Но Вильямс был типичным лжеучёным. И даже такое хорошее дело, как травопольные севообороты, он постарался изгадить. Во-первых, «травопольная система земледелия» была объявлена единой и общеобязательной для всей огромной территории СССР. «Доказательство» общеобязательности этой системы всецело лежало в плоскости политической демагогии: одному типу хозяйства — социалистическому — должна соответствовать одна система земледелия — травопольная. Во-вторых, из множества бобовых трав Вильямс рекомендовал только две: клевер и люцерну. Между тем общий недостаток клевера и люцерны — низкая урожайность семян. Поэтому практики — агрономы и руководители колхозов и совхозов — сразу поняли, что довести площадь бобовых до требуемых начальством (и теорией Вильямса) величин будет необычайно трудно. Правда, «народный академик» твердил, что «это — пустая отговорка. Если нет семян, то нужно их получить. И задача получения семян представляется чрезвычайно легко выполнимой» (с. 330). Но то, что «чрезвычайно легко» получалось у Вильямса на бумаге, никак не удавалось в реальной жизни. Задача получения высоких и устойчивых урожаев семян клевера и люцерны не решена в России и по сей день.
Ещё одна характерная черта травопольных севооборотов по Вильямсу состоит в том, что они у «великого учёного сталинской эпохи» совсем не связаны с почвами! Кроме шуток: Вильямс рассматривал всего «три группы комбинаций многолетних злаков и многолетних бобовых, отвечающих в большей или меньшей степени условиям северной, южной и среднеазиатской областей СССР» (с. 332). То, что различные почвы — а в каждой из трёх огромных «областей» разнообразие почв очень велико — требуют соответствующего набора приспособленных к ним культур, до академика не доходило.
А следующий совет Вильямса начисто разбивает утверждение г-на Парше-ва, будто возвеличенный сталинским режимом «почвовед» выступал против монокультуры. Судите сами: «По всему, что сказано выше, понятно, что после травяного поля должно следовать только растение, которое может использовать этот избыток азота И лучшим растением, которое может использовать все благоприятные условия такого поля, представляются яровые мягкие пшеницы, которые могут следовать за травяным полем в течение двух лет подряд» (с. 347).
Вообще-то, на языке 1930-х годов подобный совет называется вредительством. Выращивание пшеницы по пшенице резко увеличивает угрозу поражения посевов болезнями. А потери урожая от ржавчины, твёрдой и пыльной головни и прочих грибных заболеваний могут исчисляться десятками процентов. Припомним ещё и то, что эффективных фунгицидов в ту пору не было. Впрочем, во вредительстве в сталинское время обвиняли только честных людей, а такой заведомый прохвост, как Вильямс, чувствовал себя в безопасности.
Но коренной порок «травопольной системы земледелия» состоял всё-таки в том, что теория Вильямса никоим образом не позволяла определить, повышается «плодородие почвы» или снижается. То есть никто не мог проверить, полезна рекомендуемая этой теорией агротехника или вредна. Узнать это можно только путём точного химического анализа почвы. Если принятый севооборот ведёт к увеличению содержания в почве гумуса и азота, то его необходимо признать почвоулучшающим. Урожайность сельскохозяйственных культур в таком севообороте будет постепенно повышаться от ротации к ротации. Пользуясь ненаучной, но не вышедшей до конца из употребления терминологией, можно сказать, что в подобном севообороте возрастает «плодородие почвы». И напротив, если севооборот приводит к снижению содержания гумуса и азота в почве, то условия для сельскохозяйственных культур будут ухудшаться, а урожаи (при прочих равных условиях) — падать.
Однако определить, что происходит с почвой на самом деле, нельзя без обращения к точным количественным методам. А Вильямс, как мы помним, безоговорочно отверг изучение количественных признаков! Более того, «народный академик» требовал запретить составление агрохимических карт! Конечно, это объясняется прежде всего полной беспомощностью «учёного-большевика» в химии, но результат всё равно был плачевным. Что касается научного почвоведения, которое не надо смешивать со «школой Вильямса», то его представители от точных количественных определений не отказывались. Но разве могли они надеяться на публикацию данных, противоречащих высочайше одобренному «учению» Вильямса?
И, наконец, вершина «мудрости» Вильямса — полное отрицание севооборотов как таковых: «Основы чередования культур травопольного севооборота. Здесь нельзя входить в большие детали по этому вопросу, потому что самый состав культур полевого севооборота может подвергаться значительным колебаниям в зависимости от государственных плановых заданий» (с. 343). И ещё откровеннее: «...тот севооборот верен, то хозяйство правильно специализируется, которое полностью обеспечивает выполнение государственных плановых заданий в их перспективном аспекте» (с. 427). Перспективный аспект тут для отвода глаз, а суть проста: начальство всегда право!
Понятно, что наверху восторженно относились к такой, с позволения сказать, «науке». Ещё бы: заранее оправдывался любой произвол чиновников, любые самые вздорные и нелепые решения — лишь бы они шли сверху, от партии и правительства. И, конечно, такой подход в принципе несовместим с заботой о «плодородии почвы», если подразумевать под этим обогащение почвы гумусом и азотом и улучшение её структуры. Но ждать от лакея деспотического режима — а как иначе назвать Вильямса? — заботы о грядущих поколениях нелепо. Такие «выдающие(ся) деятели» всегда живут одним днём.
Четверть века «травопольная система земледелия» считалась непогрешимой. Её не только вбивали в головы студентам — будущим агрономам и почвоведам, даже ведущих советских учёных заставляли выступать с похвалами в адрес Вильямса и его вздорной «теории». На подобное унижение принудили пойти таких крупных почвоведов, как академики Б.Б. Полынов и И.П. Герасимов. Они, как и все настоящие учёные, хорошо знали истинную цену Вильямсу и его «учению». Но против лома нет приёма! В том-то и состояло паскудство сталинской эпохи, что нависавшая над каждым угроза лагеря — а то и расстрела — заставляла даже порядочных людей идти на сделки с совестью. Уверяют, будто старик Полынов плакал, когда написал требуемый от него сверху панегирик Вильямсу: «Это самая позорная статья в моей жизни». Но в 1937-1939 годах Полынова уже продержали в тюрьме почти два года, и испуга хватило на всю оставшуюся жизнь.
ИЗ ОГНЯ ДА В ПОЛЫМЯ: «ЦАРИЦА ПОЛЕЙ»
Однако протекли годы, и у кормила власти усатого людоеда сменил лысый любитель загранпоездок. И тут, в строгом соответствии с марксистско-ленинской диалектикой, на смену «травопольной системе» пришла её противоположность: по всей территории СССР стали сплошь сеять кукурузу.
Наивно и неразумно радоваться, когда наши чиновники кидаются из одной крайности в другую. Может быть, они и впрямь хотят, «как лучше», кто знает. Душа человеческая — потёмки (правда, сам факт наличия души у чиновников неочевиден). Во всяком случае, опыт показывает: когда бюрократия вместо одной кампании развязывает другую, «как всегда» выходит редко. Обычно становится хуже.
По общепринятому мнению, Никита Хрущёв влюбился в кукурузу после того, как побывал в американском штате Айова. Там этот злак действительно хорошо удаётся. Вообще, у кукурузы есть очевидные достоинства. Прежде всего — высокая продуктивность. На Кубани она даёт до 90 ц/га. И даже на северном пределе возделывания кукурузы на зерно, в Пензенской области, вполне достижимы урожаи 64-74 ц/га. Если вспомнить о присущей всем поколениям советских чиновников страсти к выполнению и перевыполнению планов по валу, то их выбор в пользу кукурузы далеко не случаен.
Но заставь дурака Богу молиться — он и лоб расшибёт. Кукурузу заставляли сеять повсеместно, независимо от климата и почвы. Как-то раз я заинтересовался послужным списком одного из столпов нынешней Российской академии сельскохозяйственных наук (РАСХН, бывшая ВАСХНИЛ) — академика В.С. Шевелухи. И обнаружил там статью, посвящённую возделыванию кукурузы в Ярославской области! При каком правителе вышла эта статья, каждый легко догадается без подсказки. Чуткий конъюнктурщик, Шевелуха всегда держал нос по ветру. Таков он и сейчас. Только сегодня делает ставку на генетически модифицированные организмы (ГМО).
Всё-таки до чего несправедливо обвинение части жителей Ярославщины — пошехонцев — в том, что они главные дураки на Руси! Наихудшие дураки сидят в московских чиновничьих кабинетах. Ну какой пошехонец додумался бы сеять на своей малой родине кукурузу? А ведь заставили.
Однако беда была не только в том, что кукурузу насаждали там, где она не могла дать урожая. Эта культура имеет и ряд других отрицательных качеств. Так, зерно кукурузы — хороший корм для скота и птицы, но содержит слишком мало белка. Вместе с кукурузой надо давать высокобелковые добавки. Но у нас об этом нередко забывали, а ещё чаще никаких белковых кормовых добавок в натуре не было. Результаты получались плачевными.
