Проникать сквозь лазерные диски.
А потом от сумрачных открытий
Погружаться в праведное дело?
Ребусы общественных событий
Научась разгадывать умело.
Просветляюсь. Мучаюсь. Мужаю.
Всё внутри. И ничего – наружу.
Никому на свете не мешаю.
Ничего на свете не нарушу.
***
Рвётся обвязавшая пространство
Каждая связующая нить.
…В мире, где царит непостоянство,
Надо одиночество любить.
На пиру похмелье – не на тризне.
И лампада в небе зажжена.
Это – я, Я – есмь. Я – воля
к жизни,
Это мне внимает тишина.
Говорят, под вспышки революций
Где-то правду видели в гробу.
Сообщают – самолёты бьются,
Вылетают денежки в трубу.
Я вдали… Я вижу сон глубокий.
Бесконечный купол голубой,
Белый парус, путник одинокий,
Странник, очарованный судьбой…
О, не покидай, услада жить
Вдалеке от бренного экстаза.
…Надо одиночество любить
И беречь от воровского сглаза.
Чашу бытия неспешно пить
В век, что обворован и оболган.
…Надо одиночество любить
горячо и жадно… И недолго.
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Свести слепого и поводыря
Литература
Свести слепого и поводыря
ОБЪЕКТИВ
Надежда ГОРЛОВА
Надежда Кондакова. Московские письма : Стихотворения. – М.: Молодая гвардия, 2009. – 269 [3] с.: ил. – (Библиотека лирической поэзии «Золотой жираф»).
В стихах Надежды Кондаковой есть поступь и стать. Её лирическая героиня словно воплощает античный идеал «прекрасного без суеты и изнеженности». Ни кокетства, ни жалоб на мужскую грубость, ни сетований на женскую слабость, ни восторженности, ни романтизации.
Нет ропота. Нет розовых очков. Есть ясновидение собственной жизни и истории страны. Приятие всего. Приятие, полное достоинства и без тени равнодушия. Осознанная боль, которую терпят, потому что понимают: она послана свыше, это Бог нас правит, как Свой инструмент. А не рвутся от неё в животном страхе, ничего не понимая, но только чувствуя: больно.
Наибольшая глубина и высота книги – стихи о России. Судьба Родины проживается как личная судьба и горше собственной. Как сказал Лев Аннинский, автор предисловия к книге: «…русский подвиг сродни героизму Сизифа, тянущего вверх ношу, которая всё равно низвергнется вниз? Возникает странный поэтический эффект, сродни тому, когда, дойдя до края отчаяния, отталкиваешься от неожиданно нащупанного дна». Надежда Кондакова опускается на дно правды сознательно. Критик неслучайно сравнил движение вверх – труд Сизифа – с движением вниз, на дно. Оба движения «по краю отчаяния», но если за край не заступить, то следование безнадёжности станет поступком.
