Рабле покинул монастырь в 1527 году. Он распростился с монастырской жизнью навсегда. С котомкой за плечами, с очень скудным запасом денег, бедняк, почти нищий, бродил он по стране, переходя из одного университетского города в другой.
В средние века университеты жили своей особой жизнью. Это были как бы государства в государстве. Местные власти не отваживались вмешиваться во внутренние дела студенческой и профессорской корпораций.
Города были заинтересованы в университетах. Последние составляли их славу, привлекали толпы учащихся со всех концов не только Франции, но и Европы. Студенты переходили из одного университета в другой слушать «знаменитостей». Преподавание велось на международном языке — латыни.
Семнадцатого сентября 1530 года Рабле поставил свое имя в списках слушателей медицинского факультета в Монпелье. Первого ноября того же года получил ученое звание — бакалавра. Для успешной сдачи экзаменов требовалось знание медицинских трактатов древности — сочинений греческих врачей Гиппократа и Галена. Это были непререкаемые авторитеты средневековой медицины. Самостоятельных шагов она еще не делала.
Итак, Рабле — бакалавр. Теперь он покидает Монпелье и отправляется в Лион.
Он приглашен в местный госпиталь в качестве врача.
Городской госпиталь предложил ему оплату мизерную (сорок ливров в год). Условия работы сложные: до двухсот больных в одной палате, иногда по нескольку больных на одной постели. Это средневековье!
И в медицине Рабле революционер. Он публично анатомирует труп повешенного — факт неслыханный и ужасный, по понятиям средневекового человека. Его научная программа достаточно ясно изложена им самим в его книге: «…внимательно перечти книги греческих, арабских и латинских медиков, не пренебрегай и талмудистами и каббалистами и с помощью постоянно производимых вскрытий приобрети совершенное познание мира, именуемого микрокосмом, то есть человека» (из письма Гаргантюа к сыну).
Рабле не только врач-практик, он ученый, распространитель медицинских знаний. В Лионе в 1532 году он публикует «Афоризмы» Гиппократа. Греческий оригинал напечатан параллельно с текстом латинским. Это книга для врачей. Последние в восторге. Наконец-то в их руках подлинный текст великого врача древности, без искажений переводчика, отпечатанный под наблюдением специалиста.
К концу года Рабле печатает в типографии Клода Нури книгу, совсем непохожую на те ученые трактаты, которые готовил к печати до того. Раньше он смело и, пожалуй, не без гордости подписывал свое имя. Теперь он придумывает другое, немножко странное — Алькофрибас Назье. Только пристальный взгляд различит здесь буквы из состава его имени. Это анаграмма.
Книга называлась: «Ужасающие и устрашающие деяния и подвиги знаменитейшего Пантагрюэля».
К августовской ярмарке 1534 года лионский книгоиздатель Франсуа Жюст выпустил вторую книгу Рабле, книгу, «полную пантагрюэлизма», — «Бесценную жизнь великого Гаргантюа, отца Пантагрюэля».
Но произошло непредвиденное событие. В ночь с семнадцатого на восемнадцатое октября того же года в Париже и других городах Франции на стенах домов появились плакаты против папы и католической церкви. Один такой плакат был приклеен даже к двери спальни короля в амбуазском замке. Король был взбешен и напуган.
Сорбонна организовала покаянную процессию. Во главе ее с непокрытой головой шел сам король. Запылали костры. Сорбонна внесла предложение запретить вообще книгопечатание. Франциск I склонялся к тому, чтобы издать такое постановление. Гийом Бюде — его библиотекарь, секретарь, советник по вопросам культуры — с большим трудом отговорил его от этого рокового шага.
Рабле почел за лучшее скрыться. В течение полугода о нем ничего ае было слышно. В Лионе его не было. Он появился только летом 1535 года, когда через город проезжал епископ Жан дю Белле с миссией в Рим. Рабле присоединился к свите епископа и выехал в Италию. Это было тоже бегство.
Жан дю Белле прибыл в «вечный город» получить кардинальскую шапку. Рабле воспользовался случаем, чтобы кое-что сделать и для себя. Тучи над ним сгущались, надо было быть начеку. Он испросил у папы Павла III отпущения грехов, главный из которых состоял в том, что он покинул монастырь и сбросил монашеское одеяние. Таковое отпущение было ему дано. Папа разрешил ему заниматься врачебной практикой и вернуться в любой бенедиктинский монастырь по собственному усмотрению.
Таким образом, правовое положение «беглого инока» было восстановлено. В тот момент это было для него чрезвычайно важно.
Рабле ничего не печатает, почитая за лучшее пока молчать. 22 мая 1537 года в Монпелье он получил высшее ученое звание — доктора медицины и все соответствующие знаки отличия — золотое кольцо, тисненный золотом кушак, панаму из черного драпа и шапочку из малинового шелка, а также экземпляр сочинения Гиппократа.
В 1546 году Рабле, после двенадцатилетнего перерыва, наконец осмелился опубликовать продолжение своего романа, Третью книгу, напечатав ее в Париже. Но время было неблагоприятное: в августе того же года на площади Мобер зверски казнили гуманиста и издателя Этьена Доле — повесили, а потом сожгли. Этьен Доле был другом Рабле, его издателем. Это все знали, и прежде всего, конечно, Сорбонна.
Рабле бежал в Мец, город, не входивший в состав Франции (в нем жили французы). Вскоре умер Франциск I. Новый король Генрих II очень хотел походить на отца и не трогал тех, к кому благоволил отец. Не трогал он и Рабле и даже дал ему разрешение на печатание его книг. Но человек он был суровый, далекий от каких-либо интеллектуальных и эстетических интересов, к тому же строго религиозный. Сорбонна подняла голову.
В начале 1548 года Жан дю Белле снова едет в Рим по поручению Генриха II и берет с собой Рабле.
Проезжая через Лион, писатель дает местному издателю пролог и одиннадцать глав своей следующей, Четвертой книги. Эта книга — «веселое времяпрепровождение. Она не представляет опасности ни Богу, ни королю и никому другому», — спешит заявить писатель. Интерес к его сочинению так велик, что издатель берет у автора рукопись, которая обрывается на незаконченной фразе.
В сентябре следующего года Рабле возвратился во Францию. Нерадостные вести ждали его. Среди монахов нашелся яростный фанатик, который долгом своей жизни почел преследование писателя. Это был доктор парижского богословского факультета Габриэль де Пюи-Эрбо («бешеный Шотерб», как назвал его Рабле).
За ним последовал поэт-католик Жан де Сен-Март, а потом поднялись и протестанты. Обе борющиеся церковные партии ополчились на него. Сам Кальвин — глава швейцарских протестантов — объявил его «безбожником среди псов и свиней».
После смерти Франциска I покровитель Рабле Жан дю Белле отошел от политики, но позаботился о своем старом друге. Он подыскал ему приход в Медоне в провинции Турень. И автор «Гаргантюа» стал «веселым медонским кюре». Обязанностей священника он, конечно, не исполнял и незадолго до смерти отказался от должности.
Встречи Рабле с папами, — а он встречался с троими, — не внушили ему особого уважения к высшему духовному сану, как и к самой церкви. «Я видел целых трех, но проку мне от этого не было никакого», — заявляет Панург.
Народная молва сохранила немало анекдотов, связанных с пребыванием писателя в Ватикане.
Папа Павел III спросил однажды, что хотел бы получить от него медик французского посла.
— Отлучите меня от церкви, — ответил Рабле.
— Почему?
— Это спасет меня от костра.
Он рассказал при этом, что однажды в Лионе после того, как долго не могли разжечь костер под одним несчастным, какая-то женщина крикнула с досадой: «Да его, наверное, сам папа отлучил от церкви, раз и костер его не берет».
Мы не знаем обстоятельств смерти Рабле. Современники отозвались на его смерть восторженными и насмешливыми, добрыми и язвительными эпитафиями. Иные шутили: «В преисподней теперь весело: Рабле и там насмешит».
Знаменитой стала предсмертная фраза Рабле: «Я иду искать великое „Быть может“. Вряд ли это была чья-то выдумка. Фраза глубока по своему философскому смыслу. Ее мог произнести только Рабле да позднее Монтень.
Вечный искатель истины, Рабле и умер с вопросом, он хотел бы искать и за пределами бытия.
* * *
„То было темное время, тогда еще чувствовалось пагубное и зловредное влияние готов, истреблявших всю изящную словесность“, — писал о своей молодости король-великан добрейший Гаргантюа сыну.
Чтобы понять смысл этой фразы, нужно взглянуть на историю европейских народов от Рабле в глубь веков.
В V веке нашей эры перестал существовать античный мир, точнее, громадная Римская империя.
Падение Римской империи повлекло за собой уничтожение многих культурных богатств, накопленных к тому времени.
