Пытаясь сделать хорошую мину при плохой игре, Шуман договорился до очевидной двусмысленности. Если новый военный союз не был направлен против СССР, то против кого же? Против поверженной Германии, которую, как он не мог не осознавать, США и Англия собирались рано или поздно к этому союзу присоединить? (Через четыре дня после подписания договора о создании НАТО было опубликовано сообщение министров иностранных дел США, Англии и Франции о достижении ими договоренности о создании сепаратного западногерманского государства.) Если же новый пакт не был направлен ни против СССР, ни против Германии, то в мире оставалась страна, которая теоретически могла представить угрозу суверенитету Франции. Но именно в столице этой страны происходила церемония подписания нового договора.
Антисоветскую направленность Североатлантического альянса не могли скрыть дипломатические двусмысленности. Она была очевидна всем. Советское правительство в меморандуме от 31 марта 1949 года, разоблачая агрессивную направленность НАТО, подчеркивало, что «Североатлантический договор не имеет ничего общего с целями самообороны государств — участников договора, которым никто не угрожает и на которые никто не собирается нападать. Наоборот, этот договор имеет агрессивный характер и направлен против СССР…»
В преддверии подписания Североатлантического договора массовые манифестации протеста несколько дней подряд потрясали Апеннинский полуостров, тысячи антифашистов, бывших партизан, протестовали перед датским парламентом, мощная волна протестов охватила Францию. Народы Европы были против создания нового инструмента агрессии, против нового раскола Европы, подрывавшего их надежды на прочный мир на земле после самой кровавой войны в мировой истории.
Но эта волна протестов, похоже, лишь укрепила веру, буржуазных лидеров западноевропейских стран в «обоснованность» курса на заключение военного союза в мирное время. Ведь НАТО была направлена не только против СССР и стран социализма. Буржуазия десяти западноевропейских стран, Канады объединялась с правящим классом США в новый «Священный союз» и против народов своих стран, отдавала себя под опеку заокеанского сюзерена, чтобы не допустить социальных перемен.
Во время церемонии подписания военный оркестр играл популярную легкую музыку и джазовые мелодии. Под звуки мелодий Гершвина американцы со своими новыми вассалами раскалывали Европу, закладывали под нее мину военного противостояния на долгие годы вперед. Музыкальное сопровождение помпезной церемонии свидетельствовало не только об отсутствии у Вашингтона дипломатического опыта и элементарного такта, но и о нескрываемой радости американских чиновных лиц. Делался большой шаг в направлении «американского века». Старые европейские державы, относившиеся еще недавно к Америке как к выскочке и нуворишу, облапошившие Соединенные Штаты, как они считали, после первой мировой войны, ныне покорно пришли на поклон Вашингтону. А разжиревшие на второй мировой войне американские военно-промышленные монополии считали, что теперь им все дозволено, что теперь им уже не надо держаться в стороне от превратностей европейской политики, как советовал в свое время первый президент США Джордж Вашингтон в своем прощальном обращении к американской нации. Теперь, когда Америка могла подчинить Европу, вовлечению в европейскую политику на таких условиях противились лишь самые ярые американские изоляционисты, но их было мало, и их в официальном Вашингтоне не принимали во внимание.
Веселые мелодии, лившиеся из динамиков в зале, где проходила процедура создания НАТО, символизировали не только торжество хозяев. Мелодии были американскими и незримо напоминали собравшимся, кто теперь будет «заказывать музыку», определять военную доктрину блока, политику стран, в него входящих. Но, в изменение известной поговорки, платить по счету во многом предстояло европейским слушателям.
Чтобы понять причины, собравшие представителей десяти западноевропейских стран и Канады в Вашингтоне 4 апреля 1949 года, равно как и смысл и дальнейшее развитие созданного в тот день Североатлантического союза, вернемся на несколько лет назад.
Антикоммунизм, эта, по ставшим крылатыми словам великого немецкого писателя Томаса Манна, «величайшая глупость нашего века», стал той почвой, на которой выросла «холодная война» и ее детище — агрессивный блок НАТО.
Историки обычно датируют начало «холодной войны», раскола Европы, приведшего к потере народами Западной Европы многих из плодов победы над фашизмом — и, главное, стабильного мира на континенте, — со знаменитой речи английского премьера (тогда — бывшего) Уинстона Черчилля 5 марта 1946 года в маленьком американском городке Фултоне, в провинциальном Вестминстерском колледже. Уговорил Черчилля, отдыхавшего во Флориде, приехать и выступить Гарри Трумэн. Он знал, что должен был сказать Черчилль, — они обговорили тему заранее.
В своей речи, ставшей уже на следующий день известной всему миру, Черчилль провозгласил:. «От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике железный занавес спустился на континент». В речи содержались все основные темы развертывавшейся «холодной войны» — и непримиримая вражда к СССР, и призыв к подавлению коммунистических и рабочих партий на Западе. «В значительном большинстве стран, отстоящих далеко от русских границ, — вещал тогдашний духовный вождь антикоммунизма, — и разбросанных далеко по всему миру, созданы коммунистические пятые колонны, которые действуют в полном единении и абсолютном повиновении указаниям, получаемым из коммунистического центра».
Предлагался и рецепт борьбы против «коммунистической угрозы». Черчилль выдвинул идею создания «братской ассоциации народов, говорящих на английском языке». «Это означает, — продолжал он, — особые отношения между Британским содружеством и империей, с одной стороны, и Соединенными Штатами — с другой». Короче говоря, Черчилль предлагал военный союз.
Фултоновская речь стала началом кампании по заталкиванию стран Западной Европы в антисоветский пакт. Черчилль боялся не за безопасность Англии или ее западных партнеров. И тогда, и позже он знал, что СССР не собирается никому угрожать и единственной его целью на внешней арене является обеспечение условий для мирного строительства и восстановления страны. Страшила британского премьера возможность укрепления безопасности СССР в случае создания в Восточной Европе в результате победоносных социалистических революций дружественных ему государств.
К концу войны Черчилль стал понимать, что у Запада не хватит сил для установления военного контроля над всей Европой. Он метался. Печальную известность приобрели его призывы не разоружать сдавшиеся немецкие части или хотя бы сохранять их оружие на случай использования как против СССР, так и освободившихся от фашистского гнета народов. 8 мая 1945 года он шлет телеграмму главнокомандующему силами западных союзников на европейском театре генералу Эйзенхауэру. «Я слышал, и это вызывает у меня значительное беспокойство, что немцы должны уничтожить все их самолеты на месте, — говорилось в ней. — Я надеюсь, что этот подход не будет применяться к оружию и другим видам оборудования. Оно может понадобиться нам когда-либо, а может быть, и уже сейчас во Франции и, особенно, в Италии».
Именно тогда, в момент победы над германским фашизмом, и родилась идея «железного занавеса», который должен был бы перегородить Европу, отсекая западную ее часть от влияния социализма. Термин «железный занавес» прочно вошел в политический лексикон поборников «холодной войны» после речи Черчилля в Фултоне. Но впервые применен он был Черчиллем раньше. 12 мая 1945 года, когда все человечество праздновало победу, Черчилль послал Трумэну телеграмму, в которой он впервые использовал фразу «железный занавес». До того этот термин использовался лишь покончившим с собой за несколько дней до этого шефом пропаганды фашистской Германии Геббельсом. В телеграмме прозвучали все главные причины, почему Запад, в первую очередь — США и Великобритания, начал «холодную войну». Тут и стремление говорить с СССР с «позиции силы», и недовольство и испуг перед стремлением солдат к демобилизации, и понимание того, что такой силы, которая помогла бы оставить СССР в столь же уязвимом положении, как и до войны, нет.
Черчилль по сути дела работал на могущественного американского союзника, призывая его к тому, чего горячо желал и сам Вашингтон, — расчленить Европу, чтобы перегруппироваться, разгромить левые силы в ее западной части, а затем перейти в наступление на социализм. Именно для этого и понадобился Черчиллю «железный занавес», перегородивший континент.
Со второй половины 1944 года сама Великобритания уже вела войну против левых сил. Английские войска, заполняя, как заявлял Лондон, «вакуум», якобы образовавшийся в Греции после изгнания немецких оккупантов, вели бои против партизан из ЕЛАС — Народной национальной армии освобождения, вынесшей основное бремя борьбы против фашизма, — чтобы посадить в Афинах правительство, привезенное в обозе британского экспедиционного корпуса под командованием генерала Скоби. В Греции проигрывался сценарий подавления левых сил во всех странах Европы. Когда в дополнение к вооруженному восстанию против новых оккупантов в стране началась всеобщая забастовка, Черчилль отбросил всякие претензии на «освободительную миссию», «борьбу за свободу и демократию» и т. д. Генерал Скоби получил приказ: «Без колебаний ведите себя так, словно вы находитесь в покоренном городе, где началось местное восстание».
