Наша власть привыкла менять идеологические векторы, не слишком меняя собственный кадровый состав. Для того чтобы правящая корпорация могла спокойной перекраситься, ничуть не меняясь, и нужны маленькие (и не очень маленькие) гражданские войны.
Однако сегодня механизм войны практически исчерпан. Россия слишком слаба, чтобы развязать войну за пределами своей территории (например, в Грузии). А война на собственной земле чревата созданием таких угроз безопасности страны, что лучше даже и не пытаться «играть со спичками»…
Двухпартийная система, как мы уже сказали выше, сложилась. Единственное, что ей требуется — это легализация. Российская политическая система — это система фиктивных партий, которые, по сути, плохо понимают, зачем они нужны, а собственных избирателей видят в лучшем случае только на картинках — в презентациях, предъявляемых партийным вождям политтехнологами. Потому — долой ее.
Все ищут Путину место в истории. Объявляют его то Дэн Сяопином, то аятоллой Хаменеи. Так вот, лучше бы ему стать Хуаном Карлосом. Нынешний испанский монарх обеспечил переход своей страны к демократии. Недавно Путин встречался с ним, и испанский король наверняка мог бы рассказать ему много полезного на этот счет.
Ибо альтернатив, видимо, две.
Первая — переход к реальной демократии.
Вторая — та или иная форма гражданской войны с целью продления бытия нынешнего режима, его перекрашивания в новые идеологические цвета в соответствии с требованиями времени.
Второй альтернативы даже в «мягкой», выборнополицейской форме, хотелось бы избежать.
Коль скоро у нас есть уже два идеологических фланга, разделенных между собой по ценностным основаниям (а спор о ценностях — базовый спор в современном мире), российскую политику следует доверить им. Для действующего президента этот сценарий — максимально достойный. Для действующих политических элит — это шанс создать комфортным государство, из которого уже не надо будет сломя голову бежать на Запад. Конечно, путь к демократии не будет легким, но чем раньше мы его пройдем, тем лучше. И нам польза, и Путину — место в истории.
«Империя — это нечто большое и тоталитарное». Так ответил мой однокурсник на вопрос преподавателя. После краха Советского Союза возник целый класс людей, ориентированных на имперскую идентичность. Многочисленные имперские проекты, сначала продиктованные просто ностальгией по СССР и стремлением воссоздать его на новой идеологической основе, постепенно выродились в банальную русофобию.
За что бы ни боролись имперцы — за построение в России Европы, отличной от натуральной, могучей Евразийской империи в союзе с Китаем (либо без союза с Китаем, но в союзе с Ираном или Казахстаном — варианты многообразны), за «Третий Рим», нововизантийскую империю и завоевание Константинополя (и тут вариантов масса), они едины в одном.
Во взгляде на русский народ как на скот, который по неизвестной причине «обязан» построить им Третий Рим, Межгалактическую коммунистическую империю, Неоевропу, Светлое Царство коммунизма им. Льва Давыдовича Троцкого и тому подобные фантастические государственные образования.
Обосновывается это по-всякому — ссылками на православие, будто бы обязывающее русских костьми лечь во имя Третьего Рима, ссылками на «комплементарность» русских тюркам (вариант — китайцам), обязывающую их строить совместную с ними империю, ссылками на исторический европейский выбор русского народа, делающего для необходимым строить Европу, ссылками на всечеловечность русских, которых хлебом не корми, дай устроить судьбу всяких европейских голодранцев. Вариантов великое множество.
Что бы ни говорили имперцы, смысл их идеологических построений всегда один — русский народ обязан совершить коллективное самоубийство во имя высокой миссии. Насчет того, для какой миссии нужен убой русских, меж имперцами идет продолжительная дискуссия. Впрочем, нам все равно. Хоть во имя полета на Марс и посева репы, что проповедовал в свое время известный критик Пирогов.
* * *
Этот тезис — «русские должны сдохнуть, но построить нам нашу великую империю» — является единственным, объединяющим всю «имперскую» пропаганду, связывающим ее риторику. Будет справедливым отделить третьеримских мух от жирных русофобских котлет, и признать, что данный тезис составляет единственное содержание имперства.
Имперцы грезят эмиграцией в фантастическую страну. Так маленький мальчик мечтает поступить в Хогвартс. Из России — в Третий Рим, из России — в Евразийскую империю, из России — в Европу. Эмиграция не обязательно носит географический характер, но везде речь идет о создании над Россией имперской надстройки, часто вынесенной за пределы нынешней территории страны, реализующей имперскую программу, противоречащую национальной.
Русский народ в рамках имперской концепции мыслится транспортным средством: ослом или лошадью, призванным доставить имперца в вожделенную империю. А что ишак сдохнет по дороге — так то пустячки, дело житейское, такова его евразийская «православная» всечеловечная имперская судьбинушка.
Из этого следует, что в России имперцу неуютно. Тогда нам стоит приглядеться к имперцам. Кто они? Если они хотят эмиграции, но не в реально существующие страны, если они одновременно с недоверием смотрят на русский народ, призванный пожертвовать собой во имя их бредовых идей, значит, имеются проблемы с самоидентификацией. Ибо если б имперцы считали себя русскими, они не стали бы так легко и охотно жертвовать собственным народом во имя химеры империи. А если б они принадлежали к другим нациям, они мечтали бы об эмиграции в реально существующие государства.
Быть может, они не считают себя русскими? Быть может, они — орки или эльфы, как любили писать в графе «национальность» в ходе последней переписи шутники-толкиенисты?
Массовый имперец — не совсем русский, но и не совсем нерусский. Практика, критерий истины, показывает, что в имперцы идут люди с расколотой идентичностью. Те, кто не может определенно назвать себя «русским», «евреем», «азербайджанцем» или «татарином». По сути дела, имперство — идеология полукровок. Еще точнее — имперство есть идеология людей, по тем или иным причинам испытывающих проблемы однозначной идентификации с той или иной нацией и потому ищущих для себя специфическую универсальную идеологию, которая могла бы снять это противоречие.
Классический имперец — по папе еврей (или татарин), по маме русский. Жуткое сочетание. Вот и мечется человек — «желаю великой евразийской империи и союза с тюрками», «хочу Полярного Израиля от Москвы до Мадагаскара». Если такому человеку предложить строительство Империи, но на базе национального русского государства, он в ужасе заплачет и немедленно откажется. Ибо не империя как таковая нужна ему, а преодоление мучительного внутреннего разлада.
* * *
Разумеется, не все люди, происходящие из нескольких народов, таковы. Ибо идентичность как принадлежность к нации, достигается путем волевого акта, выбора, и не детерминируется этническим происхождением. Людей, которые, несмотря на «компот кровей», сделали свой выбор в пользу того или иного народа, много. Но есть и такие, с внутренним разладом, наши имперцы. Из этого, кстати, следует, что далеко не всегда расколотая идентичность есть результат этнического происхождения. Иногда она — следствие специфического религиозного выбора («русский, но старообрядец») или же просто длительного пребывания в продуцирующей раскол идентичности среде (например, такой, где считается «приличным» культивировать «компот кровей»).
Проблема здесь заключается, что в нашей, русской культуре, пока не выработан механизм «приема в русские», механизм русского «гиюра».
Вариантов тут возможно ровно два.
Первый — выработка критерия гражданской нации. Как ни стараются современные идеологи, все время получается гроб. Дело даже не в том, что нет хороших определений русской нации. А дело в том, что те самые имперцы, люди с расколотой идентичностью, вписыванию в русские сопротивляются. Что, впрочем, неудивительно, ибо какой же разумный человек захочет вписаться в быдло, предназначенное быть строительным материалом для очередной метагалактической империи?
Второй — интеграция в русские через религию. Православие как национальная религия занимается этим, во многих случаях успешно, но не всегда. Все те же люди с расколотой идентичностью склонны образовывать даже внутри религии субэтнические структуры и не очень-то интегрируются в русское общество. Наоборот, православность становится маркером, позволяющим уклониться от русскости (в основе уклонения мысль: «Спасибо, Господи, что мы православные, не то, что эти русские скоты») и опять, на новом витке, приводит к имперским мечтаниям — «русские обязаны любой ценой завоевать Константинополь, чтобы восстановить прекрасную Византию».
