— Не бывает ни президентов, ни царей, ни вождей, с которыми были бы согласны исключительно все подчиненные. Это естественно. Но есть генеральная линия, выражающая интересы здорового большинства — здравый смысл, оптимальная середина, компромисс, консенсус — называйте, как хотите. Наша задача найти этот компромисс, привести село и ее жителей к согласию и миру. Прекратить бессмысленную конфронтацию и напряженность в селе. Сегодня для меня неприятно видеть седоволосых взрослых, сидящих на годекане и ругающихся друг с другом, постукивая палочкой о землю. В те годы мы, дети были драчунами и хулиганами, сегодня дети и молодежь прекрасные, а взрослые очень нервные, нетерпимые к чужому мнению, иному взгляду. Что же касается нынешней ситуации в районе и в республике, могу сказать одно — это кому-то нужно, чтобы у нас пролилась кровь. Дело не в «ваххабитах», дело в чем-то другом. Идет большая политическая игра. Мы же в этой игре лишь куклы. Вы все помните, как в те времена, когда даже шепотом нельзя было говорить о партии, о власти, я публично громил как мог и власть, и эту преступную партию. Точно так же хочу вам сказать, — сегодня в Москве сидят и потирают руки десятки генералов, которым очень хочется на Кавказ. На танках. Есть такие неудовлетворенные кровью политики на разных уровнях, в том числе и вокруг президента. Хотим этого или нет, мы должны страдать.
На мирное решение конфликта у нас ума не хватило, а отсутствие ума мы должны компенсировать пролитием крови.
Вот-вот начнется не мелкая операция по обезвреживанию вторгшихся в Дагестан сотен «боевиков», как мы их называем. Начнется большая война по уничтожению самобытности и независимости республики Ичкерия. Роль и место Дагестана в этих планах Москвы зависит от многих факторов. Однако, так или иначе, даже при самом благополучном для нас исходе, мы пострадаем. Над страной нависают 1930-е годы. Грядут массовые репрессии, гонения. Потому мой вам совет — не вмешиваться в этот конфликт, занять нейтральную позицию. Нечего делать в нашем селе и «боевикам», тем более нечего делать здесь и войскам ли, ополченцам ли. Пусть Аллах покарает тех, кто сошел с его пути, и покровительствует тем, кто верен ему! Аллаху Акбар! Мы не судьи. Оружие нам не нужно. Возьмете оружие, вы станете зависимыми от того, кто вам вручил оружие. По первому приказу вы должны будете выходить на задание. Мы не собаки. Мы не хотим выполнять ничье задание. Нас не трогайте! — вот главный лозунг. Возьмем оружие, — село разделится на два фронта. Это гражданская война. С учетом сказанного, еще один совет и просьба, — все хозяйственные и административные вопросы села решайте на уровне главы администрации села, не перепрыгивая его, без поисков «советников» вне села. Все религиозные вопросы решайте на уровне имама мечети, без консультаций в ФСБ или в других инстанциях. Вот они оба сидят перед вами. И самую горькую правду скажите им в глаза. И в том, и в другом случае бывают ситуации, когда нужно какое-то воздействие на администратора или имама мечети. Это воздействие лучше находить на подобном сельском сходе. Не думаю, что кто-то нам поможет на стороне больше, чем мы сами, тлондодинцы. Вассалам. Вакалам.
Выступивший после меня Шахрурамазан подробно, на основании Священного Корана и бесспорных высказываний Пророка (с. г1. в.) обосновал свои принципы в религии, в том числе опять осветил проблему пятничной молитвы. Это было его первое публичное выступление в родном селе, откуда он уехал совсем молодым, продолжал усовершенствование в религии у различных ученых Дагестана, в том числе и у ученых тариката, и путем самообразования. Владея свободно арабским языком, имея великолепную память и рациональное мышление, ему удалось поднять свои знания на мировой уровень. С ним произошло то же самое, что происходит с одаренными музыкантами, композиторами, — сам того не замечая, из ряда учеников он вышел таким, что своим учителям впору стать учениками вчерашнего своего подопечного.
— Нас обвиняют в том, что мы сеем смуту, разделяем религиозную общину республики, порождаем конфликт и т. д. Да ради Аллаха, только подумайте же, только постарайтесь же понять одно — конфликт между последователями Устара Тажудина и Устара Саид Апанди из-за нас? Конфликты, клевета и прочие проблемы, существовавшие в религиозной общине Дагестана в 1960–70 гг., из-за нас? Разночтения и кривотолки среди различных имамов и Устаров Дагестана были и сто лет тому назад, и до революции, и после. Как раз таки мы и говорим, что нечего нам конфликтовать, прекратите распри, мы люди одного Аллаха, последователи одного Пророка Мухамеда (с. г1. в.)! Давайте, не будем пользоваться такими ссылками типа «такой-то из такого-то села когда-то писал или сказал». Может быть, тот, кто написал или сказал, был не в здравом уме. Может быть, у него были явные старческие изменения мышления?! При всех повторяю, — ну и что, он написал или сказал, кто он такой? Он, что, выше самого Пророка (с. г1. в.)? Умнее Пророка (с. г1. в.), или общался с Пророком (с. г1. в.)? Есть Коран, есть бесспорные Хадисы Пророка (с. г1. в.), которые понятны всей исламской умме и давайте на их основании жить! За это нас называют «ваххабитами». В Коране говорится:
Во имя Аллаха милостивого и милосердного!
«Неужто не видите Вы, что Аллах подчинил вам все, что есть на небесах и на земле, одарил вас совершенной милостью Своей извне и изнутри? А иной из людей спорит об Аллахе, не имея знания, наставления или Книги, дающей свет. А когда говорят им: «Следуйте тому, что открыто Аллахом», говорят они: «Нет, следуем мы тому, в чем мы нашли отцов наших». Как! Хотя дьявол призывает их к каре Пылающим Огнем!»
(Сура Лукман, или Алиф-Лям-Мим, аят 20–21).
За это нас называют «ваххабитами». Существующие законы и Конституция страны дает нам полную свободу вероисповедания. Наша вера Ислам. Мы верим в Аллаха, а Пророк Мухамед (с. г1. в.) — его посланник.
Один из слушателей задал вопрос о его отношении к Багаудину и поддерживает ли Шахрурамазан его идеи?
— Если бы я поддерживал его идеи, я бы был вместе с ним. Он в Чечне, а я в Тлондода, — ответил он.
— Машаллагь, — облегченно вздохнул кто-то в зале.
Настал час послеобеденной молитвы, собрание прервали, все вышли и направились в мечеть. Мне уезжать. Собрание не завершено, завтра спортивные состязания — борьба, метание камня, волейбол, бег, прыжки. Победителям призы. Приз я бы не получил, но уезжать не хотелось. Надо. Я уже должен был находиться в Москве. Мы с родителями идем домой, после молитвы я иду звонить в Агвали. Тут агвалинский мой приятель, имеющий доверительные отношения с руководителями администрации района мне говорит по телефону:
— Абдурашид, ты что, спятил?
— В чем дело? Не понял.
— Я тебе, как другу хочу сказать, только дай слово, что это останется между нами. Ты уедешь, мы то остаемся, потом расхлебывай! Зная твой характер, боюсь говорить тебе. Только дай слово, что ты в селе рот не откроешь.
— Как же иначе? Говори. Я слушаю.
— В ФСБ района было сообщение из с. Тлондода, что ты призываешь тлондодинцев воевать против российской армии, выступить на стороне «ваххабитов», совершать террористические акты по отношению к милиционерам и армии.
— Вот это да! Спасибо. Но ты меня знаешь, или засомневался?
— Ты пойми, если из твоего родного села такая информация, честно говоря, мне было неприятно. Я не среагировал никак. Если это не так, я рад.
— Все понял. Спасибо. Звоню только для того, чтобы сообщить, что сегодня уезжаю.
— В Агвали ты будешь не раньше 22 час., как это ты уезжаешь сегодня?
— Меня интересует один вопрос, — нет ли комендантского часа, можно ли в любое время суток двигаться в сторону Махачкалы, не обстреляют ли нас военные?
— До Ботлиха мы этот вопрос решим положительно, дальше — не знаю.
— Мне до Ботлиха и нужно. Спасибо.
Я в шоке. Семья не без урода, как говорится. Но не ожидал. Врагов не имею, дорогу никому не переходил, никому зла не желал, всех, без исключения, любил и уважал. Позор какой! Надо же настолько себя позорить! Не меня, а себя, все село! Нет, мне их жаль. Я пошел домой. Только я появился на пороге, мама говорит:
— Что случилось? Что за вид у тебя?
— Ничего, мама, ничего, если все, что происходит можно так коротко определить — «ни-че-го». Все хорошо. Уедем в Агвали, соберемся и в путь — сегодня переночуем в Ботлихе, с утра в Махачкалу. Вы останетесь. В этом хаосе, бардаке. Вы же не хотите успокоить нас?
— Нечего вам волноваться, езжайте к себе домой, этим вы и нас успокоите.
— А меня кто успокоит?
— Чего тебе волноваться? Как тебя успокоить?
— Поехать и отцу, и тебе вместе с нами в Москву. Оставить все как есть, бросить на произвол судьбы, на волю Аллаха и дом, и скот. Поехали?
— Прекрати глупости болтать. Мы самые достойные смерти, на старости лет будем убегать от чего-то? Аллах все предписал. Все будет по воле Аллаха. Нам уже пора и покидать этот мир. Не вечно же на этой земле жить?
