Редактор альманаха Пётр Ткаченко выступил с полемической статьёй "После "неистового Виссариона". Пожалуй, впервые исследуется творчество Белинского и его сотоварищей - Чернышевского, Добролюбова, Писарева в сравнении с литературно-критическим наследием Валериана Майкова и Аполлона Григорьева, в критической оценке Достоевского, Бунина, Блока и литературоведов ХХ века. Автор убеждён в том, что страстное слово "неистового Виссариона" отозвалось революциями.
Большинство авторов альманаха, выступающих с документальной публицистикой, отрывками из романов, стихами, - казачьего корня. Размышляют о драматических судьбах своих родов в братоубийственной Гражданской войне, в годы троцкистского расказачивания, ссылок семьями в суровые края и - несмотря на всё пережитое - геройское участие в Великой Отечественной войне во исполнение извечного казачьего долга - защищать Отечество в беде.
И чувствуется, что ещё не зажили раны в сегодняшних казачьих поколениях, страдающих от того, что один дед-прадед воевал за красных, другой - за белых, кто-то отбыл на чужбину[?] Кто прав, кто виноват? И не столкнут ли нас завтра в распри и усобицы, коль не извлечём уроков из прошлого?
Вот почему так раздосадован редактор альманаха Пётр Ткаченко, внук сосланных казаков, несмотря на опалу дедов, ставший советским офицером, полковником, тем, что в Краснодаре предпринимается сооружение мемориала не жертвам Гражданской войны, что служило бы примирению потомков, а только генералу Корнилову и воинам Добровольческой армии, погибшим при штурме Екатеринодара. "Но в таком случае кто защищал 93 года назад Екатеринодар? Разве не россияне?" - задаёт вопрос инициаторам создания мемориала Ткаченко. Прав великий поэт Юрий Кузнецов: "В прах гражданская распря сошла, но закваска могильная бродит[?]"
Альманах "Поход" призывает к пониманию непрерывности российской истории без изъятия каких-либо её страниц, к внимательному исследованию причин и следствий драматических и трагических событий прошлого.
Людмила ЖУКОВА
Обсудить на форуме
Из подземелья
ЛИТЕРАТУРА В ЯЩИКЕ
Олег ПУХНАВЦЕВ
Казалось бы, прекрасный повод порадоваться: на канале "Культура" вышла новая программа "Вслух", первая поэтическая после закрытия в 1996 году программы "Стихоборье" на канале "Российские университеты" и во многом повторяющая её соревновательный формат (напомним, "Российские университеты" были подарены НТВ за верное служение Ельцину на выборах). И вот через 15 лет стихи вернулись на экран, однако проект, реализованный силами компании "АТВ", вызвал множество вопросов.
Приметы времени таковы: никому и ничему нельзя верить. По вкусу вроде сладенькое, а почитаешь информацию на упаковке и ощущаешь во рту горечь. На вид как будто построено капитально, но поскребёшь - труха. Кажется, деревья шелестят листвой? Нет, это ветер гоняет полипропиленовый пакет.
С поэзией та же история. В метро транслируют: "Где купить себе меха? Все меха на вэдэнха!" Мало того что украли слог, так ещё и Каллиопу заставили прислуживать разбогатевшим челнокам. А заодно не очень складно, но в рифму напомнили пассажирам, чего стоят теперь архитектурные шедевры неоклассицизма[?]
Это, как говорится, эмоциональный фон к объяснению. Объект - канал "Культура". Чувство - любовь-ненависть.
Намерения "Культуры" сформулированы в межпрограммном пространстве блистательными заставками, тонко продуманными шрифтовыми композициями, классическими визуальными образами. В них заявлен масштаб замысла: тянуть лямку, поднимать планку, стоять на цыпочках.
И вот новый проект "Вслух", телеверсия представлений о роли поэта и поэзии. Место действия - подвал. Камера любуется неоштукатуренными стенами, указывает: создатели программы поклоняются андеграунду, а, следовательно, заставят всех смотреть на мир из подземелья. Символичен и выбор ведущего. Бодро из тёмных закоулков катакомбной декорации выходит нарядный Александр Гаврилов, похожий на богемного шалопая из старого водевиля. Основой его конферанса становится тезис "стихи про себя". Из выпуска в выпуск он жонглирует двойным смыслом фразы и, кажется, так очарован находкой, что будь поблизости зеркало, поцеловал бы собственное отражение взасос.
Перейдём от андеграунда к бэкграунду, процитируем интервью, вышедшее под заголовком "Культурная политика - c"est moi". В те времена Александр Гаврилов, видимо, ещё не рассчитывал получить должность на государственном телеканале и в выражениях не стеснялся. Рассказал о своей затее - выпуске серии открыток "Открытый стих", ответил на уточняющий вопрос корреспондента: "Открытки в клубных сортирах?"
"Да-да, в клубных сортирах. Когда я объяснял нашим - конечно, не потребителям, а тем, кто работал в этом проекте, - я говорил: поймите, открытка должна цеплять насмерть. Человек шёл в сортир, нёс с собой грамм кокса, в сортире очередь, он мнётся рядом, и висит эта стойка. Он берёт открытку просто для того, чтоб было, на чём равнять, - и она должна вштырить его так, как будто он уже занюхал! И мне кажется, мы своего добились: эти открытки реально штырят, как следует".
А нам-то казалось, что лучшее пространство для современного поэта в классицистических залах и вестибюлях Дома Пашкова или Библиотеки Ленина. Нам казалось, что поэтическое слово должно звучать в соответствующих пространствах, отдаваться эхом.
В подвале нет эха, его создают искусственно. Излюбленный АТВшный приём кочует из передачи в передачу. Назойливо и манерно человеческая речь на несколько секунд преобразуется звукорежиссёром, голосу придают эффект странного поту[?]стороннего объёма, как будто говорящий опустил голову в железную бочку.
Конечно, субкультуре андеграунда противопоказано пафосное визуальное решение. Под имперскими колоннами, росписями, лепниной каждое сказанное слово, всякий поэтический образ приобретают особый смысл.
Высказаться так можно только в подвале:
Диктатура ли демократия,
хоть по выбору, хоть насильно -
результат всё равно отрицательный,
если речь идёт о России.
Если жизнь сикось-накось-выкуси,
набекрень, на бровях, на спуске,
всё погибло и цикл зациклился -
значит, ты - настоящий русский.
Прозвучи эти откровения Татьяны Щербины в Доме Пашкова и подумается, что рядом, в шаговой доступности, - Лобное место. Но в подземелье программы "Вслух" действует презумпция невиновности, торжествуют права человека. Здесь, в рамках темы "Тоска по мировой культуре", можно предложить зрителю свой щербиновский верлибр.
[?]В Лондоне поставили памятник Гагарину.
Возник вопрос: каким лицом торговать
России,
коих у неё полные чемоданы?
Львом Толстым? Так у всех есть свои
Шекспиры
и свои одноглазые полководцы,
и другие предшественники деградации[?]
Смотришь государственный канал, недоумеваешь: в стране множество талантливых антисоветчиков, почему выбрали эту?
Предположим, речь идёт о разнообразии мировоззренческих концепций, но ведь тогда госпоже Щербине должен кто-то возражать, Юнна Мориц, к примеру. Однако чтение русофобских виршей проходит без полемики, хотя, казалось бы, создатели телепроекта должны быть заинтересованы в конфликте. Но драматургию они находят в другом - устраивают нелепое соревнование между двумя молодыми участниками. Голосование в студии оборачивается чувством неловкости и курьёзами вроде того, что случился в последнем выпуске: публика выступила против прекрасных стихов харьковчанки Анастасии Афанасьевой. Кстати, упомянутое "Стихоборье" было интерактивным, в выборе участвовали не только сидящие в студии, но, что гораздо важнее, - телезрители.
Да, спора не получается. Тему гражданственности, например, вяло обсуждают Сергей Гандлевский с Игорем Иртеньевым, совпадающие за кадром в основополагающем - сочувствии проекту "За честные выборы". Но разве можно обойтись в разговоре о гражданской позиции поэта без представителей старшего поколения, без фронтовиков? Они ещё живы, в "Литературной газете" постоянно публикуют новые стихи Константин Ваншенкин, Егор Исаев. Возможно, им трудно будет приехать в студию, но почему бы не сделать запись? Диалог, пусть заочный, разных поэтических поколений мог бы многое объяснить. Ведь именно на этом стыке времён укоренился конфликт между позицией поэта-гражданина и его приватными притязаниями. Но зритель становится свидетелем лишь незамысловатой дискуссии интроверта с экстравертом.