это бесповоротный бесславный конец, его даже называют “высшей мерой наказания в науке” [214]. После такой смертной казни отозванные статьи попадают в своего рода чистилище. Они не просто отовсюду удаляются, поскольку это лишь вызвало бы еще большую путаницу, особенно если на них уже ссылались в других работах. Нет, они навечно остаются на сайте журнала с отметкой о том, что более не считаются легитимными. Часто эта отметка принимает форму слова “ОТОЗВАНА” (RETRACTED), напечатанного огромными жирными красными буквами и пересекающего по диагонали страницы статьи.
Лучше всего искать информацию об отозванных статьях на сайте Retraction Watch (“Наблюдение за отозванными статьями”), где отображается каждая новая отозванная работа, а у авторов и редакций журналов запрашивается комментарий, что пошло не так. В 2018 году владельцы сайта, Айвен Орански и Адам Маркус, создали базу данных, каталогизирующую более восемнадцати тысяч отозванных с 1970-х годов научных публикаций, – драгоценный клад для тех, кто интересуется скандальной стороной науки. Беглый просмотр столбца под названием “Причины отозвания” намекает на некоторые пикантные истории, стоящие за этими статьями: “конфликт интересов”, “поддельное авторство”, “неправомерные действия автора”, “порча материалов и образцов”, “судебное разбирательство” [215].
База данных Retraction Watch — список неидеальный: какие-то отозванные статьи могли быть пропущены, ведь не все журналы их открыто признают и заметно маркируют, издания очень сильно различаются в этом отношении. Еще важно отметить, что отзыв публикации не обязательно означает мошенничество – многие статьи аннулируются самими авторами, заметившими ошибку. Есть и более неоднозначные случаи: например, в начале 2020 года лауреат Нобелевской премии, химик-инженер Фрэнсис Арнольд объявила, что ее команда отзывает статью по ферментам из Science, поскольку результаты не воспроизведутся и “при тщательном изучении лабораторного журнала первого автора… выяснилось, что для ключевых экспериментов не хватает записей и сырых данных” [216]. Означало ли это простую ошибку, или на совести ведущего автора, студента из лаборатории Арнольд, было что похуже, неизвестно. Признание Арнольд было очень откровенным. “Прошу у всех прощения”, – написала она в твиттере. “Я была немного занята, когда статью приняли к публикации, и не выполнила свою работу должным образом” [217].
Среди всех отозванных статей доля тех, которые содержат честные ошибки, составляет лишь 40 % или меньше. Преобладают те, что были отозваны из-за той или иной формы нарушения этики, включая мошенничество (около 20 %), повторное опубликование и плагиат [218]. Причем с течением времени число отозванных статей растет, хотя это и не обязательно подразумевает увеличение случаев мошенничества, скорее означает, что у редакторов журналов становится наметаннее глаз и авторы, как Арнольд, охотнее сознаются, что оплошали [219].
Так же как в обществе небольшое число нарушителей закона совершают несоразмерное количество преступлений, база данных Retraction Watch демонстрирует, что всего лишь 2 % ученых ответственны за 25 % всех отозванных публикаций [220]. Худшие рецидивисты попадают в “список лидеров” Retraction Watch, это своего рода Нобелевская премия наоборот [221]. Наш знакомец Дидерик Стапел занимает там пятое место – с пятьюдесятью восемью отозванными статьями [222]. Правда, звание абсолютного чемпиона-тяжеловеса сейчас занимает японский анестезиолог Ёситака Фудзии, который выдумал данные для несуществовавших испытаний лекарства и чье количество отозванных публикаций достигает невероятного числа – ста восьмидесяти трех [223]. В 2000 году в письме редакторов журнала Anaesthesia & Analgesia опубликованные Фудзии данные описывались как “поразительно красивые” [224]. Как отметили менеджеры сайта Retraction Watch, это был не комплимент [225]. Авторы того письма обратили внимание, что в испытаниях лекарства у Фудзии число участников, сообщивших о головной боли в качестве побочного эффекта, совершенно идентично для различных групп из тринадцати его исследований и почти идентично для еще восьми. Данные, так же как в случаях, рассмотренных нами выше, были распределены слишком уж равномерно, чтобы походить на правду. Однако больше десяти лет не предпринималось абсолютно ничего, и все это время Фудзии продолжал клепать поддельные статьи в уважаемые журналы по анестезиологии. И только в 2012 году в ходе другого анализа обнаружилось, что еще больше его данных чрезвычайно неправдоподобны, и формальное расследование положило конец его карьере [226]. В дополнение к подтвержденному списку из ста семидесяти двух статей, которые содержали поддельные данные (с тех пор список пополнился, что вывело Фудзии на позицию рекордсмена), исследователи перечислили и те его публикации, что, по их мнению, не содержали никакого обмана. Таких было три [227].
Итак, если объединить тяжеловесов из “списка лидеров” Retraction Watch со всеми остальными исследователями, чьи статьи оказывались отозванными по нечестным причинам, сколько же ученых на самом деле мошенничают? Совокупная доля отозванных статей – примерно четыре на десять тысяч публикаций, то есть 0,04 % – ободряюще мала. Это не очень-то помогает, ведь мы знаем, что, с одной стороны, часть статей отзывается не из-за мошенничества, а с другой – некоторые журналы либо не отлавливают фальшивые результаты, либо не утруждаются тем, чтобы соответствующие публикации отзывать. А что будет, если мы просто спросим ученых, анонимно, мошенничали ли они когда-нибудь?
Самое масштабное на сегодняшний день подобное исследование объединило результаты семи опросов: оказалось, 1,97 % ученых признают, что хотя бы однажды подделывали данные [228]. Один ученый, сознавшийся в мошенничестве, на пятьдесят – это и так достаточно тревожный показатель, однако примите во внимание, что люди обычно неохотно признаются в обмане, даже и в анонимном опросе, так что реальное число точно гораздо больше. И действительно, когда ученых спрашивали, сколько они знают других исследователей, которые фальсифицировали данные, значение подскакивало до 14,1 % (хотя, конечно, кто-то из опрошенных мог ошибаться, преувеличивать проблемы с чужими исследованиями или напрасно подозревать своих конкурентов) [229].
Кто же эти жулики? Возможно ли составить “профайл”, как делают в ФБР, типичного мошенника, психологический портрет, который помог бы нам предотвращать новые акты подделывания данных? В обзоре случаев мошенничества специалист по нейронаукам Чарльз Гросс сокрушался, что нет четких критериев, по которым можно было бы понять, кто обманывает. Однако он попытался описать тип человека, регулярно появляющегося в средствах массовой информации в сюжетах о мошенничестве, получающих широкую огласку. Как правило, писал Гросс, это “яркий и амбициозный молодой человек, работающий в элитарном институте в быстро развивающейся и высококонкурентной области современной биологии или медицины, где результаты имеют важное теоретическое или клиническое применение либо финансовые последствия” [230]. Привычная картина, если учесть, что мы обсуждали в этой главе: например, Паоло Маккиарини практически идеально подходит под данное описание.
Примечательно, что Гросс описал мошенника как мужчину. Это четко прослеживается для самых закоренелых обманщиков: из тридцати
