Что вообще происходит с бывшими императорскими театрами? Они защищены государством, они без труда находят себе покровителей, они не стеснены в средствах. Что мешает им углубленно заняться творчеством и оправдать и большой отпущенный им кредит государственного и зрительского доверия, и немалые денежные средства?
Деньги – это хорошо, и ремонт – это прекрасно, и новые сцены – превосходно. А когда будем думать о творчестве, товарищи мастера искусств? Когда будем поднимать из руин оперную режиссуру, когда решительно поставим заслон перед дилетантами и откровенными жуликами, пытающимися прорваться на главные сцены? Когда будем сознательно выстраивать труппу, ценить таланты, искать их, а найдя, холить и лелеять?
Из всех бывших императорских театров более всего думает о творчестве Малый театр под руководством Юрия Соломина. Так у него и ремонт поскромнее, чем у всех, и «наверху» его не видать, не слыхать, и прикормленные критики не вопят про большие победы.
Вот такой грустный выбор – или «имперские амбиции», воинственный захват денег и пространств, или серьезная, достойная творческая жизнь.
А чтобы все вместе – этого, наверное, на Руси быть не может.
В Александринском театре (Санкт-Петербург) состоялась премьера спектакля «Гамлет». Версия художественного руководителя театра Валерия Фокина длится полтора часа и ярко свидетельствует о прогрессирующем распаде драматического искусства в стенах старейшего театра России.
В уважительный диалог с Шекспиром режиссер вступать не стал – Шекспир в наше время вообще лицо подозрительное и нереальное. На авторство его пьес претендует тьма народу во главе с королевой Елизаветой. Так с какой стати писать имя проходимца на афише? Поэтому автор «драматургической адаптации» В. Леванов сделал корявый микст из нескольких переводов, причем не возвышенными белыми стихами, а прозой. С использованием современной лексики – «депрессия», «сексапильный» и т. д.
Все монологи Гамлета выброшены, сцены предельно сокращены, остался только слабо различимый сюжет, да и тот подвергнут «адаптации»: призрак отца вовсе не является Гамлету. Психованного юношу (Д. Лысенков), валяющегося в алкогольной коме, с неизвестной целью разыгрывают придворные, шепча ему в уши «загробным голосом». А Офелия (Я. Лакоба), увидев труп Полония (старательно выполненный в мастерских Александринки муляж актера Виктора Смирнова в натуральную величину!), не играет сцену безумия, а тихо сваливается в яму на авансцене. Бессмысленное действие мчится в бодром темпе, причем множество сцен происходит вообще вне глаз зрителя, на арене, скрытой обнаженными конструкциями громадных трибун. Там несчастные актеры, у которых начисто отобрали роли, что-то кричат и лепечут.
Что это и зачем это?
А это буквальное перенесение на сцену принципов «актуального искусства». Ведь сегодня можно взять кучку дерьма, или репродукцию Джоконды с подрисованными рогами, или бутылку кока-колы, или три палочки, или вообще пустой холст, написать «Сакральный космос. Отчаяние № 6». И всё! Состоялся факт «актуального искусства». Смело идите на выставки, на аукционы, в музеи. Именуйте себя «актуальным художником». Пилите бюджеты и читайте глубокомысленную «критику».
Новый «Гамлет» и есть произведение «актуального театрального искусства», то есть его полный и глубокий распад. Отобрав у зрителя Шекспира, Фокин не намерен хоть что-то дать ему взамен. Кроме двух охранниц с немецкими овчарками, которые фигурируют в начале и конце спектакля, более никаких режиссерских фантазий не предъявлено. Кроткие дрессированные собачки, осторожно маневрируя по громоздкой конструкции художника А. Боровского, видимо, должны создать образ полицейского государства, «Дании-тюрьмы». В остальное время актеры просто топочут вверх-вниз по большой черной лестнице, установленной в центре сцены, и плюют друг в друга скверным варевом «драматургической адаптации».
Режиссеру не нужен текст Шекспира, не нужны актеры, а что нужно-то?
Да ничего. Кроме лично осуществляемого процесса распада искусства, ему не нужно ничего. Именно в распаде он находит странное, неведомое мне счастье. Когда его Гамлет, надев на руку череп, с отвращением произносит несколько строк монолога «Быть или не быть», а потом спрашивает зрителя – ну что, вам хватит? – это, видимо, и наполняет режиссера радостью. Вот вы, рутинеры, всё крутите опостылевшую шарманку про датского принца, а я всё это свободно могу отправить на помойку!
Новая, страшная, черная свобода кружит смельчаку голову. Боюсь, он всерьез думает, что его короткий скучный бред – новое слово в искусстве. Говорят, так режиссер самовыражается. Но сказать хоть что-нибудь о самом Фокине по этому спектаклю невозможно! Что любит и ненавидит этот загадочный человек, каковы его мировоззрение, его убеждения и пристрастия – тайна.
Да, суровый рок распростер свои крыла над императорской сценой… Я хожу туда с конца 70-х годов и могу под присягой заявить: как тогда это был мертвый дом, так и сейчас мертвый дом. В советское время там шла неземная чушь про колхозы и заводы, а нынче вот «адаптированный» Гамлет.
У современного МХТ есть по крайней мере «медийные лица» в труппе и несколько действительно выдающихся актеров. У Малого – кое-какие сбереженные традиции, замечательная культура речи и уважение к автору. У Александринки нет ничего, кроме энергичного руководителя, давно утратившего способность к режиссерскому творчеству. Но театр тем не менее молотит премьеру за премьерой – в планах стоит и «Бесприданница», и «Укрощение строптивой», и еще десятки громких названий. Актуальная мельница готова перемолотить все на свете!
Вот еще странность какая. Почему-то Валерия Фокина любят некоторые критики из числа так называемой либеральной интеллигенции. Растоптав Никиту Михалкова за выдающийся фильм, они превозносят Фокина за пустые бессмысленные поделки, вычитывая в них какие-то смыслы. Мрачность его унылых спектаклей, лишенных и тени юмора, они, наверное, принимают за некую оппозиционность нынешнему государству.
Это уж чистый мираж. С какой стати Фокину, члену Президентского совета по культуре и искусству, оппонировать государству? Именно абсолютное безразличие современного государства к ценностям культуры и привело к тому, что в центре Петербурга на казенный счет в роскошно реставрированном здании, наполненном капельдинерами в белых перчатках, распадается драматическое искусство.
Сегодня, чтобы посмотреть настоящий театр, не надо идти в красивые здания с колоннами, похожие на тортик. Надо искать подвалы, углы, закоулки, малые сцены, студии, надо бежать смотреть спектакли выпускников театральных школ, пока они не превратились в чучела актеров.
А потому мне как зрителю хотелось бы расстаться с Александринским театром вечным расставанием. Распадайтесь без меня. А я пойду посмотрю выпускной курс Санкт-Петербургской театральной академии – там, говорят, почти полный текст первой части «Идиота» Достоевского играют, Шекспира играют, и публика валом валит.
Есть еще люди, которым Шекспир с Достоевским не мешают.
Вот я и пойду к своим.
При большом стечении публики в Михайловском театре (Санкт-Петербург) состоялась премьера фильма Сергея Соловьева «Анна Каренина». Судьба картины в общественном мнении тревожна.
Сергея Соловьева, автора многих прелестных фильмов («Станционный смотритель», «Сто дней после детства», «Асса», «Нежный возраст» и другие), обаятельного и весьма образованного человека, лично знают сотни людей. Но роман «Анна Каренина» знают сотни тысяч людей, не собирающихся делать скидку на личную симпатию к режиссеру. И разного рода сомнения и даже полное неприятие будущей картины были еще тогда, когда стало известно распределение ролей. Ведь если затронуты классические произведения первого ранга, то многие задаются вопросом о праве режиссера – не юридическом, а по совести! – на вольную интерпретацию.
А между тем только вольная интерпретация и может осуществиться, когда речь идет о таких колоссах, как «Анна Каренина» или «Братья Карамазовы». Экранизировать эти романы буквально из-за сверхъестественной плотности авторской мысли и обилия психических движений героев (и даже из-за количества персонажей!) – невозможно и не нужно.
Так что перед нами авторский фильм С. Соловьева по мотивам «Анны Карениной», и восклицать «что это за Анна, помилуйте», «что это за Вронский, Господи» мы не будем. Попробуем понять, что это за картина и для чего она была создана.
Фильм длится два часа с лишним, состоит из пяти частей (1 – «Метель»; 2 – «Он сломал ей спину», 3 – «Ужасная женщина» и пр.), время от времени на экране возникают фразы из Толстого, а за кадром кое-какой авторский текст произносит хриплый голос С. Гармаша, играющего также роль Константина Левина. Модная нынче нарезка на главы с подзаголовками – воспоминание о немом кино (и о Тарантино с Ларсом фон Триером), фразы из Толстого и голос за кадром – поклон автору.