Но Луг, доброе божество кельтов, побеждает чудище, которое, как ему и положено по основному мифу, крадёт коров и быков и проживает где-то далеко, в холмах. Свершается возмездие.
Может, Балор и есть тот, кого мы разыскиваем? На роль змея-умыкателя он годится по всем статьям. Но детали свидетельствуют, что сага крайне далека от архаики. Взять хотя бы орудие убийства — здесь таковым является праща. Но это позднее наслоение. Первичен в мифе сам камень, ибо первогерой-громовержец убивает врага именно метко брошенным камнем. Брошенным, а не выпущенным из пращи! Хотя, конечно, уже само наличие камня, попавшего Балору в глаз, говорит за себя. Вспомним, что в греческом варианте мифа герой побивает Химеру-Беллера стрелами, то есть и в нём прослеживается явная вторичность. Хотя, разумеется, «стрела» может быть, в свою очередь, образом, ибо стрелы стрелам рознь — «каменной стрелой Перуна» из лука не выстрелишь. Длинные стреловидные камни, и особенно найденные в тех местах, где когда-то ударяла молния, назывались у славян перунами, или перуновыми стрелами.
Слепота и убийственный взгляд наводят нас на мысль об упоминавшемся уже Вий. Был ли такой персонаж в славянской мифологии? Или это порождение фантазии Николая Васильевича Гоголя? Сам писатель неоднократно говорил, что ничего почти что не добавил — и само предание было народным, и образ чудовища Вия. Энциклопедия «Мифы народов мира» утверждает: «По русским и белорусским сказкам веки, ресницы или брови Вия поднимали вилами его помощники, отчего человек, не выдерживавший взгляда Вия, умирал». Там же делается вывод о древности образа и его «блуждании по миру». С последним нельзя не согласиться — мы видим разительное сходство с Вием хотя бы того же одноглазого коренастого уродца Балора. Но в том, что не Балор послужил прообразом Вия, сомнений нет.
Есть предположение, которое высказал В. Абаев, что образ Вия восходит к языческому богу славян Вею. А Вей, в свою очередь, родственен иранскому божеству, которое имеет две ипостаси: добрую и злую. Божество это носит сходное имя — Вайю. Оно не поддаётся обыденной упрощённой трактовке, ибо, с одной стороны, олицетворяет ветер и посредника между небом и землёй (что в общем-то не противоречит функциям именно ветра), помогает героям-богатырям, покровительствует воинам, а с другой — является злобным великаном, привратником в преисподней, злым духом и демоническим чудовищем. Непростое божество.
Этимология теонима понятна без перевода, о близких словах мы уже говорили — это именно Ветер, образованное от «веять, веет». А если вдуматься, то можно попять и двойственность: ветер ведь приносит добро и зло, он может пригнать тучи, орошающие поля, и может разогнать их, высушить всё или, скажем, разрушить, снести дома, если он ураганной силы. Эта двойственность реального явления и породила, видимо, двух сказочных существ: помощника и губителя.
В осетинском эпосе существуют злобные существа — вайюги. Они также одноглазы и зловредны по отношению к людям. И ничего удивительного в этом нет. Это не просто совпадения или промежуточные варианты. В индоевропейской мифологии вообще такие черты, как «слепота», «одноглазость», связаны именно с представителями загробного мира во всех их самых разнообразных ипостасях. Нам даже не надо искать примеров, на язык каждому так и просится вполне привычное и бытующее присловье «Эх, Лихо одноглазое!». А ведь лихо, как мифологическое существо, именно одноглазо. Так же одноглаз и леший в своём собственном облике, если он не прикидывается просто мужиком или ещё кем. Вся эта одноглазая, подслеповатая шатия-братия приносит людям беды. Или, как говорится, может «сглазить».
Но, как нам кажется, представлять Вея, Вайю или индийского Ваю чистыми богами смерти — а именно такую трактовку предлагают В. Абаев и некоторые другие исследователи — не совсем верно. Данная функция лишь одна из многих, закреплённых за богами-ветровиками и их ипостасями. И сами боги эти лишь одна из ипостасей другого божества-образа, также связанного со смертью. Удивляться здесь нечему. Мы договорились, что схематизм нам должен быть чужд. И мы видим на практике: ничто и нигде не укладывается строго в «периодические системы». Божества и герои — не химические элементы. Они переплетаются, сливаются, отпочковываются и снова проникают в прежние «тела» новыми ростками. Всё зыбко, расплывчато, всё дрожит и переливается в некоем таинственном, мерцающем и колышащемся мареве. Чёткость справочников мнима, как мнимы шарики-электроны, вращающиеся вокруг шарика-ядра, в модели атома. НИКАКИХ ШАРИКОВ В ПРИРОДЕ НЕ СУЩЕСТВУЕТ. Энергия и материя перетекают с одного энергетического и материального уровня на другой, сохраняя лишь временную видимую целостность с таким же ядром-призраком.
Почти то же самое и с божествами в мифологиях. Среча, Несреча, Спех, Неспех, Удача, Неудача, Доля, Недоля и множество других полярных и промежуточных, антропоморфных и абстрактных божеств-демонов сливается в одно божество, носящее имя Суд. Но это последнее, в свою очередь, растворяется в каждом из перечисленных и неперечисленных, а также выходит далеко за их пределы и образует группы или подгруппы иного порядка. А перечисленные вбирают в себя множество иных понятий-богов и образов-богов, но тем не менее входят составными частями не в один лишь Суд и т. д., и так до не известного нам предела.
Но, разумеется, все наши рассуждения вовсе не отвергают необходимости иметь классификацию и упорядоченность. Мы считаем лишь, что упорядоченность в данном случае достаточно условна и она не должна превращаться в догму.
В древнеиндийской же мифологии бог Ваю, что означает «ветер, воздух», — доброе божество. Но тут другая крайность — он тысячеглаз. Пугаться такого «отличия» не следует. Видимо, нечто из местной почвы-мифологии, вливаясь в индоарийскую, принесённую мифологию, заставило полюбить такую вот многоглазость, многорукость и прочие многочленности и многогранности.
Напомним, что и Индра тысячеглаз, и Вритра и ещё уйма божеств и демонов наделены или подобными, или схожими свойствами.
Ваю помогает добрым людям, как Вайю — иранским воинам. Видно, так уж сложилось, что для древних переселенцев этот «ветер» приносил больше благ, чем разрушений и страданий. Тут не грех вспомнить и про несколько особенное положение Индии, и про её климат. Конечно, все эти природные условия не могли не отразиться в мифологии, не придать специфики божествам, первоначально имевшим несколько иной вид.
Но и у древних индийцев прослеживаются постоянные наложения и переходы с уровня на уровень. Так, одна из ипостасей Ваю — это бог ветра Вата, упоминающийся в «Ригведе» и других памятниках. Здесь нет необходимости в переводе, так как мы и сами видим: Вата — однокорневой теоним с Ветром. У Ваты в большей степени прослеживается наличие функций именно ветра как такового. Да и исходя из древности образа, мы можем судить, что Вата, по всей видимости, первичен. Он и «перворождённый», и «дитя вод и мира», и «дыхание богов». Он управляет колесницей, которая вечно носится между небом и землёй. Причём в его колеснице сидит верховное божество, а коней запрягает для колесницы сам Индра-герой.
И всё же где-то, на каком-то этапе наложились два не совсем сходных образа. И теперь их уже не разделишь, можно лишь искусственно расчленить, опускаясь к истокам. Но мы видим двойственность, нас уже не проведёшь: Вата — изначально в небе, с богами; Вая уже ниже, причём он, приближаясь к Вайю, вайюгам, Вею, Вию, прямиком спускается с небес в преисподнюю, становится слеп, зол, вредоносен. И стало быть, это уже не он, так же как и Вий не Вата.
Таким образом, получается, что мы забрались довольно-таки далеко, а к разгадке не приблизились. Остаётся вернуться к Балору и компании и попробовать прощупать иные пути.
Отсутствие чётких следов «беллеров» в Центральной Европе и лингвистические сходства в геонимах убеждают в том, что у кельтов или их соседей были довольно тесные связи как с античным миром, так и с праславянами ещё задолго до времени римско-галльских войн. Однако догадка эта не облегчает нашей задачи. Лишь в одном мы укрепляемся всё более — вначале был общий миф: борьба двух сверхъестественных, а может, и не таких уж сверхъестественных сил. Но потом, с веками и тысячелетиями, каждая из этих сил приобрела множественность, стала проявляться в самых разных и порою малосхожих ипостасях.
Где ещё мы можем встретить божества с корнем «бел, бол»? У индоевропейцев, на первый взгляд, таковых больше нет. Может быть, заглянуть южнее и восточнее — к семитам? Там на довольно-таки обширных пространствах царствует грозный бог бури, грома и молний Балу, он же Бел, он же Баал — в общесемитском значении «владыка, господин». Значение достаточно далёкое от «чудовища».
