Что еще может не попасть в тридцатикилометровую зону? Какие города-местности. Столицы — какие? Разве что Минск: строящуюся как раз в тридцати километрах от него АТЭЦ, кажется, переделываем на «неатомную». Все-таки не решились наши атомщики подарить Белоруссии еще и АТЭЦ — прямо в столице. Это был бы уже явный перебор после всего, что Белоруссия получила от них…
У энтузиастов повсеместной «аэсизации» нервы крепкие. Если уже они (устами Петросьянца) в первые же дни могли бросить прямо в лицо, в глаза женщинам и детям, бегущим от Чернобыля, как в свое время от фашистов: «Наука требует жертв», — тогда с нервами у этих людей всё в порядке.
А как же с совестью и с гражданской ответственностью?..
Нет, и тут, как и в случае с мелиораторами, без крутого вмешательства общественности нам не спастись. Не остановить ведомственное безумие, когда «проекты века», по словам Б. А. Куркина, слишком начинают напоминать «преступления века». Нынешняя существующая ядерная энергетика, как и возможная ядерная война, затрагивает судьбы всех. («Мирный» и «военный» атомы после Чернобыля в нашем сознании, да и в реальности принципиально сблизились.) Поэтому не должна оставаться проблема развития атомной энергетики в зоне молчания, или недомолвок, или прямой лжи.
Кстати, отчего это атомная энергетика (мировая) прямо-таки плавает во лжи? Уголь, нефть — история их освоения сопровождалась отнюдь не моральными действиями многих и многих (стран, людей). Но чтобы столько лжи? Проклятье висит над атомом! Каким бы «мирным» он ни прикидывался.
Вот куда нужно больше света!
Нет, деятели типа Петросьянца еще не стали днем вчерашним. А тем более не ушла традиция, инерция старого мышления в вопросах новой энергетики.
Новое мышление, направленное прежде всего на выживание рода человеческого, необходимо здесь не менее, чем во взгляде на войны и оружие массового истребления.
Академик В. И. Гольданский утверждает: одна взорванная террористами (или в результате «малой» войны), разрушенная полностью АЭС мощностью в один миллион киловатт отравит столько и стольких, как и ядерная бомба в одну мегатонну.
Если же учитывать долговременное воздействие радиации от разрушенного полностью Чернобыля (к счастью, из него выплеснулось лишь 3,5 процента горючего), то результат был бы адекватен взрыву бомбы в 10 мегатонн.
Ученые (академик АМН СССР А. И. Воробьев и другие) наконец согласились: основной удар Чернобыля пришелся по Белоруссии — все замеры об этом кричат. Во сколько больше здесь выпало, чем на украинские земли (которым тоже досталось), — об этом ученые еще скажут. А. И. Воробьев считает, что в 8-10 раз. Но кто и что получил (в смысле помощи, внимания), тот уже получил. Тем большего внимания требуют сегодня, хотя и с опозданием, другие пострадавшие земли и люди[92]. И они бы всё это, конечно же, получали аккуратнее, когда бы не помехи со стороны именно тех, кто в беде и повинен, — атомного ведомства.
Наводя густую тень на всё происходящее в этих районах — тень тайны, закрытости всего и вся, — атомное ведомство добивается главной цели: приуменьшить масштабы бедствий. Чтобы сохранить и лицо свое и свою программу строительства новых АЭС, финансы и т. п.
Ведь если всерьез помогать тысячам и тысячам людей, обследовать и спасать их не только от прямых или косвенных заболеваний, но и от продолжающегося облучения (напрямую и через продукты питания), если переселять в действительно безопасное место, тогдаа получится, что важнее они, люди, в сотнях и сотнях по-прежнему опасных населенных пунктах за пределами тридцатикилометровой зоны — в то время как для ведомства всегда важнее всего ведомственная тайна и ведомственный авторитет…
Уже трубят, что людям можно и в тридцатикилометровую зону возвращаться. Безопасно, мол. А главное, они сами хотят, вон — просятся.
Еще бы! Люди ведь правды не знают. Не понимают. И те, кто живет в загрязненных районах Гомельской и Могилевской областей, — не знают. И держатся за свои, ставшие опасными. огороды, хотя беду и чувствуют. А объясни им правду, переедут в Витебскую область, куда их позвали было, а потом звать перестали. Будем делать вид, что не так страшно, а там посмотрим!
А там, предсказывает наука (например, академик А. И. Воробьев), через три-четыре года — всплеск лейкемии, белокровия; через десять-двадцать, в зависимости от возраста людей, раковые заболевания, катаракты, врожденные уродства ит. д.
Уже сейчас вовсю свирепствует «радиационный СПИД» — весь набор обычных болезней в острой форме, вызванный ослаблением защитных иммунных сил. Деревенские старики, крепкие как полесские дубы, вдруг стали сыпаться. Ну, а дети — тут бы всерьез спросить правдивую статистику! А не ту, которую получаем. Есть такая, например, домашняя хитрость: детей на лето вывозили из зараженных районов, тут же подсчитали, сколько матери брали бюллетеней по уходу за детьми; оказалось, меньше, чем прежде, — ура, болеют реже, чем до Чернобыля!
Вот так и живем!
Или же: картину статистики болезней или смертности изучаем в масштабах области (Могилевской, Гомельской), а не в конкретных пораженных районах (Брагинском, Краснопольском, Чериковском, Славгродском и др.). Сопоставляем, как было до и после, и радуемся: и болеть, и умирать стали меньше! Нет, а вы в тех же деревнях, сопоставьте — и честно, честно! Помогает ли им «улучшившееся медицинское обслуживание»?..
Уж медицина-то точно понимает: что и к чему. Понимает — это заметно. Когда комиссии приезжают в эти районы — обязательно с термосами и своими бутербродами. Простодушные белорусские селяне накрыли столы (по телевизору мы эту стыдобу наблюдали), а медики отнекиваются: дескать, сыты-напоены еще с Москвы. Дескать, у вас тут так мило! И белорусское сало такое на вид аппетитное! Обязательно приедем с семьями отдыхать к вам!
Не один только героизм нашей медицины высветила чернобыльская вспышка. Да, многие врачи, рядовые там, на месте оправдали и теперь оправдывают свое высокое звание. Но и вот факт: только медик в правительственной комиссии не подписал заключение о хотя бы запоздалом выселении Припяти, требовал дождаться, когда ветер повернет на город и наберется столько бэр, сколько предусмотрено в инструкции. А что министры здравоохранения Украины и Белоруссии говорили, как информировали-инструктировали свое население: можно было подумать, что не радиация просыпалась, а манна небесная!
О, это чиновничье упоение причастностью к тем, кто принимает решения, за кем авторитет власти, у кого в руках «тайна» (в наше время поименованная информацией), от кого исходит «чудо» — решать чужие судьбы! Первые недели, месяцы Чернобыля у нас в Белоруссии, как нигде, может быть, напоминали 1941-й. Прежде всего — горе и растерянность матерей и детей, сорванных в беженство, в единочасье потерявших свой привычный надежный мир. Сколько раз это происходило в нашей истории!
Да, уж в этом 1941-й повторился сполна. По неподготовленности нашей к грамотным действиям и всегдашней готовности лишь к одному — лжи во спасение. Просто-таки фантасмагорической лжи народу, самим себе. «Враг трусливо наступал» — классическая журналистская формула августа 1941-го. И столь же классическое о соловьях, поющих над Припятью весной 1986-го.
…Сцена в приемной ЦК Белоруссии — я тоже устремился к человеку, действия, поступки которого в те дни выгодно отличались от всего, что можно было наблюдать. Возможно, потому что Александр Трифонович Кузьмин — фронтовик и помнил, сколько бед нам причиняла всегдашняя привычка опасаться неудовольствия высшего начальства больше, чем атаки врага…
Сюда вошла (нет, вкатилась, шумно продолжая беседу) очень какая-то круглая группа толстенько-круглых людей. Ощущение округлости, круга возникало, наверное, оттого, что у группы был выразительный, закручивающий всех вокруг себя источник энергии, центр — сам министр здравоохранения БССР. Тесня друг дружку, ревниво подминая чужие голоса, окружение его завершало разговор, ранее начатую тему: как справиться с несознательностью матерей из тех районов? Приехали с детьми, прибежали, ну, ладно, детей привезли и оставьте — вас-то самих мы держать здесь не обязаны! Не хотят уезжать. Сеют только панику, получается, что там очень плохи дела, и не только в трех районах, о которых проинформировали Москву, а в десятках районов… Ну да ничего, уговорим! Физиономии, голоса, торопливость холуйская, самозабвенная готовность авторитетно лгать тем женщинам, только бы начальство было довольно, — я глядел на них, по-видимому, очень зло, как на банду какую-то. Потому что товарищ Савченко вдруг затревожился, наверное, сам взглянул на происходящее посторонним взглядом, услышал не из центра круга, а извне… Он гневно глянул на своих, но где там, они были невменяемы, как токующие глухари!
