Эта влиятельнейшая матрона считалась «первой дамой Италии». Она была блестяще образованна, остроумна и темпераментна, играла на музыкальных инструментах и пела, даже обожала заниматься картографией и астрологией — предметами весьма опасными по тем временам. Ее личные сундуки вместо драгоценностей были забиты старинными фолиантами, хотя в замке ее супруга, Джанфранческо II Гонзаго, маркиза Мантуи, и находилась огромная библиотека. Но Изабелла хотела иметь личные книги, чтобы читать их в любое время дня и ночи.
С особенной страстью Изабелла собирала предметы искусства и покровительствовала художникам. Она вносила огромные деньги для росписей и реставраций соборов и монастырей. Она верховодила всеми делами Мантуи, держа мужа, сыновей и дочерей в прямом смысле в узде: каждое утро огромное семейство во главе с маркизой отправлялось на конную прогулку. Конюшни д’Эсте славились по всей стране. Ну а лучшим конюхом считался синьор Мерлини. Как же давно это было!..
Антонио, охая, повертел головой и тяжело поднялся. То ли родной табурет помог, то ли воспоминания, но кажется, он уже сможет добраться до топчана, который служит ему кроватью. Он поднялся на ощупь, не зажигая светильника. От усилий в глазах опять потемнело, зато отчетливо всплыли воспоминания.
Дочь конюха Мерлини Антонио впервые увидел, когда она была еще 9-летней девчонкой. Потом, приехав в Мантую уже через 9 лет — в 1520 году, Антонио узнал, что синьор Мерлини давно умер, а его неуклюжая дочь превратилась в волоокую красавицу с волосами цвета червонного золота. Но одно было плохо: Джиролама-девочка была бойка и весела, но Джиролама-девушка стала робка и боязлива. Часто Антонио находил ее в слезах. Не понимая, спрашивал: «Кто обидел?» Но девушка только мотала головой и убегала в страхе. Антонио уже решил было выследить ее обидчика и надавать ему оплеух — разве можно запугивать таких юных красавиц?! Но все оказалось и проще и сложнее: Джиролама боялась. умереть.
«Когда мне было шесть лет, умерла матушка. Потом, когда мне было уже одиннадцать, умер отец. И тогда я поняла, что мне тоже скоро придется умереть, — дрожа, объяснила однажды Джиролама. — Я написала завещание. Но его не признал нотариус. Сказал: приходи в пятнадцать лет. Думал, я шучу. Но я пришла…» — «И что же ты завещала?» — удивился Антонио. «Свою собаку Хлою». — «И кому?» — «Старшему сыну хозяйки, монны д’Эсте — Федериго Гонзаго. Хозяйка сказала, он станет герцогом и всегда сможет прокормить мою старую собаку. Но Хлоя умерла!.. Значит, скоро моя очередь…»
Антонио смотрел в полные ужаса глаза девушки и понимал — надо сделать что-то. Немедленно, сию минуту! Иначе этот страх останется с Джироламой навсегда и просто съест ее жизнь.
Художник выхватил большой лист картона и карандаш. «Ты бывала в покоях хозяйки?» — спросил он. Девушка робко кивнула. «Видела там картины и рисунки старых мастеров?» Снова еле заметный кивок. «Тогда ты знаешь, что картина бессмертна. Но я, как художник, могу тебе сказать, что бессмертной остается не только картина. Душа изображенного на ней человека тоже становится бессмертной». — «Церковь учит нас, что все души бессмертны, — вздохнула Джиролама. — Но ведь они только на Небе…» — «Ну а душа человека с картины будет бессмертной и на земле тоже! — воскликнул Антонио. — Я нарисую твой портрет, и ты будешь жить вечно. Ну а чтобы ты не сомневалась, я напишу тебя в виде одной из святых. Ты ведь знаешь, что святые точно бессмертны».
Так в лихорадке и восторге любви появилась его картина «Мистическое обручение святой Екатерины». И милый облик Екатерины, обручающейся с самим Христом, был первым изображением Джироламы.
«Считай, что ты, как и Екатерина, обручилась с бессмертием! — шутил Антонио. — Осталось только нам обвенчаться на нашей грешной земле!»
Так они и сделали. Уже супругами вернулись в Корреджо. И первым подарком Антонио юной жене стала крошечная смешная собачка. Вот тогда-то Джиролама впервые радостно улыбнулась. Господь свидетель, это была улыбка ангела. Правда, потом, когда через год у них родился сын, Антонио понял, что все-таки ошибся. Его Джиролама улыбалась не как бесплотный ангел — как земная Мадонна, баюкающая своего сына.
Сколько Мадонн написал с жены Антонио, и не перечислишь! Собратья-художники презрительно косились на изображения Джироламы — сейчас ведь в моде лики Мадонн-леонардесок, то есть красавиц, представляющих тот тип красоты, что рисует великий Леонардо. Конечно, Корреджо тоже отдал дань этой моде. Его «Мадонна с тарелкой» или «Мадонна со святым Франциском» написаны в подражание Леонардо. Но нельзя же все время слепо копировать каноны, пусть даже созданные самим да Винчи! К чему срисовывать леонардовских красавиц или ангелочков, если Антонио может куда ярче изобразить своих жену и детей? Когда Корреджо написал алтарную картину «Мадонна со святым Иеронимом» для церкви Сант-Антонио в Парме, даже недоброжелатели признали, что его Мадонна с ликом Джироламы прелестна, а изображенный младенец — настоящее чудо. Его даже прозвали «Смеющимся», потому что каждый, кто видел этот заразительный детский смех, и сам начинал смеяться.
Антонио да Корреджо. Мадонна со святым Иеронимом
Но собратья-профессионалы все равно кривились: «Этот Антонио только и может, что малевать своих толстокожих чад да клушу-жену!» И чем не угодила им Джиролама? Что только они про нее не выдумывали! Что, мол, она криклива и тяжела на руку, держит мужа под каблуком, бьет его и не дает общаться с приятелями. Да и сам он хорош! Скуп и прижимист. Никогда не пригласит друзей ни на обед, ни на вечеринку, даже в тратторию не позовет. Идиоты! У него же было четверо детей — после сына родились еще три прелестные дочурки. Так неужто он должен отрывать деньги от семьи и отдавать на очередную попойку?! Еще не хватало! Корреджо никогда не любил шумных компаний, а уж упиваться дешевым вином да злословить заплетающимся языком о чужих работах — увольте! Вот и считают художники Антонио нелюдимым и неприятным. И каких только историй о нем не рассказывают!
Как-то раз в Корреджо неожиданно приехал Бернардино Кампи, с которым Антонио иногда вместе работал. Без стука ворвался в дом, крича: «Горе нам, горе!» Хлопнулся перед Джироламой на колени, а увидев выбежавшего из мастерской Антонио, начал, дрожа, открещиваться от него, как от черта. А тут в дом вошел еще и Джулио Романо, известнейший живописец Рима, между прочим, любимый ученик самого Рафаэля. Оказывается, Кампи привез его с собой. Увидев Антонио, почтенный римский художник тоже повел себя странно: начал читать молитву. Корреджо только крутил головой от одного к другому. И тут Кампи выдохнул: «Ты живой?!», а Романо даже ткнул Антонио в руку, дабы убедиться, что он — не хладный труп.
Оказалось, злые языки пустили слух, что Антонио Корреджо скончался. Да еще при каких обстоятельствах! Будто некий скупой синьор из Пармы заплатил Антонио 60 скудо мелочью. Синьор подумал, что мешок мелочи живописец не возьмет. Но Корреджо будто бы оказался куда жаднее заказчика. Он не только взял этот мешок мелочи, но и сам потащил его в свою деревню, чтоб не платить за перевозку. А в тот день стояла страшная жара. Разгоряченный Антонио зашел в тратторию, да по скаредности своей пожалев денег на стакан вина, попросил бесплатно принести воды. А та оказалась такой холодной, что жадина Корреджо простудился и… помер.
Ну и история! Антонио, слушая ее, только зубами скрипел: как же нужно завидовать, чтоб сочинять такие гадости!..
«Только зачем ты привез сюда синьора Романо?» — растерянно спросил он у Кампи. «Так ведь я думал, что придется платить за твои похороны. А у меня денег нет. Вот я и привез его…» — «Выходит, ты, Антонио, сэкономил мне немало скудо! — засмеялся Джулио. — Ну вы пройдохи-авантюристы! Может, все затеяли, чтобы выманить меня из Рима?»
И все дружно захохотали. Даже Джиролама робко улыбнулась. Она вообще была пуглива в присутствии посторонних. Может, поэтому Антонио и не звал к себе гостей.
Да и какие гости! Он так редко бывал дома, что ценил каждую минуту, проведенную с семьей. Ведь ему приходилось постоянно уезжать — в деревне заказчиков не найти. Основными местами его работы стали церкви и монастыри Пармы. В начале 1520-х годов он расписал огромный купол церкви Сан-Джиованни Эванджелиста. Сюжет был заказан традиционный — «Видение Иоанна Богослова на Патмосе», а вот замысел Корреджо решил сделать новаторским, почти авантюрным, — показать, как темный, низкий купол собора словно раскрывается в безграничную небесную синь. То-то обомлеют молящиеся, когда поднимут голову к куполу церкви, — над их головой будет не купол, а небо с облаками!
В высшей точке купола художник изобразил Христа, окутанного небесным светом. А снизу к Спасителю стремятся святые угодники. Именно такое «поднятие на воздусях» привиделось некогда Иоанну Богослову. Ну а стоя под куполом, расписанным Корреджо, и прихожане, пришедшие в церковь, могли увидеть фигуры, поднимающиеся на небо. Разве плох замысел? А вот ретрограду настоятелю не понравился. Он даже плюнул в сердцах: «Что это за вид?! Голые ноги мелькают в воздухе, как лягушачьи лапки. А мы, грешные, на них пялимся. Разве это святая живопись?!»
