Вторым результатом импульса станет окончательный приход к власти в политике и экономике поколения перестройки — людей, которые хорошо знают свои права, любят порассуждать, скептически относятся к традиционным методам решения проблем (они были свидетелями взлета и падения «очевидных истин»), не лишенные организаторских талантов. Третьим результатом гражданского неповиновения и следующего за ним диалога может стать освобождение от административного контроля тех производств и территорий, которые готовы перейти к самоуправлению. Появление равноправного сектора, основанного на самоуправлении, и автономизация территорий подорвет устойчивость традиционной административно-индустриальной структуры общества. Многим революционерам будет казаться: еще один напор — и революция гражданских прав и самоуправления победит, монстр централизованной власти будет уничтожен.
Но эпоха интеграции коварна — она не уничтожает, а примиряет непримиримое. Большинство политических сил придет к осознанию того, что самоуправление и управление, гражданские права и бюрократия могут некоторое время сосуществовать. В зависимости от исхода борьбы в различных частях России могут возникнуть более или менее авторитарные режимы. Некоторые бюрократические образования будут разбиты системой делегирования (формирования вышестоящих органов власти из делегатов нижестоящих). Некоторые сохранят свою целостность и независимость от общества. Но само общество будет уже другим — самым влиятельным станет гражданский класс, будут преобладать самоуправление, индивидуальное и децентрализованное производство.
Образ жизни по сравнению с нынешним будет выглядеть даже чересчур патриархальным. Города опустеют и частично покроются лесом. Большой отток населения из мегаполисов уменьшит их до размеров начала XX века. Чтобы дать дорогу природе, специальные команды будут ломать асфальт. Основная часть людей будет проживать в небольших поселках. Жизнь в них будет вполне цивилизованной и не оторванной от внешнего мира — компьютерные и телевизионные системы связи начнут пополняться принципиально новыми. Расцветут эзотерические науки, что заманчиво и интересно, но не безопасно.
За вторую половину первого десятилетия XXI века новая общественная формация окончательно сформируется, экономические уклады утрясутся и придут в равновесие, схватка различных политических платформ будет ограничена сферой компетенции отмирающего государства. Политические новости будут восприниматься в обществе уже не так эмоционально, как прежде. Традиционная беспечность самоуправления во взаимоотношениях с государством может снова сыграть с обществом злую шутку. Не исключено, что период *82* уже на грани второго десятилетия XXI века сменится реакцией.[23] Она может прийти с разных сторон. Популярность человека, провозгласившего на волне гражданской революции основы нового строя, сможет стать основой для укрепления авторитаризма — «я дал, я и обратно взял». Психологическая усталость от самоуправления — необходимость то и дело самостоятельно решать свою судьбу, способна подтолкнуть человека к поддержке нового мессии. Сколько раз над общинным миром нависала машина деспотизма. Так может случиться и на этот раз. Экономической основой возрождения авторитаризма остаются интересы сохраняющейся бюрократии, расслоение предприятий и территорий на более и менее преуспевающие. Другой ресурс реакции — общинный коллективизм. Местные вожди, опираясь на групповой патриотизм, замкнутость общины, могут на короткое время установить в ней свой авторитарный режим.[24]
Все же период *83* не будет долговечным. Во-первых, информационные системы слишком развиты, чтобы позволить надолго изолировать человека от критической информации. Диктаторы не выносят дискуссий, но цензурировать телепатию и компьютерные системы трудно.
Еще одно испытание эпохи интеграции — ее конфронтация. Пройдя в 10-20-е годы через периоды *84* (установление гарантий гражданских свобод, когда они, наконец, достигают уровня Декларации прав человека; реформы политических систем на основе их децентрализации, федерализма), и *85* («застой», рост благосостояния, космические экспедиции), общество снова подходит к критической точке. К этому времени Россия будет выглядеть благополучной. Давно минули времена догоняющего развития, всесильных президентов и императоров, единого и неделимого Российского государства. Множество братских славянских стран вперемежку с неславянскими образовали союз на пространствах былой империи. Солидарность и духовная связь славян сохраняется несмотря на то, что между их землями лежат территории азиатских народов. Возможно, конечно, что дальневосточные славянские страны после развала США будут ориентироваться на тихоокеанскую цивилизацию. С другой стороны, дополнительным источником славянской солидарности может оставаться исламское и китайское давление с юга.
Однако в недрах каждого из этих обществ уже копится нервное напряжение. Коллектив сдерживает свободу личности. Оставшаяся, хотя и небольшая, государственная надстройка мешает общинам, рост населения воскрешает проблему перенаселения. А это означает возврат экологических проблем, конфликты из‑за дележа жизненного пространства. Накапливаются подвижные слои людей, оторванных от самоуправляющихся общностей. Это и социальные, и психологические типажи: безработные, авантюристы, нонконформисты, энергетически сильные личности. Прежде их втягивал в себя аппарат общественных организаций и отмирающего государства. Но гражданский класс не видит необходимости в сохранении бюрократии, не оставляя достойного места также многим извечным общественным типам, существование которых связано не только с социальными, но и с психологическими причинами — «комсомольские активисты», «пираты», «заговорщики» и т. д.[25]
Механизм конфронтации (видимо, 30-е годы XXI века) нельзя описать с помощью привычного для нас классового подхода. Это столкновение гражданского класса самоуправляющихся общинников и «хуторян» с одной стороны, остатков бюрократии — с другой, и разноликой массы подвижных автономных личностей — с третьей. Предсказать методы борьбы еще труднее — скорее всего, оружием станет «просыпающаяся» сейчас биоэнергетика. Разрушение коммуникаций общества, не рассчитанных на «диверсии», может оказаться страшнее автоматных перестрелок и ракетных атак.
Видимо, конфронтация приведет лишь к постановке проблемы — личности тесно в сообществе, людям тесно на Земле. Общество сможет найти способы защиты от «хулиганов» и утопить острые дискуссии в соглашениях (периоды *87* и *88*). Однако нонконформисты от этого не исчезнут. Они станут основой синтеза новой эпохи.
Синтезируется эпоха синтеза, но синтеза чего? Круг замкнулся. Эта эпоха должна подготовить основы перехода к чему‑то непостижимому, означающему конец человеческой цивилизации…
(страница 263)
Возможно, хозяева России не придумают ничего умнее, как ввести чрезвычайное положение и, для пущего сходства с Февралем, распустить парламент.[26] Угрозы расправ не смогут остановить народное движение. В армии будет зреть демократический заговор, солдаты не захотят участвовать в карательных действиях. Ветераны оппозиции будут совещаться в ожидании дальнейшего развития событий. В крупнейших индустриальных центрах произойдет расширение стачечного движения.[27]
Войска могут открыть огонь по толпе, но в любом случае решающим событием станет переход отдельных частей на сторону населения, после чего режим начнет расползаться по швам. Непродолжительные стычки могут закончиться очень быстро, хотя есть опасность, что они станут началом затяжной гражданской войны.
Вообще в этот период (*66* — 1917–1918 гг.; *766* — ориентировочно 1992–1993 гг.)[28] вероятность гражданской войны в масштабах всей страны максимальна. По существу, все политические силы в 1917-м делятся на тех, кто разжигает гражданскую войну (преимущественно большевики, монархисты, часть анархистов) и кто пытается ее предотвратить (социалисты, часть анархистов, большая часть либералов).[29] В то время, как одни выступают за немедленное перерастание одной революции в другую или немедленное прекращение всякой революции (что одно и то же), организуют вооруженные демонстрации, переходящие в уличные столкновения, — другие налаживают продовольственные поставки, организуют местное и производственное самоуправление, готовят радикальную земельную реформу.
(страницы 270–286)
Возможно, что в 1992-93 гг. противостояние будет не столь ожесточенным. Дай Бог, удастся даже избежать длительных вооруженных конфликтов в России. Не исключено, что они будут носить лишь локальный характер. Это может способствовать укреплению во многих движениях сил, нацеленных на примирение. Коллеги по партии будут обвинять их в предательстве, но благодаря старым связям по оппозиционному движению 1987-91 гг., может быть, они добьются мира не за счет уничтожения и подавления всех остальных, а путем соглашения, направленного против большевистской воли к безграничной власти, большевистского иезуитства, которое может жить в любой организации.
