Трендсеттер — другое дело. Вероятно, он тоже переживает и страдает — человек все-таки. Но бракоразводные страдания позволяют трендсеттеру разъяснить всему миру, что человек-то он необычный.
Одним из самых громких разводов на Рублевке был и до сих пор остается развод четы Слуцкер. Владимир Слуцкер, удачливый бизнесмен, миллионер, сенатор и по слухам — тот самый человек, при посредничестве которого можно решить в генеральной прокуратуре любую проблему или, наоборот, любую проблему создать. Ольга Слуцкер — предпринимательница, владелица сети фитнес-клубов World Class. Первый ее клуб в Жуковке долгое время был на Рублевке единственным, в него ходили все: от хамоватых нуворишей с криминальным прошлым до милейшего и интеллигентнейшего историка и телеведущего Николая Сванидзе. Ольга, разумеется, со всеми знакома и ключевым светским персонажем стала волей-неволей.
Пока не дошло у Слуцкеров до развода, про них больше и сказать-то было нечего. Про Владимира известно только, что он увлекается каббалой. А про Ольгу — что деньги на свои фитнес-клубы она взяла у мужа, но бизнес успешный, и долг давно отдан. Ничего особенного, люди как люди. Мало ли на Рублевке успешных бизнесменов и сенаторов, чьи жены ведут успешный бизнес и красуются в светской хронике глянцевых журналов?
Но стоило супругам Слуцкер начать бракоразводный процесс, как оба они превратились в героев рублевского эпоса, в самых что ни на есть трендсеттеров.
Сначала Владимир Слуцкер заявил, что дети должны остаться с ним, поскольку Ольга даже и не рожала их. Дети были выношены суррогатной матерью. В косной России такая информация, может быть, и должна была склонить общественное мнение на сторону Владимира, но только не на Рублевке. Рублевцам, наоборот, нравится всякий логический зазор, всякий обходной путь, при помощи которого может быть изменен естественный ход вещей. Им нравилась профессорская дочка Ксения Собчак, ругающаяся на охранников как сапожник. Их занимала Анжела Ермакова, зачавшая через рот. Теперь они увлечены Ольгой Слуцкер — ни разу не рожавшей матерью двоих детей. Не проходит и месяца, как все рублевские обывательницы принялись копировать Ольгину манеру одеваться, болтали о суррогатном материнстве, и совсем уж неслыханной популярностью начала пользоваться детский психолог, к услугам которой Ольга прибегала в суде и во время разборок с мужем. Ольга стала трендсеттером, каким не могла бы оказаться, сколько бы ни настроила в Москве фитнес-клубов.
На волне своей популярности Ольга совершила серьезную трендсеттерскую ошибку: дала несколько интервью, которые по логике должны были бы компрометировать Владимира Слуцкера, но на самом деле мифологизировали его. Ольга сказала, что дети должны оставаться с нею, поскольку Владимир оголтелый сионист. Дескать, он разъясняет детям, что кровь их недостаточно чиста, не вполне еврейская…
(Мы сидим с Ольгой в маленьком ресторанчике, и она прямо так и говорит: «Представляете, дочка плакала и оправдывалась, что в ней ведь грязной крови совсем немного. “Мамочка, — говорит, — во мне ведь грязной крови совсем немножко”. И это мою кровь в своих жилах она называла грязной».)
Кроме того, Ольга заявила, что Владимир тронулся рассудком на своих каббалистических штудиях. Всерьез считает себя богом, мессией, всерьез говорит, что душа его живет в двух телах, одно из которых здесь, в России, а другое — где-то в Германии.
В православной стране такая информация, может быть, и должна бы склонить общественное мнение на сторону Ольги. Но только не на Рублевке. Рублевцам нравятся всякие аберрации традиционных вероисповеданий. Как верят они в то, что мощи святого князя Владимира могут быть сертифицированы археологическим институтом, так верят и в то, что сенатор Слуцкер может оказаться… ну… богом не богом, мессией не мессией, но уж во всяком случае могущественным каббалистом, сколотившим состояние при помощи гематрики[11]. Глазом не успеваешь моргнуть, как половина рублевских обывателей носит уж на запястье красную ниточку, по которой узнают друг друга потешные каббалисты.
(Я сижу у Владимира Слуцкера в кабинете и слушаю, как он клеймит всех этих краснониточников шарлатанами. За его спиной в застекленном шкафу — книги на иврите и на древнеарамейском. И невольно поддаешься этой рублевской легенде, хочется унести поскорее ноги — того и гляди превратит в крысу.)
Вот так и выходит, что развод и традиционное при разводе поливание друг друга грязью превращает вдруг малоинтересных людей в легендарных, сказочных персонажей, в трендсеттеров.
Им остается только как-то приложить к делу свою способность навязывать людям модные тренды. Использовать свое трендсеттерство для продвижения вверх по иерархии Большой Игры.
30. Штука в том, что сам по себе тренд ни для чего не нужен — так, безделка. Владимиру Слуцкеру никакой пользы от того, что тысячи людей начнут увлекаться каббалой. Ольге Слуцкер не тепло и не холодно от того, что сотни женщин станут всерьез обдумывать возможность суррогатного материнства. Ксении Собчак, может, и приятно сознавать, что множество девушек переняли у нее манеру носить очки в толстой оправе, но пользы-то опять никакой.
Тренды возникают и забываются. Ничего не значит ни появление трендов, ни их исчезновение. Просто какой-то трендсеттер зацепил общественное сознание каким-нибудь логическим парадоксом, и трендсеттеру ненадолго стали подражать. Без последствий.
Главный редактор журнала Vogue Алена Долецкая придумала никогда не носить чулок, некоторое время рублевские дамы подражали ей. И что? Ничего. Забыли. Снова принялись носить.
Бывший глава администрации президента Александр Волошин полюбил певицу Сезарию Эвору. Ввел моду ее слушать. Многие слушали. И что? Ничего. Разве что для Сезарии Эворы был от этого прок: несколько раз пригласили старушку с Кабо-Верде на Рублевку выступить за астрономический гонорар. Все. Мода прошла даже раньше, чем почила в бозе эксцентричная любительница сигар.
Миллиардер Алишер Усманов ввел моду на узбекскую кухню. И что? И ничего. В выходные дни под рублевскими соснами при каждой уважающей себя усадьбе стали колдовать узбекские повара над своими казанами, мангалами и тандырами. Но вскоре мода на узбекскую кухню прошла, увлеклись японскими суши. Те же таджики, что прежде притворялись узбеками, теперь стали притворяться японцами. А потом забыли и японцев, увлеклись фермерскими продуктами, так что повара вынуждены были рядиться в русские косоворотки. И что? Ничего. Быстротечная мода. Меняющиеся тренды.
Была, например, мода строить дома, похожие на Бутырскую тюрьму. Потом пришла мода строить дома, похожие на Зимний дворец в Петербурге. Потом стали строить финские дома. Потом — швейцарские горные шале. Потом пристрастились разбирать и привозить из Европы целые комнаты, а то и шато — аутентичный паркет, лестницы, камины. И что? Ничего. На территории некоторых рублевских усадеб так и стоят рядом тюрьма, дворец, финский дом, шале и шато — четыре дома пустуют, а хозяин живет в пятом, потому что он теперь в моде. И что?..
А в 90-е была мода оборудовать в подвале тир. А в 2000-е вместо тиров стали устраивать винные погреба. А в 2010-е поколения сменились, и молодежь принялась не складировать в подвалах дорогие бутылки, а выращивать в подвалах марихуану под лампами. И что? Ничего!
Меняющиеся рублевские моды имели смысл только для тех трендсеттеров, что ухитрились оседлать запущенный ими тренд, заработать на тренде деньги, пока тренд актуален. Григорий Масленников строил горные шале на равнинной местности, пока шале не вышли из моды. Ксения Собчак написала книжку для девушек о том, как модно одеваться. Сталик Ханкишиев вымуштровал целый полк узбекских поваров, колдовавших над казанами, и написал про колдовство над казанами три книжки. Аркадий Новиков построил сотню ресторанов на узбекском гастрономическом тренде. Алексей Зимин — пару ресторанов, когда вошли в моду фермерские продукты.
Есть люди, которые смогли превратить тренд в проект. Эти люди — герои следующей главы. Их проекты — не что иное, как монетизированные тренды. Не что иное, как мода, которую трендсеттер насаждает не просто для развлечения, а с целью заработать на тех, кто ей следует.
31. Днем мужчины движутся. Просто так получилось: утром двигаться невозможно, шоссе постоянно перекрыто для того, чтобы проехали президент, премьер, мэр и еще целая куча правительственных чиновников. Поэтому утра рублевский житель проводит в ленивой неге, с женой, с детьми, с собаками. Или за воплощением таких проектов, ради которых никуда не нужно ехать.
А двигаться начинает днем.
Завтрак может длиться несколько часов. Все равно спешить некуда, шоссе забито, ты заперт. Завтрак может плавно перейти в обед. Утро — это время жен. Накормить мужа ужином, скорее всего, не получится — он не вернется к ужину, только к ночи. Стало быть, надо накормить завтраком. Завтраки обильны, сложны и подчеркнуто по-домашнему — сама готовила. Сырники, оладьи из гречневой муки, запеканка из овсяной муки крупного помола, крыжовенное варенье, сваренное без всякого сахара, земляничное варенье из швейцарской горной земляники (помнишь, милый, мы покупали на озере четырех лесных кантонов?). За неспешным завтраком всерьез обсуждается, насколько не советует модный доктор Шено употреблять для сырников белую муку, насколько полезнее мука грубого помола. Шофер забирает ребенка и везет во французский детский сад, благо это в направлении, противоположном автомобильной пробке. И все тянется, тянется завтрак. Можно сидеть на террасе.
