Вообще говоря, трезвая, циническая оценка западного эгоизма подсказывает разочаровывающий ответ: никаких жертв, кроме официальной благотворительности. Однако реальная ситуация гораздо сложнее.
Является ли внимание Дж.У. Буша и его окружения к "доктрине Щаранского" следствием случайного сочетания личных качеств республиканской правящей элиты и избирательной конъюнктуры или она отражает долговременную тенденцию в настроении американского избирателя? В частности, растущую массивную поддержку десятков миллионов христианских фундаменталистов?
Напор фундаменталистских настроений в мусульманских странах оказывает косвенное, хотя и запаздывающее влияние на религиозные круги других конфессий. В первую очередь, конечно, на евреев, но также и на христиан (и индуистов). Дело не только в обострении религиозных чувств верующих.
Возрастающий размах терроризма и ободряющая его агрессивная риторика мусульманских клерикалов пугает и равнодушного к религии обывателя и подталкивает его к нехристианским мыслям о расправе. Граждане демократических обществ оказываются в неустойчивом равновесии между двумя страхами: страхом террора, угрожающего во всякое время всякому прохожему на улице, посетителю в кафе и пассажиру в автобусе, и страхом войны, угрожающей людям с оружием в руках, которые знают, на что идут и для чего они это делают. Бывают ситуации, когда люди сознательно выбирают второй вариант. В Израиле этот мысленный выбор влияет и на выбор политический.
Разумный оппортунизм С.Хантингтона, готового к мирному сосуществованию с деспотическими режимами, подсказывает ему стратегию уклонения от прямого конфликта, насколько это возможно, и диктуется естественным национальным (или общедемократическим) эгоизмом. Мы, однако, знаем, что однажды такой оппортунизм уже привел к позорным Мюнхенским соглашениям, которые скомпрометировали политику соглашательства, но не предотвратили мировую войну. Повторения в истории не обязательны, но и не исключены. Нет такой "правильной" теории, которая бы подсказала безопасный вариант поведения перед лицом всеобщей смертельной опасности.
Энтузиазм Щаранского (и, возможно, до какой-то степени Буша) подсказывает Западу более активную позицию, позволяющую вмешательство в дела мусульманского мира до того, как обнаружится, что уже поздно.
Это не значит, конечно, что такая позиция гарантирует скорую победу нашей цивилизации, но она, по крайней мере, позволяет некоторый осторожный оптимизм при взгляде в будущее.
В любом случае одинокий голос Щаранского прорвал непроницаемую дымовую завесу, которой окружила взаимоотношения народов, принятая эстаблишментом, политическая корректность, позволил всем участникам событий назвать вещи своими именами и вдохнуть свежий воздух реальной дискуссии.
Язык, на котором мы говорим, заранее ограничивает наши возможности выражения и ставит пределы, до которых может дойти наше понимание действительности. Язык политической корректности, который принят в современной политической жизни и эстаблишированной журналистике, прочно держит того, кто им пользуется, в кругу европейских идей позапрошлого века. Так же как уличный сленг сегодня на всех языках для передачи необходимых оттенков действительности вынужден включить лексику, прежде казавшуюся недопустимой, так и современная политическая мысль (практика уже давно опередила ее) вынуждена включить элементы, совершенно недопустимые с точки зрения либеральной морали и права.
Любое простое объяснение событий в истории не выдерживает детального анализа. Жизнь обществ держится такой многомерной паутиной условий и условностей, что распутать ее, чтобы отчетливо увидеть все взаимосвязи, почти немыслимо. Зато насильственно разорвать ее и обеспечить простоту выбора может простое механическое воздействие, вроде взорвавшейся бомбы, иностранного вторжения, голода или эпидемии.
Конец холодной войны вызвал прилив оптимизма по обе стороны "железного занавеса". На короткий исторический миг показалось, что пацифизм торжествует, и европейцу не придется больше бояться атомной бомбы... А чего еще он мог бы бояться? В самом деле, до 11 сентября 2001г. террор не казался серьезной угрозой ни Европе, ни Америке. Израильтяне для всего Западного мира выглядели чересчур чувствительными.
Что, собственно, произошло 11 сентября, что изменило течение жизни? Чем эта отчаянная атака на "американский империализм" отличалась от бесчисленных предшествующих подвигов террористов всех национальностей?
Невиданный масштаб преступления? - Но взрывы в Оклахоме, в Найроби и в Буэнос-Айресе, унесшие жизни сотен людей враз, не намного отстали по количеству жертв от Нью-Йорка.
Решимость террористов-смертников? - Но мусульманский мир веками практиковал использование смертников. (Термин "асассин"- убийца-смертник - возник еще у крестоносцев на Ближнем Востоке от слова "гашашин" - накурившийся гашиша.)
Дерзость замысла? - Но и это уже было - на несколько лет раньше те же небоскребы-близнецы в сердце Нью-Йорка уже подвергались нападению исламских фанатиков.
Может быть, блестящая согласованность и размах сложной, технически продуманной операции, спланированной на годы вперед - стратегический талант Бен Ладена? - Да, конечно.
И его выдающиеся качества вождя...
Но, может быть, еще важнее поразительное, чистосердечное единодушие мусульманского населения планеты, радостно одобрившее подвиг современного образованного герострата. В турецких овощных лавках Германии, в трущобах Газы и в джунглях Филиппин, всюду 11 сентября простые мусульмане, не отягощенные ограничивающими обязательствами политической корректности, искренне и откровенно праздновали победу.
Чью победу? Почему они посчитали ее своей? Откуда берется это единство в политически и религиозно многообразно расколотом мире Ислама?
Мы не найдем ответа на этот вопрос в книгах мудрецов. Потому что мудрецы полагают свою мудрость, по большей части, в исследовании добродетели. Для понимания полноты жизни нельзя, по-видимому, пренебречь и опытом злодеяний. Гуманистическая традиция игнорирует громадный опыт такого рода, накопленный человечеством.
Ответ содержится в книге Адольфа Гитлера, "Майн Кампф":
"Понимание слишком шаткая платформа для масс, единственная стабильная эмоция - ненависть."
Трудно одобрить этого автора, но, с учетом его былого немалого политического успеха, нельзя не признать его безусловную компетентность в психологии народов. Он не упомянул еще одну столь же сильную эмоцию - страх.
Эти-то две эмоции и предопределяют поведение больших человеческих масс. Миллионы мусульман всех толков Ислама объединяет ненависть к расширяющейся Западной цивилизации, несущей разрушение их патриархальной скованности и фатально обрекающей их на мучительное осознание своей неконкурентоспособности. При таком впечатляющем народном единстве для священной войны против неверных не хватает только выдающегося вождя.
Страх перед стремительно нарастающей угрозой со стороны мусульман объединяет все большее число избирателей и в странах Западного мира. Кстати, и это объединение в каждой стране также взывает к появлению харизматического вождя.
При соответствующих политических условиях это в самом деле может привести к войне цивилизаций, которую пророчил нам профессор С.Хантингтон. Такие условия, однако, еще не сложились. Для войны цивилизаций необходимо еще совпадение настроения масс с интересами национальных политических элит.
Понимание всегда было уделом только элит. И это понимание предопределяло судьбы государств и цивилизаций. Вряд ли свободный мир могла бы спасти его (очень сомнительная, впрочем) верность своим благородным моральным принципам. И, может быть, против тотальной партизанской войны бесчисленных миллионов не помогло бы ему даже и очевидное техническое превосходство. Западный мир может спасти только подавляющее превосходство в уровне понимания противника.
Такому пониманию в элите препятствуют обычно два фактора: коррупция и идеология. По уровню коррупции правящие элиты мусульманских стран пока что не отстают от Европы и Америки. Но идеология - фактор специфический именно для Запада. Мусульманские народы заимствуют случайные обрывки западных идей, но, в основном, идеи не определяют их жизни, и они продолжают довольствоваться только своей религией. Действительно ли принципы (или, скорее, наличная практика?) этой религии несовместимы с принципами свободного мира?
"Ислам предъявляет к своим последователям пять основных требований: 1) исповедовать, что нет бога, кроме Бога, и что Мухаммед - посланник Божий; 2) совершать молитву; 3) жертвовать в пользу бедных; 4) совершать паломничество в Мекку; 5) соблюдать пост в рамадан." (Акад. В.В.Бартольд, "Ислам", Пг.,1918)
