И каждый медаль заслужил не одну…
А дед на скамейке – кощей с костылём –
Зачем-то глаза свои трёт рукавом…
2009
* * *
А к слову «битва»
Лучшая рифма – молитва.
Помолимся – каждый, как только умеет,
За всех, кто завтра не уцелеет.
Кого никогда мать уже не дождётся,
За тех, кто безруким-безногим вернётся…
Помолимся, братцы, пока ещё живы,
Чтоб детушки наши России служили!..
2012
НА ГОРЕ, НА ГОРУШКЕ
На горе, на горушке,
Под берёзой белою,
Приклонил головушку
Безымянный крест.
Под крестом тем простеньким,
Ветром убаюканный,
Спит какой-то м[?]лодец
Беспробудным сном.
А в другой сторонушке
Все глаза проплакала,
Сына ожидаючи,
Старенькая мать:
«Ты моя кровинушка!
Мой соколик ясненький!
Отчего так долго ты
Не идёшь домой?..
Неужели, родненький,
Больше не увидимся?!
Мне б перед могилкою
На тебя взглянуть…»
Ах ты, горе-горюшко!
Выскребла до донышка
Всё, что ей отпущено,
А сыночка нет.
На горе, на горушке,
Под берёзой белою,
Приклонил головушку
Безымянный крест.
Под крестом тем простеньким,
Ветром убаюканный,
Спит твоя кровинушка –
Ясный сокол твой.
1991
* * *
Зная цену себе.
Зная цену другим.
И вчера, и теперь –
Мы о главном молчим.
Мы не можем, глупцы,
За себя постоять.
И чужие жрецы
Нас дурачат опять.
Мы толкаем своих.
Рушим стены святынь.
И возносим чужих
Без особых причин.
И опять мы внизу.
А они – наверху.
И опять нас пасут,
Как овец на лугу…
Зная цену себе.
Зная цену другим.
И вчера, и теперь –
Мы всё больше молчим…
2007
* * *
В Донбассе хоронят девочку.
Три годика было всего.
Из садика шла она с дедушкой,
Идти здесь им недалеко.
А где-то небритый дяденька
Из фляжки чего-то хлебнул,
По улице мирной, по садику –
Из «града» нарочно шмальнул.
«За Украину Великую!» –
Тот дяденька зло прорычал.
За Украину Великую –
У маленькой жизнь отобрал.
В Донбассе хоронят девочку.
Три годика было всего.
Осколками, словно веточку…
По воле проклятой кого?..
2015
ОТЧИЗНА
Моей бабушке Анне Ефремовне Смирновой
Какое слово светлое – Отчизна.
Оно, как свет, струящийся по листьям.
Оно, как шёпот в травах родника.
Как белые, зимой в полях, снега.
Какое слово тёплое – Отчизна.
Оно, как дом, как печь, как хлеб душистый.
Как детский сон под маминым крылом.
Как трель скворца весною за окном.
Какое слово прочное – Отчизна.
Оно, как щит, как бастион, как пристань.
И пусть порой наотмашь бьёт судьба,
Ты не один – сломать трудней тебя.
Какое слово гордое – Отчизна.
Читаю деда фронтовые письма,
Он не пришёл тогда назад с войны,
Его победе – слышишь, нет цены!
Какое слово грустное – Отчизна.
В нём вижу я друзей своих и близких,
Всех, кто на том остался берегу,
Кого хочу обнять – но не могу…
Какое слово мудрое – Отчизна.
Оно, как русло бесконечной жизни:
Живая в нём и мёртвая вода
Смешались в сплав единый навсегда.
Всего семь букв – и сколько сразу смысла.
Какое слово ёмкое – Отчизна…
2007
Поздравляем давнего автора «ЛГ» с юбилеем!
Теги: Сергей Каргашин
Конечно, не может не радовать, что уже в самом начале Года литературы было найдено то, о чём так долго говорили и большевики, и меньшевики, - новая результативная форма объединения писателей. Пресса гордо сообщала, что в России стартовал проект "Писатели играют в футбол". Его представление прошло в Москве, в литературном музее Серебряного века. Идёт набор команды, запланированы международные встречи. И не стоит задаваться вопросом, почему футбол. Зависть к тем, кто уже давно успешно заботится не о лаврах, а о еврах, вполне понятна. Тем более что сегодня футбольные команды есть и у артистов, и у органов власти – федеральных и региональных. У страны, правда, нет. Но ведь это не единственное, что у кого-то у нас есть, а в целом-то нет. Так что проект вполне замечательный и перспективный. С одной стороны, почему бы музею Серебряного века литературы не открыть филиал «бронзового века» отечественного футбола. С другой – давно пора к «Русскому Букеру» прибавить «Русский снукер», «Русский кукер» (специальный приз для издателей) и т.д.
Впрочем, когда читаешь пункты тематического плана мероприятий Года культуры, всё это уже вовсе и не кажется пародией. Трудно ведь сказать, что удержало интересантов от логичного продолжения модного тренда «Библионочь», «Библиосумерки»[?] Не нашлось желающих осуществить «Библиопотемки» или «Библиомрак»? Не верю: за немалым количеством безымянных «социально значимых проектов» чувствуется не столько рука воителя за отечественную словесность, сколько опытного освоителя бюджетных ресурсов.
План сам по себе действительно и внушителен, и разнообразен. Наряду с традиционными и ежегодными вобрал в себя немало хороших и полезных в принципе мероприятий. И по количеству форумов даст фору любому простому году. В общем, он универсален, пёстр и прост, как деревенский лоскутный половичок. Изотрётся, полиняет за год – можно укоротить, подштопать, убрать из передней на заднее крыльцо, да и выбросить, в конце концов, не жалко, новые лоскуты всегда найдутся.
Волнует-то на самом деле другое. Что останется, когда стрелки соединит новогодняя полночь? Что увидим, когда рассеется весь этот бухгалтерский туман? Какой результат, какое наследие передаст Год литературы? Ведь смысл-то именно в этом. Его предшественник Год культуры, кроме всего прочего, сумел заложить некоторый правовой, организующий фундамент на стратегическую перспективу, определить основы государственной политики. А что в литературе?
1. Как-то изменится в обществе статус писателя, с которым ревниво и настойчиво разобралась ещё прежняя власть, после того как в 1986 году сочинители осмелились в один голос выступить против партийно-государственного решения о повороте сибирских рек? Сразу последовали постановление «Об улучшении деятельности творческих союзов», ревизия Литфонда, спровоцированный идеологический раскол и размежевание материальных ресурсов. А затем вместо единого съезда, единого союза – два, три, четыре… И каждый, соревнуясь, рекрутирует новобранцев. Помилуйте, какой уж тут статус. Спросите хоть в музее Серебряного века: когда на поле выскакивает толпа – матч прекращается, профессионалы уходят в раздевалку.
2. В плане мы видим немало методических мероприятий, направленных на привитие интереса к чтению. Наверное, это хорошо. Вот только в моей памяти проходивший Год детства запомнился резким повышением стоимости детских книг, а Год семьи – скачком цен на железнодорожные билеты, чтобы эта семья пореже встречалась.
Цифры легко регулируют наши желания. Ну в какой такой филологической методике нуждается семья при дилемме заполнить холодильник или детскую книжную полку? Увы, это действительно вполне сопоставимые расходы. Не надо бы издателям столь корыстно, а по большому счёту и недальновидно (их сук-то) пользоваться родительским «для детей ничего не жалко». Цены на детскую литературу должны быть минимальными. И аренда для книжных магазинов должна быть иной, чем для тех, на которых теперь принято писать «для взрослых».
При этом я вовсе не призываю к исправлению ситуации путём запрета священной рыночной корове пастись на детской площадке. Для выравнивания ситуации нужен всего лишь камертон. Одно государственное издательство, выпускающее дешёвые книги для ребят. И коммерсанты, поверьте, вслед за ним тут же потянутся к народу.
3. Год литературы пройдёт, а так называемые толстые литературные журналы так и останутся в позе Кисы Воробьянинова у Провала – «подайте бывшим отцам демократии, не забудьте о национальном культурном феномене». Кто ж может отрицать их славу и заслуги, но это было в другой реальности, в другой, как к ней ни относись, но системе. А сегодня, чего греха таить, они уже давно и безнадёжно подключены к аппарату искусственной вентиляции лёгких. И дело не столько в культуре властей и цифре дотаций. Суть того былого феномена, той миллионнотиражной уникальности объяснялась очень просто. Выпиши «Новый мир» («Знамя», «Октябрь», «Неву»…), и ты будешь читать лучшую прозу, поэзию, критику, публицистику. А у автора была не менее ясная и чёткая мотивация отдать всё это в редакцию журнала – сравнительно быстрая публикация, гигантский тираж, солидный гонорар, гарантированное внимание критики и издательств – благополучие и слава. А сегодня всё с точностью наоборот: ну отдал в журнал, не так быстро, но опубликовался, в лучшем случае получил гонорар экземплярами – подари друзьям, чтобы знали, что ты писатель, в издательстве скажут: «Мы секонд-хенд не берём». Критика? А где она? Львиная доля этого древнейшего искусства второго отражения ныне являет собой просто-напросто литературные эскорт-услуги. Значит, лучшее я не отдам, отдам «записки на манжетах», которые не нужны издательствам. А из чего тогда делать журнал, как воспроизводить феномен? Причём, заметьте, за эти десятилетия ни одно могущественное издательство не захотело играть в периодику. И небезосновательно. Выход для большинства «толстых» литературных изданий я вижу один – реинкарнация в интернете. Кстати, именно так можно прийти и в библиотеки.
