О том, что творится в сегодняшней литературе, о новых книгах Э.ЛИМОНОВА и В.ЕРОФЕЕВА, о творчестве Ю.КОВАЛЯ и А.АХМАТОВОЙ, о нападках на маршала Жукова, о находках в пушкиноведении размышляют и спорят В.БУШИН и Н.ГЛУШКОВ, Р.РОМОВ и Г.ОРЛОВ.
"Маканин убивает кавказцев" - неожиданный анализ нового романа В.МАКАНИНА "Андеграунд или герой нашего времени".
Геннадию ШИМАНОВУ и его оппонентам отвечает русская учительница Наталья ГОРЯЧЕВА. Григорий БОНДАРЕНКО рассказывает о молодежном фестивале "Радуга" в питерских лесах.
Как отрубленные головы Романовых вновь оказались на Урале? Об этом - в статье И.СИМОНОВОЙ "Мистификация века".
Как всегда - обзор журналов Николая ПЕРЕЯСЛОВА и новые пародии Евгения НЕФЕДОВА.
Встреча с прекрасным художником Михаилом САВИЦКИМ - на всех страницах газеты.
Главный редактор - Владимир БОНДАРЕНКО.
С 1 сентября на "День литературы" можно подписаться по объединенному каталогу "Газеты и журналы России".
Индекс: 26260. Покупайте "День литературы" у распространителей газеты "Завтра" и в редакции. Распространяйте газету! Тел.: (095) 245-96-26.
Максим Коробейников С НЕБА ПОЛУДЕННОГО… ( рассказ )
В ТРИДЦАТЬ СЕДЬМОМ ГОДУ в деревню Малый Перелаз на отдых приехал командир кавалерийского полка Тимофей Абрамович Нелюбин. Лет десять назад его взяли в армию, и с тех пор он в родной деревне не показывался. Пожилые и старики еще помнили, что у Абрама был сын, хороший и ладный парень. Тихий, мухи не убьет. Непьющий, не то что отец. Отец-то, еще жена была жива, любил выпить, а когда она умерла и оставила его с десятилетним Тимой, так вовсе запил. Семьи новой так и не завел. Пил напропалую, да все Анисью свою вспоминал. Сначала пил с горя, а потом уж, как с горы поехал - остановиться не мог.
Когда Тиме девятнадцать исполнилось, пошел в волость, в армию проситься. Так и пропал незаметно, будто растаял. А через десять лет объявился. В командирской форме. Гимнастерка и брюки-галифе из такого материала, что и названия ему никто в деревне не знал. Ремни командирские. Один на поясе со звездой, два на плечах: спереди - справа и слева с каждого плеча вниз, а сзади - крест-накрест. Повернется - только скрип слышен. Сапоги хромовые блестят. Фуражка форменная с красной звездочкой. На гимнастерке три эмалевые палочки, шпалами называются. Приехал такой молодец, к отцу заявился, так тот обмер от неожиданности, удивления и безмерной радости.
- Тимофей, ты, что ли? - вскричал Абрам. - Вот никогда бы не поверил. Вот Анисья бы поглядела, какой у нас сын-то!
А потом обробел, отношение изменил, спросил:
- Надолго ли, Тимофей Абрамович?
- Да ты что, отец? - удивился Тимофей. - Не узнал, что ли?
- Узнать-то узнал, да уж больно вы, Тимофей Абрамович, на внешность изменения большие получили. Надолго ли? Сколько я вас дома видеть-то смогу?
- На месяц, - ответил Тимофей.
Абрам ни сидеть, ни разговаривать не стал. Бросился в деревню.
- Вы, Тимофей Абрамович, маленько посидите, а я тут соображу кое-что. Нельзя так, разговорами-то пустыми такого человека встречать. Мы ведь кое-что понимаем. Мало что деревенские.
Не успел Абрам вернуться, как в избу пошли-повалили мужики и бабы, что посмелее. Разговора до прихода Абрама не завязывалось. Гости стеснялись и только смотрели на командира Красной Армии, сидели тихо, даже не перешептывались, как это бывает.
Абрам начал разговор. Он вспомнил, как Тимофей в армию уходил.
- Вот пошел в волость. Мол, нельзя ли в армию уйти? Ну а потом, льзя ли, нельзя ли, а пришли да взяли. Что ты будешь делать. Раньше ведь в некрута-то уходили, дак будто в могилу. Вернется либо нет. Ведь и я служил. И что? Иному служба, иному мачеха. Как повезет. А вот мой-то, вишь, какой вышел? А?
Абрам для встречи сына привел свою двоюродную сестру Анну, маленькую, горбатенькую старушку. Она все бегала от стола к печке и обратно. Вытаскивала из огня, ставила на стол и в это время успевала Тимофею что-нибудь сказать.
- Ой, Тимофеюшка, не знали мы и не ведали. Ведь знать, да помылись бы к празднику-то. Все лавки и стол приготовили бы. Поскребли и почистили бы. А то счас грязные так и стоят.
Когда народ стал прибывать, Анна хлопотать еще больше стала, улыбалась, радовалась и шутила.
- Ох ты, гость по гостю так и идет, а у нас ложки не мыты. Вот беда.
Тимофей следил за ней веселыми глазами и успокаивал:
- Ох, тетка Анна, что бы мы с отцом без тебя делали?!
Тетка Анна на глазах росла и оживала от такой похвалы.
Выпили по первой, тетка Анна обнесла кумышкой всех, кто в избе оказался, начались расспросы:
- Близко ли, далеко ли служишь, Тимофей Абрамович?
- Далековато, - отвечал, усмехаясь, Тимофей. - Только поездом десять суток ехал.
- Господи! - вздохнули все. - Вот Россия-то матушка. Едешь десять ден поездом, и везде русские живут. А?
- Низко ли, высоко ли сидишь-то?
- Как вам сказать, - охотно отвечал Тимофей. - Нельзя сказать, чтобы очень низко, но и не скажу, чтобы очень высоко. Командир кавалерийского полка.
Кто в армии служил, тот даже привстал немного, улыбнулся с восторга и охнул. Шутка ли, полковой командир!
- А сколько лошадей в полку-то у тя? - кто-то заинтересовался вопросом.
- Немало, - ответил Тимофей.
- А все-таки?
- Сказать не могу, потому что это военная тайна. Но по секрету скажу: не меньше, чем во всем нашем районе.
- Господи! - только все и ахнули: какая махина.
- Ну а вы-то как живете здесь? - повернул Тимофей разговор в сторону, интересную для него.
- Дак ведь и ладно живется, и неладно.
- Как так?
- Дак в чем-то и лучше. Веселее, к примеру. Машин появилось много. Поля глазом не окинешь. А в чем-то и хуже. С питанием плоховато, с поношеньем неважно.
- Ты-то ведь, однако, лакомо живешь. Не то что мы.
- Вот думаем скоро всех переобуть из лаптей в сапоги.
Тимофей посмотрел на людей: почти все были обуты в сапоги.
Тетка Анна опять понесла кумышку и всякому наливала: кому стакан, кому половину… Поговорили о том, о сем. Тетка Анна по третьему разу обнесла всех. И вот тут-то заговорили, заохали, зашумели. Тимофей песню спел:
“С неба полуденного жара
не подступи,
Конная Буденного
раскинулась в степи”.
Мы слушали его пенье, замерев, и старались запомнить. Потом часто пели:
“Никто пути пройденного
у нас не отберет…”
Абрам вышел на середину, встряхнул бородой, гордо произнес:
- А что, жена ль моя не баба была? Ох, поглядела бы на него. Разве это не парень? Вот советская власть что делает!
Выскочили бабы и девки со всех углов. И задрожала печь, заплясали лавки, зазвенел стол с посудой.
УТРОМ МЫ БРОСИЛИСЬ к конному двору. Тимофей Абрамович Нелюбин, командир кавалерийского полка, обещал посмотреть коммунарских лошадей. Я любил наблюдать, как выводят лошадь из стойла, как выскакивает она вместе с конюхом или кучером на свежий воздух, сытая, отдохнувшая за ночь, разбуженная начинающимся веселым днем. Любил глядеть, стоя в сторонке, как мужики выводят молодого, необъезженного коня, чтобы погонять его по кругу или приучить к упряжке.
Было воскресенье. Отец вывел всех лошадей во двор. Даже животные - и те почувствовали, что предстоит праздник.
Даже рабочие клячи выскакивали из конюшни, как молодые. Весело и часто стучали подковами по деревянному настилу между стойлами. Одни тихонько фыркали. Тимофей подходил к лошади, брал под уздцы, похлопывал по шее, говорил ласково:
- Ну, здравствуй, здравствуй. Ишь ты какая! Не старая еще и стати хорошей.
Лошадь в ответ фыркала.
- Это она к радостной встрече, - поясняли мужики.
Другая трясла головой, закидывала ее кверху и храпела.
- Ничего-ничего, - успокаивал ее Тимофей. - Не бойся ненастья. Сегодня выходной. Если дождь, так в стойле перестоишь. Ничего-ничего.
Лошадь ластилась к нему, ожидая поощрения и доброго слова, клала ему на грудь свою усталую голову. Тимофей внимательно рассматривал ее, досконально разглядывал ноги, круп, голову и определял назначение каждой:
- Это хорошая упряжная. Ее в корень можно… А эту в пристяжку… А эту в дышло. В паре тяжести возить или пахать.
Когда вывели одного жеребца, Тимофей вскликнул:
- А этого молодца под седло. Ох, какой! Ох, какой ты!
Взял и взнуздал его и опять восхитился:
- Ты смотри какой, какой молодец. Горячий, необъезженный, а молодец! Ты смотри, как он хорошо в удилах лежит. Не выкидывает, держит во рту спокойно. Какой умница.
Отошел от него, любуясь.
- Его можно и в легкую повозку. В линейку, например, или в хороший тарантас. Да сбрую ему ладную бы.
И мы смотрели на “молодца” с восторгом, будто впервые видели.
- Эх, седла-то, однако, не найдется? - спросил Тимофей.
- Откуда у нас седло, - ответили ему с досадой.
Тогда Тимофей забрал удила и легко вспрыгнул на спину жеребца. Тот озверело поднялся на задние ноги, пытаясь сбросить с себя неприятный груз. Но Тимофея дыбок не застал врасплох. Он словно влип в жеребца. Тот резко запрокинулся на передние ноги и выбросил вверх задние.
