И друзья, и подруга, и мать,
Но они меня, верно, забыли,
Если правильно всё понимать.
Ни один даже не оглянулся
И не дёрнул дежурный стоп-кран.
Потому я в поту и проснулся,
Застонав от невидимых ран.
Всё хорошее быстро уходит.
Всё плохое влачится как тень.
О восходе моём и заходе
Размышляю сегодня весь день.
Тишиной занавесило окна.
Даже слышно, как сердце стучит.
Николая Второго икона
Мироточит и кровоточит.
ВЕРБНОЕ
В воскресенье вербное
Воскрешу, наверное,
Чувство, позабытое за зиму зимы.
Может, это нервное,
Но скажу я верное:
С вербой воскрешаемся, грешные, и мы.
Отшумев метелями,
Отзвенев капелями,
Красным летом вечное катится на нас.
Почему ж неделями
Ходим еле-елями,
Почему не радуясь всякий светлый час?
В воскресенье вербное
Я ломаю дерево,
И сверкает весело талая вода.
Я молитва древняя,
Русская деревня я,
Я сегодня вербою снова молода.
***
Это был девяносто восьмой,
Может быть, девяносто девятый...
Что случилось, ребята, со мной,
Что со мной совершилось, ребята?
Отчего появилась тоска
На исходе двадцатого века?
Стала мачехой мама Москва,
И не стало во мне человека.
Всё короче становятся дни.
Всё печальнее тёмные ночи,
Нет, не звёзды горят, а одни
Непонятно суровые очи.
И страшит моё сердце земля,
А вернее сказать, — подземелье...
И ни с кем поделиться нельзя,
И ничем не поправить похмелье.
Это был девяносто восьмой,
Если не девяносто девятый,
Когда что-то случилось со мной.
Когда я потерялся, ребята...
***
Господи, помилуй!
Я шептал молитву, —
Господи, помилуй!
Сквозь метель и сон, —
Господи, помилуй!
Удержи ловитву, —
Господи, помилуй!
Исторгал я стон.
Господи, помилуй!
Сердце колотилось, —
Господи, помилуй!
И дрожала бровь, —
Господи, помилуй!
Небо золотилось, —
Господи, помилуй!
И стучала кровь.
Господи, помилуй!
Умирать не страшно, —
Господи, помилуй!
Но страшусь суда, —
Господи, помилуй!
Повторял я страстно, —
Господи, помилуй,
Не смотри сюда!
Господи, помилуй!
Я ещё всё тот же,
Господи, помилуй!
Я как уголь чёрн,
Господи, помилуй,
Наш небесный Отче,
Господи, помилуй
На венец мне тёрн!
ГРОЗНЫЙ
Моему атаману Г.Г.Крутову
Город Грозный страшен и суров,
Мёртвый Грозный грозен и опасен.
Отлетаю мыслями в Саров:
Серафима подвиг не напрасен.
Все его пророчества — сбылись,
Лишь одно ещё вершится ныне.
Не тревожь ты, сердце, отбелись,
Пусть погибнем ночью мы во Имя.
Пуля пусть наёмного стрелка
Расшибёт и мой славянский череп...
Стрелка циферблата так легка,
Тонок как прославленный наш Терек.
В адских декорациях брожу
Как по грязной цезием деревне,
Словно бы ступаю по ножу,
А вокруг — изранены деревья.
Сколько почек новеньких на них!
Всех весна оденет в комуфляжи.
Мы здесь тоже жили искони,
Вновь зерном мы в эти камни ляжем.
БЫЛО ТИХО
Было тихо и вдруг — закапало,
И пошёл золотистый дождь.
Провозвестник всего закатного,
Час осенний, и ты пройдёшь!
Час прощальный, свеча усталая,
Разлинованная тетрадь.
Еле брезжит полоска алая
Длинной строчкою всех утрат.
Но я верю в крестовоздвиженье,
Оглашенный, — в Его канун.
Будет цвесть Его яро вишенье
Ещё много грядущих лун.
Сколько света во тьме растеряно!
Не клянусь, не боюсь, боюсь...
Снова станет, я знаю, зелено,
Если Бог есть, то будет Русь.
Вадим Ковда НОСТАЛЬГИЯ ПО РОССИИ
НОСТАЛЬГИЯ ПО РОССИИ
Беспринципное сердце
Горелым и мёртвым потянет...
И правду увидишь до дна.
Потом беспощадная память
Не даст ни покоя, ни сна.
И всё-таки около смерти
Нутро твоё вдруг оживет.
И вновь беспринципное сердце
Прощает и любит, и ждёт.
Любовь полыхает так ярко!
Хоть жизнь безнадёги полна.
И Пушкина, и Бонапарта
Не раз предавала жена.
Полёт переходит в паденье,
И падает с глаз пелена.
Чужая беда — не спасенье —
Лишь тень пониманья она.
***
"Раб божий и служитель сатаны!"
А что не говорят: служитель божий,
раб сатаны? — Быть может, все равны
пред сатаной и с ним свободы больше?
Грешим и ты, и я. И все грешны.
А вспомнишь Бога — и светло, и больно…
И значит, нет рабов у сатаны.
К нему уходят люди добровольно.
январь 2003 г., Ганновер
***
Еврей! прости антисемита.
Прости несчастного, еврей.
Его душа черна, испита,
тоской и завистью размыта...
Прости его и пожалей.
Я знаю: ничего не выйдет,
и ничего он не поймет.
И лишь острей возненавидит.
И за прощенье изобьет.
И все ж, не холь в себе обиды.
Прости его и будь смелей.
Чем больше он возненавидит,
тем больше ты его жалей.
И не ропщи, что вы не квиты.
И, добротою зло поправ,
еврей! прости антисемита —
он иногда бывает прав.
***
Не проста эта жизнь, не проста!
Давит, жжет ядовитая дума:
— Пусть евреи распяли Христа...
Ну а кто сжег живьём Аввакума?
Но молчат, не приемлют вины.
Крутят, врут на стремнине летейской…
Лишь мои, чую, дни сочтены
В смутной участи русско-еврейской.
Для чего был на свете рожден?
Что имела судьба на примете?..
На меня с высоты смотрит ОН:
