Но дело даже не в этом. Нас больше беспокоит тот факт, что оскорбленность верующих каждый раз вызывалась некой новой причиной, а через некоторое время проходила без следа. Более того, всласть пооскорблявшись, христиане оказывались очень активными и благодарными пользователями того, что недавно причиняло им такую «душевную боль».
При всем желании мы не видим никакой связи их «чувств» с догматами их веры или другими паранормальными фактурами. Мы видим лишь обыкновенную людскую злобу, умело направляемую их идеологами то на одно, то на другое. Эта злоба пририсовывала в VIII веке свиное рыльце Христу на иконах, в XVI заставляла громить первую в России типографию, а в XIX травила Дарвина. Приглядевшись еще пристальнее, мы можем заметить (помимо злобы) нетерпимость к инакомыслию и новациям. Несомненно, злоба и нетерпимость — это сильные чувства. Но они не являются уникальными и не дают прав на привилегии.
Даже этот краткий анализ позволяет (с известной уверенностью) утверждать, что «особые чувства» верующих являются фикцией. Таким же надуманным и искусственным понятием, как и сама вера.
Дело в том, что религиозность не есть врожденное и неизбежное свойство человека. ДНК не занимается такими пустяками, как передача конфессиональной принадлежности. Вера — это всегда результат внушения, научения или подражания. Она всегда обусловлена условиями среды обитания и обстоятельствами. Точно так же обстоят дела и с «оскорблением чувств». Если верующего не выучить оскорбляться, то он никогда и не будет этого делать.
Давайте рассмотрим это утверждение на очень простом примере. Для максимальной наглядности нашего мысленного эксперимента возьмем фигуру главного христианина России, ревнителя православия Владимира Гундяева, известного под церковным псевдонимом «патриарх Кирилл». Предположим (бывает всякое), что маленького Володю в возрасте двух-трех лет украли бы цыгане. И, заметая следы, перепродали бы в другой, дальний табор. А оттуда — еще дальше. Госграницы для цыган понятие условное. Посему перепродажи кудрявого малыша могли бы завершиться в Ассаме, Бихаре или другом штате прекрасной Индии. Разумеется, воспитанный джунглями, Володя был бы совершенно другим человеком. Он не знал бы своего настоящего имени. Его родным языком стал бы бенгальский. Ни о каких Христах, дикириях и кафизмах он не имел бы ни малейшего представления. Его богами стали бы слонолицый Ганеш, многорукая Кали и обезьянка Хануман. Его чувств никогда не оскорбила бы шалость «Пуссей». А из щепок спиленного «Фемен» креста наш герой сложил бы костерчик и весело зажарил на нем жирную праздничную кобру.
Теплый сосочек для хунвейбина
Необходимо строить второй Московский Кремль. Существующий маловат. Он явно не в состоянии обеспечить всех желающих поучаствовать в обряде лизания кремлевских стен.
Даже до появления хунвейбинов Хирурга там было тесно.
Ряженые казачки отпихивали православных писателей. Журналисты-державники теснили ожесточенно лижущих хоругвеносцев, а бородавчатые коммунисты грубо толкали ура-аналитиков.
Разумеется, эти действия свершались под наблюдением прапорщиков, но неприятные инциденты все равно имели место. Черносотенцы умышленно повредили язык Кургиняну, а лимоновцы силой захватили лизательный участок георгиевцев.
Теперь к лакомым кирпичам прорвались еще и хунвейбины.
Конечно, помимо очевидного патриотического, это действие имеет и секретный смысл. Все участники процесса убеждены, что в древних стенах, построенных итальянцами, есть теплые волшебные сосочки, способные снабжать сосущего счастьем и материальным благополучием. Главное — до них долизаться.
(Эта мысль, кстати, не так абсурдна, как кажется на первый взгляд.)
Но все это лирика. Главное, что в России теперь есть хунвейбины. Они очень похожи на своих китайских предшественников. Целями, уровнем развития и массовостью.
Хунвейбины — это именно то, чего так не хватало сегодняшней России для полноты картины. Теперь физиономия страны окончательно приобретет мужественные орочьи черты.
Примечательно, что хунвейбины появились именно тогда, когда «уличный вопрос» был окончательно снят. Скулящий протест Болотной схлопнулся. Остались лишь одиночки, готовые в знак протеста против повышения цен в общественных туалетах выйти и молча помочиться себе в штаны.
Понятно, что всякая расправа является очень соблазнительным мероприятием. Даже с описавшимися.
Но!
Голова робкого интеллигента, который еще осмеливается быть чем-то недовольным, как известно, не является безразмерной. Она просто не способна принять на себя больше семи резиновых дубинок одновременно. А это количество вполне обеспечивают легионы ОМОНа.
Где на интеллигентской голове найдется местечко еще и для хунвейбинского кулака — пока непонятно. Ищут, думают. Но это вопрос технический, и он, конечно, будет решен.
Конечно, возникновение широкого движения хунвейбинов дискредитирует Россию как полицейское государство. Остается надеяться, что баталий между хунвейбинами и полицией за право избить парочку студентов все-таки не случится.
Забавно, но все это уже когда-то было. Чем закончилось — знаем. Черносотенцы 16–17-го годов, приводившие себя в экстаз кричалками про «веру, царя и отечество», тоже очень любили украшаться космами, бородищами и бляшками по всему туловищу.
Их мужества, конечно, хватило на пару еврейских погромов. Но в основном они были заняты битьем стекол и избиениями безоружных журналистов.
В семнадцатом году они разбегались, переодевшись курсистками и горничными. Новым хунвейбинам (в случае чего) будет сложнее. Им придется удирать, гремя осыпающимися с задов заклепками. Это может их выдать, так что костюм таджикского маляра будет оптимальным решением.
Забавно, что для той реальной опасности, которая существует для нынешней власти, никакие Хирурги не помеха. Под одной ее пяткой хватит места для всех мотоциклистов России. И она даже не расслышит их хруста.
Если человек не хочет, чтобы над его религией смеялись, он всегда может выбрать себе не такую смешную религию
События на rue Nicolas Appert, 10 очень забавно вздыбили просвещенную публику. Сегодня европейская общественность марширует, негодует, рыдает, возлагает, утирает, заламывает, а также замирает в минутах молчания. Все это сильно напоминает житие святой Прозалирии.
Как известно, святая дама тридцать лет не снимала свои монашеские наряды. Ни днем ни ночью. А когда по какой-то причине она наконец разделась, то с ужасом обнаружила у себя груди, недурной зад и другие анатомические аксессуары явно греховного предназначения. Св. Прозалирия не смогла смириться с этим безобразием, глубоко оскорбившим ее религиозные чувства, и бросилась в монастырский колодец. Утопиться ей не удалось, так как колодец оказался узковат и святая, разумеется, застряла, не долетев до воды.
Примерно то же самое мы видим и сегодня, но уже в исполнении г-д Олланда, Меркель, Кэмерона, а также всей многомиллионной массовки, скорбящей по карикатуристам из «Шарли». Вся эта просвещенная публика (в той или иной степени) долго привечала различные религии, любила поговорить о «вере», «духовности», а также о христианских, исламских или буддийских вечных «ценностях» и их значении. И вдруг с изумлением выяснила, что терроризм — это непременная и обязательная составляющая любой хорошо разогретой «веры». Непонятно, откуда возникла иллюзия того, что религия бывает без терроризма? Без попыток распространить свои взгляды и идеалы при помощи крови, страха, злобы и принуждения?
Последние две тысячи лет «вера» только этим и занималась, заливая мир кровью, озаряя его кострами и генерируя ненависть людей друг к другу «по признаку отношения к тому или иному божеству». Разденьте любую религию — и под сусальными покровами словес о «любви» и «смирении» вы в первую очередь обнаружите непримиримую злобу ко всем, кто осмеливается думать иначе, чем предписано «верой».
Даже нам, не видевшим тех костров, на которых христиане заживо жарили беременных женщин, все же довелось посмотреть на христианскую злобу в ее натуральном виде. Давайте вспомним Брейвика, процесс над «Пуссями», погромы выставок и непримиримую риторику обнаглевших попов.
Откройте Библию — и вы своими глазами увидите учебник примитивного экстремизма, пропагандирующий насилие, убийство, ненависть по религиозному, национальному, расовому и всем прочим возможным признакам. Кстати, именно Библия первой возвела убийства детей и инвалидов в добродетель. (Об исключительной «глубине» и «мудрости» этого сборника древнееврейских кровавых сказок очень любят рассуждать именно те, кто Библию никогда не читал и плохо представляет себе, что именно там написано.)
