Итак, проблема состоит в том, чтобы:
1) безболезненно интегрировать людей, которые не готовы пока объявить себя русскими, но политически вполне могут быть союзниками в деле достижения общественного блага,
2) избежать создания универсальной «зонтичной» имперской идентичности, которая во имя интеграции малочисленных меньшинств потребует от русского народа чудовищных жертв или полного исчезновения с лица Земли.
Ответ существует. Неверен сам имперский дискурс, требующий какого-то «вселенского проекта» и неисчислимых жертв во имя него. На самом деле проектом является государство. Государство — проект русского народа. Именно строительство государственности на данном этапе является объединяющим началом. В появлении нормального государства заинтересованы все, как русские, так и остальные народы России. Смею предположить, и сами имперцы.
Отказ от сырьевой экономики, демократия, патриотизм. Плюс переход к нормальному для любой демократической страны режиму государства-убежища для русских. Больше ничего на данном этапе не требуется. Империя? Ну, пусть империя… Само слово-то нас не пугает. «Государство, возглавляемое императором». Возможно, национальная Россия создаст ее. Когда-нибудь потом.
В приличном обществе принято ненавидеть гламур. Никто, впрочем, не знает, что это такое, но смысл слова чувствуют все.
Супермаркет (непременно «элитный»), Рублевка, дорогие жемчуга (а то и целые «стразы») и почему-то Ксения Собчак — все это непременные атрибуты гламурности. За гламур принято стыдить, с гламуром принято бороться. Борются, правда, методами столь гламурными, что лишь укрепляют его позиции в головах сограждан.
Казалось бы, при чем здесь политика? А вот при чем. Гламур, если говорить совсем просто, — это культ потребительства. В нашей российской культуре нет ничего страшнее, чем получить ярлык мещанина, обывателя, потребителя. Люди рефлекторно стыдятся того, чем могли бы гордиться. Тут, естественно, взыскательный критик заметит, что не след гордиться «модными шмотками». Как бы не так. На самом деле гламур — это не просто культ дорогой модной жизни. Это символ зарождающейся свободы.
Что будет делать раб, только что освобожденный из рабства? Он постарается окружить себя вещами. Почему вещами? Да потому что человек, сам недавно бывший вещью, естественно, будет пытаться стать хозяином — хотя бы предметов. Древнеримские историки критиковали вольноотпущенников, бывших рабов, за пристрастие к роскоши. Но это пристрастие было логично в их положении, положении людей, только что избавившихся от ярма рабства.
«Не стоит осуждать тех, кто предался азарту потребительства. Для них это неизбежный этап освобождения от «рабства» 90-х».
Любопытно, что «гламурные кисы» не осознают, что освободились от рабства. Зато это видно по их действиям. Им свойственно одушевлять вещи. «Человек гламура» считает свой автомобиль или кофемолку одушевленным существом. Неудивительно, ибо для него вещь прежде всего раб, а он — ее полноправный хозяин. В наиболее запущенных случаях вещам даются даже человеческие имена. «Гламурный человек» окружен вещами, как какой-нибудь американский плантатор XIX века рабами, и вещи несут рабскую функцию. Они «служат» своему властелину, а тот вымещает на них свои капризы.
Поэтому гламурность нашей жизни логична, как логичен потребительский бум. «Демократы» начала 90-х любили странную метафору. Дескать, жителей бывшего Советского Союза надо 40 лет водить по пустыне, как 40 лет водил по пустыне евреев Моисей, дабы «умерли все, рожденные в рабстве». Убить всех рожденных в СССР у «демократов» не получилось, хотя нельзя сказать, что они не старались. А вот по пустыне они народ поводили всласть. И хотя водили они нас в значительной степени за нос, выход все же был найден. Что делает человек, вышедший из пустыни? Читает полное собрание сочинений Достоевского? Нет, просто пьет. Не горькую, конечно. Обычную воду.
Гламур и потребительский бум — это «вода», которая досталась нам после перехода пустыни 90-х. Поэтому не стоит осуждать тех, кто предался азарту потребительства. Для них это неизбежный этап освобождения от «рабства» 90-х. Ибо в нашем ельцинском прошлом люди лишь выживали. И какая-нибудь старушка точно так же «выживала» на нищенскую пенсию, как и олигарх. Конечно, олигарх был не в пример богаче. Но за свою «роскошь» он рисковал жизнью. И потому не мог быть потребителем в полном смысле слова. Ибо, проведя ночь гламурно, в казино или купаясь в шампанском, наутро он мог получить пулю. А значит, был несвободен, поскольку был рабом обстоятельств или, что то же самое, конкурентов, которые могли отправить его на тот свет в любую минуту. Гламур же начинается там, где люди прекращают выживать и начинают просто жить в ситуации минимальной свободы.
* * *
Посмотрим на гламур под другим углом зрения. Гламур — это не только культ потребительства, но и специфическая гламурная же художественная литература. В которой, разумеется, описываются сложности гламурной жизни. Богатые тоже плачут. Сначала плачут, потом платят, потом опять плачут и так без конца. Огламуренной литературы принято бежать как огня. И впрямь, это вам не вышеупомянутый Достоевский и даже не Толстой. Никакой духовности. Мы эту литературу даже и не оправдываем. Но сам факт ее появления говорит о том, что люди гламура от шмоток переходят к чтению. И он немаловажен.
Ибо мы получаем поколение людей, которые по причине материального избытка (или, скорее, отсутствия материального недостатка, необходимости работать за широко разрекламированный «кусок хлеба») начнут думать. Сначала, разумеется, плоско, скучно и уныло, потом лучше и лучше. Это уже новая степень свободы, свободы мысли.
Ловлю себя на мысли, что в культовой интеллигентской книжке советских времен, которая называется «Понедельник начинается в субботу», подобный подход крайне осуждался. Профессор-шарлатан Выбегалло придумал «кадавра» (магическим образом созданное существо), который должен был развить духовные потребности после того, как удовлетворит материальные. Ничего не вышло, «кадавр» только жрал. Но, как это ни смешно, авторы, советские фантасты Стругацкие, были неправы. По одной банальной причине — «просто жрать» банально и скучно. На это способно лишь сказочное существо. А вот человек и впрямь, «пожрав», может и книжку прочесть. Ну прям как мы с вами, дорогой читатель.
Что же следует из вышесказанного? Прежде всего, что не следует осуждать гламурность и ее носителей. Они, правда, в самом начале пути по дороге свободы. Но большое дело уже сделано — они на пути к ней. Сначала люди будут покупать шмотки, потом, затарившись шмотками, перейдут к книжкам, затем, почитав книжек, начнут действовать. Например, займутся благотворительностью, прочтя про какого-нибудь «Оливера Твиста», которого "просто жалко». И мир, уверяю вас, станет лучше.
Заслуга нынешнего правительства в том, что оно сделало гламур возможным. То есть освободили сотни тысяч, миллионы людей. По сути дела, гламуризация сравнима с освобождением крестьян 1861 года. Только на этот раз благодаря повышению жизненного уровня освобождены миллионы горожан. И сам факт их пусть неосознанной еще свободы делает для государства гораздо больше, чем полтора десятилетия хаоса и развала, в которые наша страна погрузилась в период горбачевско-ельцинской смуты. Так что, право слово, не стоит осуждать «гламурных кис». Ей-ей, они на правильном пути. Они-то и станут свободными гражданами нашей страны.
Ельцин умер, но плакать над ним некому. Нет и ликования, которым история отмечает смерть великих злодеев.
Есть — легкое удивление: «Что он этим хотел сказать?» Именно так, озадаченно чеша затылок, люди размышляли над его знаменитыми «кадровыми рокировочками» десять лет назад. Автору этих строк, еще молодому, еще неопытному, казалось, что вершиной кадровых перестановок была отставка «первого президента России». Ельцин уволил сам себя, освободив место для Путина. Боже, как я был наивен! Как выяснилось, Ельцину предстояла и еще одна, последняя «рокировочка». Да, решение о ней он принял не сам. Иной, более высокопоставленный Начальник отозвал его. Но все же, все же… Его уход — это именно отставка, он опять всех надул, скрывшись от суда народа за черным плащом смерти. И люди, говоря о кончине Ельцина, на самом то деле говорят о его отставке из числа живых.
* * *
Кем он был для России? Ответ — учредителем. Любое государство несет на себе отпечаток личности основателя. Она отражается в устройстве государственных институтов, в целеполагании, в ценностях, верности которым клянутся преемники. И пока государство живо, жив и тот, кто создал его. Воля учредителя, воплощенная в институтах, продолжает направлять жизнь людей. Именно вокруг личности основателя государство сооружает официальный культ, поклоняясь в его рамках самому себе. В этом смысле Соединенные Штаты — это воплощенный в институтах Джордж Вашингтон (разумеется, с примкнувшими к нему отцами-основателями). Точно так же, как современная Франция — это обретший посмертное существование дух Пятой республики — Шарль де Голль.
