Как поиск неопределенное
Шанс нам дает вечером —
Утром лишь точность холодная.
Напрасно страшимся, боимся
Ударов пока незримых,
Хуже когда стремимся
К заводи тихой милых.
Четкость барьер однозначный,
Танковой стали лоб,
Альтернативы живой и прозрачной
Рушится вдребезги столп.
Весь смысл воплотился в дороге,
Коль ясна конечная цель,
Нам лучше остаться в берлоге,
Забиться в земную щель.
Тут глупая вольность свободы,
Там умная тяжесть ярма,
По полю пойдешь без дороги,
Иль прелесть узнаешь кнута.
Что хуже, что лучше, не знаю,
Ведь всё и лекарство и яд,
По жизни зигзагом шагаю,
И к цели иду наугад.
Всё делать стремлюсь ненароком,
Но гложет проклятый трюизм,
Как щепка, влекомый потоком,
Где русло — детерминизм.
НЕСЛУЧАЙНЫЕ МЫСЛИ
Мы живем в мире, где право безнаказанно убивать предоставлено исключительно врачам, военным и политикам.
Самоубийство — сила слабого и слабость сильного в осуществлении безумного.
Говорящий очень много не говорит ничего.
Путь истории — это вечный поиск жертвы.
Энергия ничегонеделания может перейти только в массу обещаний.
Банк — перекресток сомнительных денег, изымающий свой процент за движение в любом направлении.
Человек всю жизнь спотыкается о свой характер.
Театры посрамлены — самые громкие и запоминающиеся спектакли устраивают политики.
Если бы мы не беседовали с мертвыми, нам не о чем было бы говорить с живыми.
Желания подобны снегу, иногда они тают, иногда превращаются в лавину.
Святость — это когда Господу в человеке почти нечего исправлять.
Все люди — капитаны, но большинство их кораблей уже давно затоплены.
Люди хорошо умеют считать все, кроме своих грехов.
Приобретай лишь то, что не поработит тебя.
Если человек не может стать великим, то он хотя бы не должен быть ничтожным.
Чем сильнее упадок, тем большее уродство объявляется красотой.
Самые страшные раны людям наносят бешеные деньги.
Человек усыновляется Богу через самопожертвование.
Если насилие и обман облечь законами, то получается демократическое государство.
Сбившемуся с пути даже бикфордов шнур может показаться путеводной нитью.
Чем больше в мире зла, тем ближе его конец.
Человека отделяет от его поступков либо покаяние, либо смерть.
Смотрящий под ноги не видит неба.
Обилие наград тянет к земле.
Ветры перемен рвут непрочное.
Расшифровка генетического кода человека — билет в Апокалипсис.
Поднявшийся высоко не чует земли под ногами.
Общество, где сексу отведена главная роль, становится борделем.
Человечество — заложник своего прогресса.
Без оглядки бежит только тот, кому нечего терять.
Плывущие по течению опускаются все ниже и ниже.
Расхожее убеждение всегда сильно потрепано.
Дети подобны грибам: не сразу видно, испорченные, или нет.
Глубина чувства измеряется памятью о нем.
Жажда безумств обычно утоляется чужой кровью.
Сила своего характера — в слабости окружающих.
Эгоист — человек, ведущий войну против всего человечества.
Наше мнение по большинству вопросов — чужое.
Наука — боевой меч, превратившийся в кинжал для харакири.
У многих людей отсутствие радости от своих успехов компенсируется радостью от чужих неудач.
Если бы не враги, мы были бы еще хуже.
Истинная простота есть следствие совершенной сложности.
Зло подобно проститутке, которая обещает любовь, а дарит сифилис.
Если смотреть только в корень, то плоды соберет другой.
Некоторые правители, чтобы быть на плаву, окружают себя морем слез.
Героями не рождаются, а умирают.
Чем ближе желанный берег, тем круче волны.
Сито истории развевает все мелкое.
Всё абсолютно одинаковое искусственно, элементарные частицы — кирпичи Бога.
Рождение ребенка — его явка в мир с повинной.
Люди предпочитают бояться за другого, чем быть за него смелыми.
Если бы исполнились все наши желания, то мир был бы хуже ада.
Несовершенство зрения плодит поиски.
Пламенные патриоты! Держитесь дальше от пороховых бочек!
Чужая смерть может показаться прекрасной, своя — никогда.
Чтобы мы любили этот мир, нам не дано знать другой.
Предвыборные обещания — искусство пускания мыльных пузырей.
Господь сотворил свет не для того, чтобы мы держались в тени.
Если собираетесь строить воздушные замки — запаситесь крыльями.
Неиспытанная добродетель — непроверенный лотерейный билет.
Искусство искусно заменено искусственным.
И у обманутого есть своя доля вины.
Большинство не живет, а изнашивает свою жизнь.
Если в беде познаются друзья, то в счастье мы сами.
Требование клятвы, это требование обмана.
Ползучий гад не спотыкается.
Политика — это умение воду из-под стирки грязного белья выдавать за боржоми.
Наше "Я" — это птица, выпущенная на свободу Господом Богом, но которая должна вернуться к Нему.
Свобода — вино налитое в бокал необходимости.
Мудрость жива истиной, а искусство — искажением.
Мы часто окружаем себя вещами затем, чтобы скрыть свою пустоту.
Обусловленность этого мира появляется вместе с его целью.
Совершенствуя тело, легко повредить душу.
Это еще ничего, когда каждый глядит со своей колокольни, гораздо хуже, если из своего блиндажа.
В конце этого Мира людей будут косить духовные эпидемии.
Блеск — явление поверхностное.
Наши желания обычно результат несовершенства либо тела, либо души.
Дружба — несовершенная любовь.
Государственные посты подобны костюмам, но их плохо подбирают по размерам, поэтому, одним достаются слишком большие, другим слишком маленькие.
Те, у кого нет своей песни, поют хором чужие.
Мистика — область соприкосновения миров, данная нам как радуга на небе.
Труд — спецобработка, которая не дает портиться человеку.
Бедность могут выдержать многие, а богатство лишь некоторые.
Мир есть тотальное равновесие.
Гений — Божий дар, а талант — приравненная к деньгам одаренность.
Василь Чепурный МОДЕРНИСТЫ, ДРАЙТЕ БАШМАКИ!
Любая рецензия или, тем более, критический обзор подразумевают цитирование разбираемых произведений, — чтобы убедить читателя в правильности своих оценок относительно этих сочинений. Простите, но я этого делать не стану — противно. А на роль ассенизатора я не гожусь: не то образование. В общем, поговорим о, так сказать, современной литературе, которая, в общем-то, не имеет ни малейшего права так называться. Да, собственно говоря, она себя так и не зовёт — её творцы вполне резонно именуют свои творения не более как "текстами". Сначала я думал, что мои мысли и оценки читателя с многолетним стажем будут выглядеть не совсем "в ногу" со временем, и потому мне желательно помалкивать. Ведь я не критик, не литератор, так чего же мне лезть не в своё дело? Но молчание профессиональных критиков, говоря языком наших модернистов, уже задолбало. А окончательно решиться поговорить на эту тему меня подтолкнул Уильям Фолкнер, который тоже был модернистом, но только — формы: "Если писатель отдал физиологии то место, которое раньше принадлежало душе человека, изображая вместо высоких чувств функцию желез внутренней секреции, то гибель человечества — неотвратима".
