свою историю и ее персон, надо проделать большую работу. Не только (и не столько) интеллектуальную, сколько работу совести. Взвешивать надо на весах совести, а не на основании сметы «дебит-кредит».
Не сделано пока такой работы. Но делается работа иная, и делается она с ужасающей настойчивостью и последовательностью. Все силы брошены на то, чтобы мы стыдились и своей истории, и тех ценностей, которые и формируют чувство справедливости. Нас загоняют в одну из двух воронок: мир материального достатка, мир потребления, мир богатства, как меры всех вещей, либо в религию, в метафизику. Ищите справедливости либо в богатстве, либо на том свете. И тогда все те, кто хотел построить наиболее справедливое из возможного на данном этапе развития общество, объявляются злом, монстрами, ужасом истории и стыдом народа. А я буду надеяться и верить, что построение справедливого общества у нас в стране возможно и что общество это будет основано на социалистической этике: именно этика (а не экономическая модель и прочее) есть фундамент и отличительный признак социализма.
Повторю здесь сказанное в статье Капитализм об этических базисах капитализма и социализма. Капитализм – политико-экономическая система, нацеленная на удовлетворение стремления к увеличению капитала, к получению прибыли. А целью и идеалом социализма является осуществление принципов социальной справедливости, свободы и равенства, при котором «свободное развитие каждого будет условием свободного развития всех». Важно также сознавать, что не только формы государственного устройства отличаются друг от друга. Столь же радикально отличаются мировоззрения и картины мира (см. Мировоззрение, Картина мира) разных людей, при каких бы системах они не жили. Можно выявить людей с одним типом мировоззрения и упрощенно назвать его «капиталистическим», равно как и мировоззрение людей другого типа назвать «социалистическим». Мировоззрение первого типа в большей степени опирается на индивидуализм и материальные цели и стимулы, второго – на коллективизм и стимулы моральные. Люди и того и другого типа есть всегда и живут во всех типах государств. Соответственно, у каждой из этих групп возникают ощущения комфорта и дискомфорта, непонимания и противостояния. Политические расслоения и противостояния в обществе не всегда являются прямым следствием существующего ментального расслоения. Но политики могут использовать, усилить и организовывать для достижения своих целей группы людей с разными мировоззренческими доминантами.
Завершая краткое эссе о великой идее социализма и о грандиозном опыте его построения в России, выскажу надежду, что наш народ к этой идее вернется, осмыслит ее на новом этапе развития и еще раз попробует построить общество справедливости. Это дело уже не моего поколения, а, скорее всего, поколения моих внуков – в общем тех, кто родился уже в новой капиталистической России, кто свободен от «родимых пятен» моего поколения, очищен от скверны поколения моих детей, вступивших в жизнь уже в «новой России», погрязшей в пороках разрушения собственного прошлого и первичного накопления капитала. Я могу им помочь только словом…
Справедливость
Как и многое, что кажется простым и очевидным, слово «справедливость» описывает «очень много чего», и не только «у каждого свои представления о справедливости», но и само слово относится к различным действиям и понятиям. Справедливость может относиться к распределению чего-либо, к дележке, но может означать и возмездие, наказание, а также и награду, воздаяние.
Нет ясных общепринятых критериев того, что считать справедливым, а что – нет. И это порождает огромные проблемы, поскольку все революции, влекущие за собой гибель людей, все реформы и политическая борьба, приводящие к тяжелым социальным конфликтам, – все это делается не только «под маской» борьбы за справедливость, а на самом деле во имя справедливости. Просто все ее по-разному воспринимают, у всех свои критерии. Так что исследовать и уточнять что есть справедливость, совершенно необходимо, но этому уделяется мало внимания.
Интересны и поучительны отличия между русским пониманием справедливости и зарубежным, западным. На всех основных европейских языках слово справедливость имеет тот же смысл, что и «законность»: justice (англ., фр.), gerechtigkeit (нем.), giustizia (ит.). В русском для этого смыслового поля есть отдельные слова: «право», «юстиция», та же «законность», наконец. То есть, если позволить себе немного обобщить, получится, что в западном менталитете справедливость сводится к соблюдению установлений, законов, общественных договоров, а в русском, похоже, дело этим не ограничивается. Означает ли это, что русское чувство справедливости может противоречить действующим законодательным нормам? Несомненно, и еще как! И дело не в каком-то «исконном русском неуважении к закону», о котором любят болтать русофобы, и не в том, что на глазах нескольких поколений законы меняются, подверстываясь под политические доктрины и политические цели.
Явно существует «нечто», формирующее в ощущениях многих граждан представление о справедливости, оказывающееся в противоречии с меняющимися законами. «Как будем судить: по закону или по справедливости?» – это не шутка, не праздная игра слов, а реальность.
Для русских – это прослеживается во многих поколениях – ясно, что далеко не все, что встречается в жизни, можно уложить в рамки законов и инструкций, что жизнь сложна, целостна, «всё со всем связано» и часто мерой справедливости становится не норма, не правило и даже не традиция, а совесть! Судить по совести, судить по правде – вот высшие критерии справедливости, которые так же трудно формализовать и выразить в словесных формах, как и многие другие понятия и ощущения, существующие на стыке физики и метафизики, рационального и интуитивного или даже за их пределами.
Но сложность построения общества справедливости определяется не только тем, что трудно формализовать его критерии, но и тем, что общество неоднородно, в нем живут и сосуществуют разные представления о справедливости и ее критериях, ее признаках. Линий раскола можно увидеть много: по этническим границам, по религиозным, по политическим, идеологическим и даже профессиональным. Эти границы практически совпадают с границами разных представлений о нравственности, этическом выборе, добре и зле. Задача состоит в том, чтобы знать эти границы, а цель – в том, чтобы, основываясь на этом знании, определить «консенсусную зону», область этических норм, признаваемых всеми. Только на этом базисе возможно построение общества относительной справедливости, в котором при этом не будет полной однородности: различия сохранятся, но будет базис, ради которого все согласны на ограничения и учет взаимных отличий. Когда у социальной справедливости появятся подобные критерии и такая «карта этического пространства», тогда появятся надежда и возможности выстроить сбалансированные отношения между людьми.
Некое подобие такой «карты» дают социологические исследования. Читать их интересно, а вот руководствоваться ими надо с большой осторожностью: они весьма неточны и к тому же устроены так, что сами вопросы провоцируют на определенный ответ, сужают круг
