После прошлогоднего триумфа "Фауста" Александра Сокурова российский фильм снова отобран для участия в основном конкурсе Мостры. "Измена" Кирилла Серебренникова повествует о том, как благодаря роковому стечению обстоятельств случайные знакомые узнали о романе своих супругов. В программе "Горизонты" можно будет поболеть за роуд-муви "Я тоже хочу" Алексея Балабанова, а ещё увидеть в специальной программе документальный фильм "Антон тут рядом" Любови Аркус.
Тамара ДОНДУРЕЙ,
спец. корр. "ЛГ"
«В Театр сатиры я пришёл из-за Миронова»
«В Театр сатиры я пришёл из-за Миронова»
ВАС БЕСПОКОИТ "ЛГ"
3 сентября директору Московского академического театра сатиры Мамеду Агаеву исполняется 60 лет. Более 30 лет он работает в этом театре. Начинал администратором, был заместителем, потом стал директором.
- Мамед Гусейнович, как вы попали в Театр сатиры?
- Попал почти случайно. После института я работал в Нахичеванском театре администратором. В 1979 году министр культуры СССР Демичев решил, что нужно сделать стажировку для директоров театров - тогда на эту должность попадали разные люди. К нам пришёл запрос, и я уговорил директора, чтобы меня отправили учиться.
Когда меня спросили, в каком театре я хочу стажироваться, я не знал ни одного московского театра. Но мне хотелось туда, где работал мой любимый актёр - Андрей Миронов. Меня направили в Театр сатиры, а руководителем моим стал А.П. Левинский. Он меня "прикрепил" к своему заместителю - Г.М. Зельману. К концу моей стажировки Зельман сделал всё, чтобы я остался в театре администратором. С первого появления здесь я понял: хочу работать только в этом театре. Мечта осуществилась.
- У вас есть любимые артисты?
- Конечно, вся труппа. В театре могут быть разные отношения, но нельзя работать с людьми, которых не уважаешь и не любишь. К старшим я отношусь с сыновним почтением - меня так воспитали родители, к молодым - с отеческой заботой. Я близко дружил с Г.П. Менглетом, в сентябре ему бы исполнилось сто лет. Очень любил В.Г. Токарскую, нашу дорогую театральную бабушку. Я не могу не любить и не заботиться о наших актёрах, которые всю жизнь отдали театру. Их отношение к профессии, к искусству - пример для нашей молодёжи. Мне очень дорого наше среднее поколение - А. Яковлева, Ю. Васильев, М. Ильина, И. Лагутин, Ф. Добронравов. Они все стали звёздами на моих глазах. Я не могу не восхищаться О.А. Аросевой и В.К. Васильевой. Они не скрывают свой возраст, но их работоспособности можно позавидовать - ежедневные репетиции, у каждой по 10-15 аншлаговых спектаклей в месяц. В конце сентября они сыграют премьеру - "Реквием по Радамесу" в постановке Виктюка.
А самый любимый актёр - Ширвиндт, здесь я не оригинален. И конечно, Державин. С ними я дружу уже тридцать лет.
- Чем отличается театр ХХ века от театра ХХI века?
- Отличается не только театр, сколько к нему отношение. В ХХ веке театр был и кафедрой, и трибуной. Когда играл Андрей Миронов, наш театр охраняла конная милиция. Публика рвалась и на "Горе от ума", и на "Ревизора", и на "Трёхгрошовую оперу", и на "Вишнёвый сад". Билет в наш театр был валютой.
Когда я был администратором, я знал наших постоянных зрителей в лицо, сегодня они по-прежнему ходят к нам в театр. Но сегодня наши зрители хотят получать в театре только положительные эмоции, хотят видеть медийные лица. У нас по-прежнему аншлаги, но не все спектакли. Среди московских театров у нас самый большой зал - 1206 мест, это в 2-3 раза больше, чем во многих других театрах. В пятницу, субботу и воскресенье мы собираем полные залы, в будние дни есть спектакли, которые продаются хуже. У нас был случай - мы отдали наш спектакль в другой театр. У нас были проблемы с посещаемостью - там билеты проданы на полгода вперёд.
Наше название требует особого выбора репертуара. Наша политика - сохранять демократические цены на билеты. На спектакль "Случайная смерть анархиста" билеты раскупаются за 20 минут, но мы не повышаем цены. Понравился "Анархист" - пришли на другой спектакль, потом на следующий.
- Насколько вы себя уютно чувствуете в этом времени?
- Я уверенно и уютно чувствую себя в своём театре. Через несколько дней после начала отпуска начал скучать по театру. Не выдержал, вернулся на работу. Теперь понимаю, что всё успели - и ремонт, и декорации к новому спектаклю, и рекламу обновили. Главное - работать. Мне комфортно, когда я успеваю сделать всё, что задумал.
«…я готов умереть за неё»
«…я готов умереть за неё»
НАТАЛЬЯ ПУШКИНА - 200
На переходе от двадцатых к тридцатым годам своей жизни, кстати сказать, почти совпавшем с рубежом двадцатых и тридцатых годов в жизни девятнадцатого столетия, Пушкин стоял перед решением: женитьба. Женитьба как воплощение вечного естественного закона и исполнение простой урочной обязанности всякого нормального человека. "Мне за 30 лет, - напишет он в феврале 1831 года и за несколько дней до венчания, - в тридцать лет люди обыкновенно женятся. Я поступаю как люди и, вероятно, не буду в том раскаиваться".
Предшествовало этому многое. Первое, так сказать, объективное обстоятельство: время пришло. Второе - субъективное: дело за ней. Кто же - она? Где же? Шли поиски - поначалу не очень-то упорные, прикидки - не совсем обязательные, примерки - как бы не непременные, в общем, что-то похожее на затянувшийся репетиционный период: не то[?] не та[?] не так[?] Множество сомнений[?]
Зимой 1828 года Александр Пушкин впервые увидел Наталью Гончарову. Наконец-то: Она!
Он был и первым, кто проник в суть и будущее её красоты: ведь она была совсем юной: только-только исполнилось шестнадцать лет: "Когда я увидел её в первый раз, красоту её едва начинали замечать в свете. Я полюбил её, голова у меня закружилась[?]" Он был ослеплён.
"Александр Сергеевич, - рассказывает, конечно, со слов Натальи Николаевны её дочь от второго брака Арапова, - не мог оторвать от неё глаз, испытав на себе натиск чувства, окрещённого французами coup de fourde".
Но и она была ослеплена. Может быть, и более его. Ещё бы: только-только выехавшая в свет шестнадцатилетняя девочка, и - Пушкин!
Что же выделило Наталью Николаевну в ряду всех, без исключения, любовей, влюблённостей и увлечений поэта? Какова была идея этой женщины, этого удивительного, по выражению хорошо знавшей её с детства М. Еропкиной, самородка.
Ум? Образованность? Красота?
Итак - ум?
Конечно, вряд ли следует говорить о выдающемся рационалистическом уме в узком смысле. И Пушкин после женитьбы часто ищет общения с женщинами действительно острого, вышколенного, гибкого интеллекта: Д. Фикельмон, А. Смирнова-Россет и др.
Не забудем, впрочем, сколь скептичен был Пушкин в отношении к "академикам в чепце".
Отзывы современников и современниц очень разные: от признания неподдельного ума до упрёков в недалёкости, простоватости и простодушии. Последовавшие характеристики несовременниц - особенно великих, таких как Анна Ахматова, Марина Цветаева, - ещё чище: "пустое место". Это в лучшем случае. Как же! Если верить одному из рассказов, однажды ночью жена не стала слушать внезапно пришедшие в голову мужа стихи, а попросилась спать. Конечно, уж они-то - и Анна Андреевна, и Марина Ивановна - не то что Наталья Николаевна, - с ним бы о поэзии поговорили. И говорили, и прекрасно, правда, уже не с ним, но о нём. Здесь, видимо, можно предположить и особого типа ревность.
Успокаивались несовременницы опять-таки на объяснении: дура. Но - красавица. Либо: красавица, но - дура.
"[?]А у ней пречуткое сердце", - пишет Пушкин Нащокину.
Явно в уверенности именно такого ума, сердца, такта, понимания и проницания её "пречуткости" умница и сердцевед Пушкин написал жене самое большое количество своих русских писем.
Вообще любопытно отметить, что почти все его письма невесте написаны по-французски. Почти все жене - по-русски. Верный знак полной естественности и простоты установившихся отношений. "Жена свой брат", - скажет он в одном из писем. Да и пишутся письма жене, в отличие от обычной практики пушкинских писем, без черновиков: сразу - как излилось и про всё, про что думалось: быт, дети, литература, политика - сразу.
Теперь - образованность?
Да, Пушкин явно будет находить своеобразные интеллектуальные отдушины в беседах с женщинами, отмеченными особой литературной осведомлённостью, эстетической заинтересованностью (та же А. Смирнова-Россет, несколько раньше - З. Волконская), а уже что касается нашего поэта, то и восторженным поклонением: в парке римской виллы Волконской был установлен ему памятник.
