Та староста до сих пор работает со мной в одной зоне, и мы по-прежнему любим с ней посмеяться. Правда, совместных смен нам с тех пор не доставалось.
Сломанные машины
Одна из главных проблем Лондонской службы скорой помощи на данный момент – недостаток машин. В прошлом это означало, что у нас не хватает экипажей для всех машин, имеющихся в наличии, или что персонала недостаточно, чтобы соблюсти условия ротации смен. Однако в последнее время у нас действительно нет нужного количества автомобилей. Сейчас, когда я это пишу, я сижу на станции, глядя в окно, где трудятся ремонтники, отвечающие за состояние нашего автопарка: 13 машин дожидаются своей очереди на починку. Их экипажи сидят на станциях и не могут ехать на вызов, потому что автомобили сломаны.
Кто-то только что подъехал к станции на служебном автомобиле (хорошенькой маленькой Корсе), а когда собрался уезжать, у машины сгорело сцепление.
Сегодня я перегонял один фургон из Вестхэма в Поплар, чтобы заменить на другой, у которого полетела рулевая тяга. Мне самому в Ньюэме досталась машина только из починки, ей ремонтировали заднюю подвеску.
Хочу сказать, что езда на машине без задней подвески – весьма «любопытный» опыт: вас швыряет из стороны в сторону, дверцы всех шкафчиков распахиваются, и вам на голову сыплются бинты и другие, столь же мягкие, предметы, разлетаясь по полу.
«Отремонтированная» скорая продержалась три вызова, после чего подвеска сломалась снова, так что меня начало зверски мотать по кабине. Кроме того, двигатель постоянно глох.
Так что теперь я сижу на станции, бездельничаю и не могу продолжать свою героическую деятельность по спасению жизней подбиранию пьяниц.
Наш автопарк разваливается на части, у новеньких Мерседесов на пробеге 5000 миль отказывают двигатели, хвостовые подъемники демонстрируют свой норов (как мой вчера, заклинивший в самый неподходящий момент). Лондонской службе скорой помощи нужны еще машины, пускай простые, но надежные, полностью экипированные и с достаточным количеством экипажей.
Мало что изменилось с тех пор, как я это написал, и несколько машин, добавившихся к нашему автопарку, не разрешили ситуацию с незанятыми экипажами. Извинения в адрес отделений скорой помощи
Думаю, многие мои читатели – врачи и медсестры тех или иных специальностей. Также можно предположить, что у большинства из них есть опыт работы в отделениях скорой помощи.
Поэтому, как сотрудник выездной службы, я хочу перед вами извиниться.
Простите, что каждую смену я подбрасываю новое мясо в мясорубку, то есть привожу пациентов «с улицы», и вам приходится заниматься ими и оценивать их состояние.
Простите, что иногда вместе с пациентами приезжают родные, которые возмущаются, что им приходится ждать и что вы «смеете пить свой кофе, пока их дражайший родственник находится “на пороге смерти”». Простите, что иногда мне не удается привезти того члена семьи, который мог бы перевести стенания и вопли пациента на английский, в тысячу раз упростив процедуру осмотра.
Простите за ту всякую ерунду, с которой вынужден доставлять к вам пациентов: порезы на пальцах, колики в боку и прыщи на спине. Мне очень жаль, что семейные врачи в этом смысле часто оказываются не на высоте. Извините, что вам приходится заниматься подобными глупостями только потому, что хороших семейных врачей в наше время днем с огнем не сыщешь, и к вам обращаются с кашлем, простудой и поносом.
Простите, что в школах не учат элементарным навыкам первой помощи, предпочитая тратить время на происхождение ледников и решение квадратных уравнений. В результате люди не видят разницы между легкой царапиной на пальце и вскрытой артерией, из которой фонтаном бьет кровь, и не знают, с какой из них надо обращаться в местное отделение скорой помощи.
Простите, что у нас больше нет общин, в которых старики передают знания молодым, а те внимательно их слушают, и поэтому новоиспеченные мамаши бегут к вам, если ребенка стошнило, считая, что он вот-вот отдаст концы.
Простите, что наши протоколы и процедуры не позволяют просто оставить пациента дома. В Англии мы обязаны отвезти его в больницу. Правительство считает, что мы не можем отличить серьезный случай от вышеупомянутой царапины на пальце.
Простите, что полиция не может сама заниматься алкоголиками в пятницу вечером: там боятся, что в камере пьяный может захлебнуться своей рвотой, и поэтому вызывают нас. А нам ничего не остается, кроме как отвезти его в больницу, к вам. Мне очень жаль.
Простите, что я привожу тяжелых пациентов за 5 минут до конца вашей смены. Если это вас утешит, то и у нас происходит то же самое: инфаркты, отрезанные конечности и лопнувшие аневризмы случаются обычно, когда нам остается отработать каких-то пару минут. Как и вы, мы тоже задерживаемся на работе.
Мне очень жаль, но это не моя вина.
Я написал это отчасти потому, что сотрудники отделения скорой помощи бросают на нас косые взгляды, когда мы привозим к ним очередного пьяницу. Я не виноват, что правительство обеспечивает населению свободный доступ к нашему номеру – 999. Проблема с коленом
Под подростковой дееспособностью подразумевается возможность несовершеннолетних в возрасте до 16 лет давать информированное согласие на медицинское вмешательство. Обычно мы сами оцениваем, способен ли подросток принять такое решение, но это, как вы понимаете, настоящее минное поле с точки зрения этики.
Снова на работе. Довольно удобное время смены с 18:00 до 01:00, но вызывают преимущественно к алкоголикам, и попадается довольно мало серьезных случаев, требующих настоящей работы.
Однако время от времени все равно возникают проблемы, и не потому, что пациенты в тяжелом состоянии, а совсем по другим причинам, которые человек, не работавший на скорой, вряд ли поймет.
Первый в эту смену вызов был именно таким. 13-летняя девочка с вывихом колена. Пара пустяков, скажете вы, но из этих пустяков может вырасти проблема, способная сильно осложнить жизнь.
Мы прибыли по адресу и обнаружили пациентку, колено которой очевидно было вывихнуто: чашечка сместилась влево дюйма на два, так что отбрасывала тень на остальную часть ноги. Решение тут простое: если вы достаточно храбрый, то можете сами поставить сустав на место или пойти по проторенной дорожке и отвезти больную в клинику, где этим займутся уже доктора.
Но тут начались трудности. Для начала: дома не было никого из взрослых, только еще один подросток (не родственник), и ни пациентка, ни он не отличались сообразительностью. Вообще, нам не положено заниматься детьми в отсутствие взрослых, но что оставалось делать в подобной ситуации? Отцу позвонили, но он сам находился в больнице на процедурах, поэтому мы решили, что лучше будет везти девочку в больницу. Конечно, подростковую дееспособность никто не отменял, но с нашей стороны это всегда игра с огнем.
Пациентка свалилась с верхнего этажа двухэтажной кровати, поэтому друзья (сбежавшие до нашего приезда), подняли ее и положили обратно наверх. Она кричала от боли (что неудивительно) и не позволяла нам прикасаться к ней. Эту проблему мы решили с помощью «Энтонокса» (известного также как «веселящий газ»). Подышав препаратом, она начала хихикать, и мы кое-как стащили ее вниз.
Дальше она отказалась садиться в инвалидное кресло, но из-за лестницы это необходимо было сделать. После долгих уговоров и отчаянных криков, от которых у нас едва не лопнули барабанные перепонки, мы все-таки убедили ее сесть; это возымело отличный побочный эффект в виде щелчка, с которым колено встало на место.
Обычно после вправления вывиха боль заметно утихает, но девочка так боялась ехать в клинику, что продолжала плакать и кричать. Одновременно она спорила с парнишкой, оставшимся с ней, говоря, что ненавидит больницы, и настаивала, чтобы он ехал с ней, но тот отказывался, вопрошая: «И как я доберусь домой оттуда?» Мне очень хотелось посоветовать ему дойти пешком, потому что до больницы было не больше километра. Несмотря на ее мольбы, он не уступал. Нацепил на голову свою клетчатую бейсбольную кепку и отказался наотрез. Думаю, при их следующей встрече ему не поздоровится.
