В 1935 году Т.Д. Лысенко стал академиком академии сельскохозяйственных наук ВАСХНИЛ (он был самым молодым из академиков этой организации).
В декабре 1935 года Т.Д. Лысенко был награждён орденом Ленина.
В 1936 г. Т.Д. Лысенко разработал способ чеканки (удаление верхушек побегов) хлопчатника. Этот агротехнический приём сейчас применяется повсеместно.
В 1939 г. Т.Д. Лысенко разработал новую агротехнику проса,[4] позволившую увеличить урожайность с 8–9 до 15 центнеров с гектара.
В предвоенные годы Т.Д. Лысенко предложил применять летние посадки картофеля для улучшения его сортовых качеств в южных районах Советского Союза. В марте 1941 года за эту работу ему была присуждена Сталинская премия первой степени.
В 1938 году Т.Д. Лысенко стал президентом ВАСХНИЛ. Эту должность он занимал до 1956 года, а потом ещё в 1961-62 годах. В 1939 году он был избран в Академию наук СССР. С 1938 года Лысенко был научным руководителем, а с 1966 года заведующим лабораторией Экспериментальной научно- исследовательской с/х базы «Горки Ленинские».
Хотя Т.Д. Лысенко не состоял в партии,[5] он вёл активную общественную работу. С 1935 по 1937 г. он был членом ЦИК; с 1937 по 1966 гг. — депутатом Верховного Совета СССР. С 1940 года Т.Д. Лысенко — заместитель председателя Комитета по Сталинским премиям в области науки и изобретательства. Он был также заместителем председателя Высшей аттестационной комиссии (ВАК).
ВОЕННЫЕ ГОДЫ
В начале Великой Отечественной войны, когда Академия Наук была эвакуирована в г. Куйбышев, Т.Д. Лысенко выехал в Красноярский край, ставший основной житницей России. Он занимался вопросами повышения урожайности зерна и картофеля в стесненных условиях — при дефиците топлива и посевного материала — военного времени.
Посевы по стерне. Перед посевом озимых культур землю следует вспахать. Но молодые трактористы ушли на фронт, а горючих материалов не хватало. Т.Д. Лысенко предложил сеять озимые по непахотной земле, по стерне,[6] утверждая, что остатки срезанных стеблей колосьев после уборки яровых будут способствовать задержанию снега и нормальному развитию растений. Хотя вначале предложение Лысенко было встречено с недоверием и даже с насмешками,[7] оно оказалось верным. Посадки по стерне озимой ржи дали урожай от 9 до 12 центнеров с 1 га.
После окончания войны агроприем посева по стерне нашёл применение как метод борьбы с ветровой эрозией почв и применялся не только в Сибири и Казахстане, но и в Канаде, Монголии и других странах.
Посадка верхушек клубней картофеля. Ещё одним агротехническим предложением Лысенко была посадка картофеля верхушками клубней. С клубня срезалась верхушка 10–15 грамм, оставляемая для посадки; остальная часть использовалась для питания. Была разработана инструкция населению, как хранить до весны, проводить предпосадочную яровизацию и сажать верхушки картофеля. Все предприятия общественного питания и промышленности, использовавшие сырой картофель, были обязаны срезать и хранить верхушки. Благодаря этому предложению в трудное время войны был обеспечен дополнительный посадочный материал. Этот прием использовался и после войны.
В сентябре 1945 г. Т.Д. Лысенко был награжден ещё одним орденом Ленина за успешное выполнение задания правительства в трудных условиях войны по обеспечению фронта и населения страны продовольствием, а промышленности сельскохозяйственным сырьем.
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ
(мичуринская биология)
Основная цель Т.Д Лысенко была практическая — селекция новых сортов зерновых и овощей и разработка агротехнических приёмов повышения их урожайности. Соответственно, из биологических теорий он выбирал и развивал те, которые содействовали решению данных задач.
Большинство концепций по вопросам селекции и наследственности, которых придерживался Т.Д. Лысенко, были связаны с практической деятельностью и теоретическими взглядами выдающегося русского селекционера, создавшего более 300 новых сортов плодовых и ягодных культур, И.В. Мичурина (1835–1935 гг.). Поэтому комплекс развитых
Т.Д. Лысенко и группой его коллег представлений о наследственности получил название мичуринской генетики (или биологии). Конкурирующей школой была формальная, или вейсманистская генетика, в основе которой лежали работы А. Вейсмана и Т. Моргана.
Представления Т.Д. Лысенко и «вейсманистов» о наследственности различались в следующих основных пунктах. Лысенко полагал, что:
1) не только хромосомы, но и вся клетка участвует в работе «аппарата» наследственности;
2) внешняя среда оказывает существенное влияние на наследственность;
2 ) некоторые приобретённые признаки наследуются (= неоламаркизм);
3) путём особого «воспитания» организмов — изменения внешней среды их обитания — можно получать направленные наследуемые изменения.
«Центральным пунктом расхождения мичуринского учения и учения генетиков менделистов-морганистов является признание одними (мичуринское учение) изменений и направленности этих изменений в зависимости от условий жизни и абсолютное отрицание другими (менделизм-морганизм) зависимости качества, направленности изменений от условий жизни, от питания, в общем, от условий внешней среды» (Т.Д. Лысенко, «Агробиология»).
Дополнительными пунктами расхождения мичуринцев и вейсманистов в 1930-х гг. были:
4) мичуринцы отказывались признавать утверждение вейсманистов о случайном характере изменений- «мутаций» в наследственности;
5) мичуринцы считали, что частота изменений наследуемых признаков значительно выше, чем полагали вейсманисты;
6) мичуринцы утверждали возможность внехромосомной передачи наследственных качеств, в частности — создания вегетативных гибридов.[8]
Расхождения между обеими направлениями в советской биологии — мичуринским и вейсманистским — имелись также в методологических, мировоззренческих вопросах, в подходе к применению своих теорий на практике.
Н. ОВЧИННИКОВ
(Продолжение следует)
ЛЕЙЗЕР, ЛИТВА УЖЕ СГОРЕЛА?
Авраам Шмулевич Лейзер Броер — «талмид хахам» (знаток Торы), один из основателей возрожденного еврейского Хеврона, активист движения за строительство Иерусалимского Храма. Член политсовета Международного гиперсионистского движения «Беад Арцейну» («За Родину!»).
Цитата из мемуаров командира 2-й роты 502-го танкового батальона вермахта О. Кариуса «Тигры» в грязи»: «Нас повсюду восторженно встречало население Литвы. Здешние жители видели в нас освободителей. Мы были шокированы тем, что перед нашим прибытием повсюду были разорены и разгромлены еврейские лавочки. Мы думали, что такое было возможным только во время «хрустальной ночи» в Германии. Это нас возмутило, и мы осудили ярость толпы. Но у нас не было времени долго размышлять об этом. Наступление продолжалось беспрерывно».
Авраам Шмулевич: Что вы можете сказать об отношении литовцев к евреям?
Лейзер Броер: Я родился в Каунасе в 1948 г. и в 1972 г. уехал оттуда в Израиль. Мы — коренные «литваки», литовские евреи, оба моих деда были религиозными, из Шауляя и Подбродья, но сам я из светской семьи.
Есть фильм польского режиссера Анжея Вайды «Пепел и алмаз». Когда он вышел на советские экраны, это было большим событием, мы с отцом смотрели его в кинотеатре, который находился в бывшем старом еврейском районе Каунаса — Слободка.
Польские подпольщики Армии Крайовой должны убить новоназначенного губернатора — коммуниста Щуку. А его сын Марек, воспитанный теткой-аристократкой, — тоже боец Армии Крайовой. И вот Марек попадает в польское Министерство государственной безопасности, его ведут на допрос, а он — польский юноша, борец за свободу. Один из эмгэбистов спрашивает: «Сколько тебе лет?». Юноша отвечает: «Сто». Тот размахивается, бьет его по лицу, подпольщик падает, встает. Снова тот же вопрос. «Сто один», — отвечает подпольщик. Когда он впервые упал, отец громко засмеялся и сказал: «Еще бей, еще!».
Отец моего отца всю жизнь прожил в Слободке и был ломовым извозчиком. Он прошел всю русско-японскую войну, был георгиевским кавалером. Время от времени он напивался, тогда брал оглоблю и выходил на улицу бить морду гоям. Они бежали в полицию, дед шел домой, надевал свой мундир со всеми крестами и наградами, брал недопитую бутылку водки и сам шел в участок. При виде его пристав вставал по стойке смирно, отдавал ему честь, они допивали эту водку, и он шел домой отсыпаться. Впрочем, такое случалось не часто, скажем, раз в месяц. Обычно он приходил после работы домой, ел и садился учить Талмуд.
После революции Литва стала независимой. Отец мой пошел работать на завод в 14 лет. Когда ему было 15, хозяин решил снизить зарплату. Отец написал листовки и пошел их раздавать. Его схватила полиция — служба безопасности независимой Литвы. Когда литовские гэбэшники увидели его, они засмеялись — «жидюкас» (жиденок), — обмотали ему голову мокрым полотенцем и сунули в горящую печь. Из печи он вылез уже человеком с идеологией. Это была коммунистическая идеология борьбы за социальную справедливость. Он состоял в нелегальной компартии Литвы до 1929 года, когда в Палестине разразились организованные англичанами арабские погромы. Советский Коминтерн выступил тогда на стороне арабов, и партия поручила ему организовать митинг в поддержку классовой борьбы арабского пролетариата против сионистов. Отец отказался и вышел из компартии. И считал себя в дальнейшем беспартийным анархистом.
