Не то в посещенной мной африканской стране.
Она живет куда бедней Реюньона, и на каждом углу на тебя кидаются местные, пытаясь впарить какую-то ерунду за бешеные деньги или просто по-братски требуя поделиться, потому что им надо «ням-ням» (странно, я думал – это чисто русское выражение.) Один из них предложил мне знакомство с девицами предосудительного поведения. Я под благовидным предлогом – чтоб долго ему не рассказывать о своей завидной моральной устойчивости – отказался.
Он обиделся:
– Ты, наверно, наслушался грязных историй про СПИД? Это все ложь.
– Что ты, что ты! – Я не хотел его обидеть.
– Ну раз так, то я, чтоб ты не сомневался, приведу тебе свою сестру! Совершенно здоровая красавица двадцати лет, хоть сейчас на конкурс красоты. Всего за 50 долларов.
Африканские цены после торга тают раза в два. Без пяти минут «Мисс Африка» обошлась бы дешевле бутылки рядового вина в ресторане, я как раз только пообедал. Обошлась бы – будь я падким на сомнительные удовольствия субъектом, грязным каким-нибудь сластолюбивым старикашкой.
Церемонно отказавшись от сестры, я все-таки задумался о смысле происходящего.
В самом деле, для юной прелестницы не было бы ничего оскорбительного в том, чтобы предложить интим заезжему досужему иностранцу. Особенно такому спортивному искрометному пузатому красавцу, как я.
Куда обиднее для нее было бы унижаться под гнетом некой европейской державы и жить на подачки от белых людей – знаете, все эти пособия, построенные с барского плеча больницы и дороги, жалкие тысячедолларовые (!) пенсии…
Если человек – это звучит гордо, то он должен быть готов умереть за суверенитет. Например, от голода. Или от СПИДа. Сестра на панели – еще не самое страшное. Мог бы и сам на амбразуру.
Но не все это понимают, не у всех есть достаточно гордости. Вот на Реюньоне провели недавно референдум – а не отделиться ли от Франции, не взять ли столько суверенитета, сколько можно унести?
Неловко вам говорить, но туземцы Реюньона большинством голосов предпочли стонать под французским игом. Более того, они даже не стыдятся говорить и думать, что они умные…
Что за люди, в самом деле?
Юбилей журфака МГУ им. Ломоносова
7 июня 2007 г.
Сколько нас таких расползлось по всевозможным конторам с дипломом литературного сотрудника редакции. Некоторые, вы будете смеяться, даже попали в эти самые редакции! Отдельные оригиналы даже задержались в ремесле!
При том что, как вы понимаете, огромное количество знаменитых (хотел сказать «великих» или там «замечательных», но это не та профессия, где можно претендовать на Нобелевскую премию или бронзовый памятник) журналистов на журфаке не бывали никогда и никакой в нем надобности не испытывали.
И мне понятно, почему так.
Я знаю, что за люди идут туда.
Ну конечно, каждый судит по себе, вот и я.
В юности, в школе, я ответственно подошел к решению вопроса о будущей профессии и начал ее выбирать.
Для начала я разложил по полочкам свои человеческие качества и начал их приставлять к разным ремеслам и специальностям. Я с похвальной трезвостью сразу отмел те, где требовались усидчивость, аккуратность, дисциплинированность, любовь к трезвому образу жизни. Невозможно было представить, что я буду годами, изо дня в день, приходить в одно и то же место в 8:00, причем тщательно выбритым. Я тщательно искал область применения для человека, неспособного к общественно полезному труду, который любит путешествия, пьянки, новые знакомства, ну там на диване полежать, почитать книжки. Вдохновила меня и схема «трое суток не спать, трое суток шагать ради нескольких строчек в газете». Я это понял так, что ты можешь куда-то усвистеть на три дня, подальше от начальства, а заметка в 20 строк будет достаточно уважительной причиной самоволки. Добавить сюда семейную фотосъемку и почитывание Конан Дойля со словарем, чисто для развлечения – и вот она, профориентация! Так я же готовый журналист! Как интересно!
Навел, значит, справки – а надо на журфак публикации предоставить. Пришлось идти в газету, какая поближе, – это оказался «Макеевский рабочий». Ну что ж, придется, со вздохом смирился я, поработать… Задание мне дали такое: написать про театральный кружок на забыл какой шахте. Поехал я туда на спектакль, после которого профорг увлек меня в кабинет, где сидели лучшие люди предприятия за столом, а тот ломился от «Зубровки», портвейна и одесской колбасы. Я, конечно, отказывался, я при исполнении! Я не пью! (В таких количествах.)
– Да ладно, что мы, корреспондентов не видели! Все пьют, одно на уме.
– Я не настоящий корреспондент! Я в школе учусь!
– Не знаем ничего. Назвался груздем – пей, и все тут.
Выпил, конечно, до дома добрался в ночи, утром не смог встать в школу и потом оправдывался тем, что срочно сдавал материал в номер. Учителя с умным видом кивали. Тем более что я был не очень далек от истины – двадцать строчек про шахтеров, которые страшно тянутся к культуре, вместо того чтоб бухать, в газете таки вышли.
И дальше я в ремесле так и выступал где-то по той же схеме, с потреблением алкоголя, ну марки напитков только меняются, с тем же процентом правды и приличий, – в самом деле, не писать же мне было в том полудетском раннем тексте про пагубный коктейль из «Зубровки» и «чернил». Я все-таки журналистское произведение писал, для публикации в реальной прессе, которая имелась в наличии, а не постмодернистскую пьесу для посмертной постановки в московских модных подвалах. (Эти пояснения я даю для людей, далеких от нашего простого ремесла.)
Ну и вот с такими приблизительно текстами я был взят на журфак.
И там я чуть было не ушел с прямого пути. Я посмотрел на декана Засурского, который, красавец, то и дело летал в Америку, а заезжая в Москву, вел со студентами вольнодумные беседы, и подумал: «Это мое! Когда я вырасту, то стану деканом журфака!» Мне, правда, недоставало профессорской элегантности, но я намеревался быстро ее приобрести, и вперед… Слава Богу, я вовремя одумался. Мне хватило ума не влезать в конкуренцию с Ясеном Николаевичем. Я продолжил игру на своем поле.
Которое иногда было картофельным. Не все помнят, что раньше студентов отправляли в колхозы убирать урожай, вкалывать за харчи. Там от полевых работ часто удавалось откосить, прикрываясь выпуском стенгазеты и поездкой из колхоза в Москву за проявителем, закрепителем, увеличителем и проч. Газету я назвал L’t indien, в противовес разным «правдам» и «ленинским путям». Был в моде Дассен, хотелось в Париж, да и на дворе конкретно стояло бабье лето, по истечении которого проект по-любому закрывался, – вот, пожалуйста, актуальность.
Много было разного, за что меня могли выгнать с факультета. Но не будем здесь о веселом, все-таки у нас торжественный повод и солидная дата, тем более что выбор тем не богат, список человеческих слабостей не так уж длинен. Но – не выгнали. Один мудрый и знающий человек мне после все объяснил:
– Косить от работы, прикрываясь стенгазетой, – ну, неплохая идея. На каком-нибудь физфаке. Но учудить такое на факультете журналистики! Это же верх цинизма и самоуверенности! (На которых и стоит наше ремесло.) Кого ж тогда оставлять, если выгнать такого?
Не скажу, что я провел на журфаке лучшие годы.
Но именно с него они начались.
Сегодня, когда прошло столько лет – я закончил в 1980-м, – могу сформулировать. Я страшно благодарен журфаку за ту благородную миссию, которую он выполняет в этом мире. Он дает шанс таким людям, как мы, – ленивым, нелюбопытным, пьющим, не имеющим способностей к наукам. И даже нас, таких, он вывел в люди, и мы теперь развлекаем почтенную публику как можем.
Кем бы мы были без него?
Поди знай…
PS
На прошлой неделе я читал в Высшей школе экономики лекцию о смысле журналистики. По ходу дела встал вопрос о том, должен ли журналист писать правду. Я объяснил, что не должен. Есть только одна профессия, в которой положено говорить правду и только правду: это пророк. С посохом, босиком, готовясь к мучительной казни, без редакционного задания, без ксивы, без суточных и гонорара, без бизнес-плана – вперед! На журфаке таких специалистов не готовят. Мы все-таки сфера обслуживания, индустрия развлечений. Иногда – экстремальных, но таки развлечений.
Что касается правды, то ее журналист может писать и говорить на тех же основаниях, что клоун или официант. Дело тут не в профессии, а в человеческих и гражданских качествах.
Люди просто часто это путают.
А не надо.
Снимая пенки с Сокольников
19 июля2007 г., 17:25
В выходные я попал в парк Сокольники и получил там замечательные впечатления, которые мне, как этнопсихологу, очень дороги.
Я вообще читал про этот парк много плохого. Живущий (или живший – может, он оттуда уже съехал) в тех краях Виктор Шендерович, пламенный трибун, крыл Сокольники почем зря, клеймя руководство этого заведения за непростительную алчность – там якобы ввели пятидесятирублевую плату за вход! Однако я в это не очень верил, полагая, что неистовый (за что мы его и любим) Виктор в пылу полемики несколько преувеличивает.
