Должен признаться теперь, раз уж заговорил об этом, в давней своей нелюбви к повести "Хаджи-Мурат" — давней, еще задолго до перестроечно-реформатской судороги, пущенной по нашей родине. А в молодости, очарованный повестью этой, когда-то даже выбрал на экслибрис как символ — полусломанный живучий татарник…
И дело даже не в том, что — как позднее осозналось — совершено перевернутой во многом оказалась в ней реальная историческая ситуация, сознательно и тенденциозно перевернутой Толстым. Дело-то в том, в конце концов, как мы используем даденную нам на кончике пера власть, — властные и так описать, и этак… Речь о нашей ответственности перед правдой заходит — а это, согласитесь, сложнейший вопрос и важнейший, если не самый главный.
На вопрос, почему мы, "цивилизация", зашли в тупик, можно набрать множество ответов: объективных и субъективных, философских, социально-политических, морально-нравственных, религиозных, — и все они будут нести частичку истины. Но из субъективных, от нас впрямую зависящих: не потому ли, что лица-личности, ответственные за светофор, включают зеленый свет — на пути, ведущем в явный и заведомый тупик?
Со времен генерала Ермолова в достаточной мере показано и доказано, что предки нынешних "чеченских волков" (какой у них на знамени) веками грабили, не давали покоя всем окрестным племенам и народностям, пресекая затем и коммуникации России с христианскими Грузией и Арменией как частями единой страны. А ныне даже и саудовцы поняли, что ни о каком джихаде там, где исламу и двух веков нет и где он всегда носил довольно поверхностный, камуфляжный характер, речь не идет; ислам тут скорее необязательное приложение к обязательному родовому праву, адату, который безоговорочно доминирует над всякими "шариатами", введенными для привлечения "инвестиций" в войну со стороны мусульманского мира. А сама война, если за что и ведется, так это за элементарную "свободу разбоя" вполне бандитской чеченской верхушки. И это исчерпывающе доказывается совершенно беспричинным и жутким геноцидом 1992-94 годов над мирным, преимущественно русским, населением, когда только убито было, по самым минимальным данным ФСБ, свыше 30 тысяч людей, где неизнасилованной женщины, девочки не осталось… Жертвы здесь две: триста с лишним тысяч дочиста ограбленных и изгнанных русской и иных национальностей — и население чеченское, повязанное круговой порукой убийств и грабежей, которому потом испытать пришлось все последствия "умиротворения"…
Фикцией, мифом оказались и кавказские "законы чести", вовсю расхваленные и нами, и самими кавказцами. Известный руководитель службы безопасности Угрюмов, много лет (до недавнего времени) проработавший там и, кстати, весьма уважаемый местным населением, — и тот поражался вероломству и обману в их отношениях между собой, между семьями и родами, больше напоминавшими заурядный "воровской закон", что уж об отношении к "гяурам" говорить…
Наша же русская романтическая, да и реалистическая тоже, "кавказская" литература немало послужила почти двухвековому заблуждению прекраснодушного нашего читателя, наплодив штампов чужого "благородства", "чести" и "гордости" сверх всякой меры. Мера-то, однако, у каждого народа своя, "по роду его". Но какие могут быть понятия чести ли, благородства ли, когда после многих десятилетий более-менее добрососедского проживания, в конце ХХ века, приходят "по-соседски" к тебе, убивают тебя и семью твою, поселяются в твоем доме… Или когда летом 1942 года чеченская верхушка уводила сформированные в советских военкоматах роты в тыл, в горы, и они под руководством заброшенных туда немецких офицеров били в спину нашим войскам… И память о последовавшем потом выселении — не оправданье нынешнему геноциду русских: кубанских казаков в 20-х годах власть выселяла с неменьшей жестокостью — освобождая, кстати, "жизненное пространство" с жильем и имуществом для тех же чеченцев… И то, и другое делала тогда власть — а не русские и не чеченцы. А сейчас, то есть 12 лет назад?..
Но жертвы, повторяю, две. И они одинаково скорбны и невосполнимы, тяжелы. Но послушайте телевидение, радио и нынешнюю "демократическую" образованческую верхушку Чечни, почитайте российский официоз — жертва, оказывается, одна: так называемый чеченский народ. Геноцида над русскими как не было, нету.
Да, чеченский, шире — кавказский "синдром" — один из частных тупиков, из которых составлен, в свою очередь, один большой для России тупик. Но не нами и не однажды признавалось, что российский исторический, духовный тупик станет, не исключено, и тупиком земной цивилизации…
Но возвращусь на сто лет назад. Война, объявленная Львом Толстым несовершенству мира в лице ближнего "козла отпущения", а именно российскому государству и Православной Церкви, их историческим законам и догматам, была по своей сути вполне либеральной (и недаром поддержанной тогда либералами всех мастей) — а потому как тема более чем актуальна сейчас, в разгар очередной либеральной революции с конфискацией. И, обрушиваясь на "веру, царя и отечество", на патриотизм в том числе, на брак и семью, на многие прочие установления прогнившей цивилизации (а когда она была, спросить, не гнилой?), он не мог не противопоставить себя народному русскому большинству; и это, в свою очередь, не могло не отразиться на его художественном творчестве последнего десятилетия, на той же повести "Хаджи-Мурат".
И надо постараться, чтобы не увидеть во всей этой отлично выписанной тенденциозности противоположения гордых, полных некоего достоинства и некоей же чести горцев — и никаких, несмотря на обманчивое видимое разнообразие типов, а чаще просто жалких русских во главе с карикатурным царем, которому толстовской нелюбви досталось, пожалуй, куда поболее, чем некогда Наполеону. Можно было бы привести из повести много примеров этого противопоставления, и все не в пользу русских и их веры, их чести (за исключением Марьи Дмитриевны, сюжетного "резонера"); но, признаться, нет никакой охоты это делать — каждый может перечитать и увидеть их, да и, кстати, сравнить с совсем другим идейным контекстом "Казаков"… Совсем другим.
Впрочем, даже и такая явная тенденциозность не может, не в силах глубоко проникнуть в столь мощный пласт толстовского реалистического письма. И на поверку, при достаточно вдумчивом вглядывании в горские характеры и ситуации едва ли не бoльшая часть этих "чести и достоинства" оказывается дутой, исполненной ложными целями и средствами, ложной патетикой, где хваленый газават не отделить от заурядного жестокого грабежа и резни… Надо только знать объективную историю и той, и нынешней чеченских войн, а в особенности предысторию, причины их возникновения — и станет, в том числе, понятным калужский финал Шамиля. Ни тогда, ни теперь русские не собирались отнимать у чеченцев ни землю, ни свободу вероисповедания, самоуправления и мирной (подчеркиваю, мирной) жизни — условие было одно: не убивать и не грабить…
И Льву Толстому ничего бы не стоило художественно разоблачить весь этот "воровской закон" горцев, всё первобытное убожество и жестокость адата — если б захотел… Не захотел, мишень была другая; и даже, говоря по-нынешнему, подпустил "блатной лирики" в воспоминания главного персонажа…
Романтическое "кавказское очарованье" нашей публики начинает проходить, кажется, только сейчас — когда мы, наконец, воочию увидели всю грязную изнанку этого мира, всё вероломство и низость этих "рыцарей чести". Дорого далось нам это очарованье.
Но дело опять же не столько в этой или других каких исторических ситуациях и казусах — дело в ответственности впередсмотрящих, обязанных видеть тупики и действенно предупреждать их, в нашей ответственности перед Словом, перед правдой. И закономерно весьма, и многозначительно признание Толстого, сделанное секретарю В.Булгакову перед самым финалом, 24 сентября 1910 года: "Стараюсь не думать о последствиях своей деятельности…" Старался — а всё-таки думал, мучился и этим тоже, ибо нельзя об этом не думать.
Всё сказанное мною — отнюдь не обвинение Льва Николаевича, но лишь попытка разобраться в мучительных наших вопросах к самим себе. И мы должны, конечно же, воспринять это как урок нам и для нас — им, Львом Толстым, со страданием пропущенный через себя и почти сформулированный, как вакцину для нас, испытанную им прежде всего на себе. Урок, прибавивший нам, надеюсь, зоркости и выверенности в планах, трезвого приятия реалий.
Да, зло сейчас, как кажется, окончательно расковано, как никогда в истории нестеснительно, идеологически вооружено до зубов — с установкой на всеобъемлющую и всеподавляющую ложь и варваризацию, с претензией на тотальную зачистку всего нравственного, духовного. Да, "совсем сумасшедшие управляют всем" — не то что в бытность Толстого, и уже очень далеко "продвинуты" мы в тупик. Культурой — и той руководят нравственные уроды, не говоря уже о ТВ и масс-медиа… Но высшая точка этого зла, еще далеко не пройденная, будет одновременно и началом конца его (пусть относительного), саморазрушенья, самопожирания — диалектику еще никто не отменял. Ее может отменить только Армагеддон — но это уже дело Божье.
