– Хорошо, начнём тогда с вашего предложения создать федеральный орган, уполномоченный осуществлять комплексное противодействие незаконному обороту наркотиков.
– Отвечаю. Через полтора года после проведения слушаний, а точнее, 11 марта 2003 года указом президента был образован Госнаркоконтроль, известный сегодня как ФСКН России. Подобные антинаркотические органы есть во всех развитых государствах мира. Что у нас дальше?
– Дальше ваше предложение о необходимости разработки Концепции государственной политики в области противодействия наркотикам взамен прежней, устаревшей, от 1992 года.
– И эта рекомендация была реализована, но в более серьёзном варианте, тут прямая заслуга директора ФСКН Виктора Петровича Иванова. Летом 2010 года указом президента была утверждена Стратегия государственной антинаркотической политики Российской Федерации до 2020 года. Добротный получился документ.
– А как с призывом к жёстким мерам против наркобизнеса, вплоть до введения смертной казни? Эту идею аудитория встретила, как видно из стенограммы, бурными аплодисментами.
– Здесь пробуксовка вышла. Группой депутатов с моим участием такая законодательная инициатива вносилась, молчаливого понимания мы добились, но на формальном уровне одобрения не получили. Потому что Россия ещё в 1997 году подписала протокол № 6 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод об отмене смертной казни, подчеркну, в мирное время. И хотя мы не ратифицировали этот протокол, следовали добровольно принятому на себя обязательству. А в 1999 году Конституционный суд признал невозможным выносить смертные приговоры в отсутствие судов присяжных во всех субъектах страны. Тогда суды присяжных в России были организованы не везде, но вопрос смертной казни всё равно оказался «замороженным». Окончательно отвергнута она была последующим решением Конституционного суда в ноябре 2009 года. Теперь не допускается вообще никаким судам выносить смертные приговоры. Поэтому более поздние законодательные инициативы коллег-депутатов вернуть высшую меру, в частности, для военных преступников, педофилов, матёрых коррупционеров, террористов, не проходили. Однако в Уголовном кодексе осталось пять статей со смертной казнью. Да и общественное мнение до сих пор бурлит: народ требует реанимации закона «око за око, зуб за зуб», на это и регулярные социологические исследования указывают. Упреждаю ваш вопрос, не изменилось ли моё отношение к смертной казни. В условиях установленного на неё в России моратория вполне достаточно приговорить мафиози к пожизненной мере. Даже 20 лет лишения свободы достаточно, чтобы он из-за решётки на свободу никогда не вышел и был захоронен на тюремном погосте. Правда, есть некоторые нюансы, касающиеся женщин, несовершеннолетних и мужчин в возрасте 65 лет. Им «пожизненное» по нашим законам не грозит.
– С мораторием на смертную казнь понятно, хотя условно-досрочное освобождение пока ещё никто не отменял, в том числе для тех, кого пожизненно осудили. Давайте ещё на двух моментах остановимся.
Первый. Вы отмечали несоответствие между расходами государства на борьбу с наркотиками и возвращёнными в казну материальными средствами путём конфискации имущества по решению суда. Криминологи заявляют: если в 2000 году эта разница составляла 40 раз не в пользу казны, то в 2010 году – уже минус в 20 тысяч раз.
– 13 лет назад, согласно имевшимся расчётам, на изобличение одного мелкого сбытчика наркотиков государственный бюджет затрачивал около 30 тысяч рублей. Расходы шли на оперативную разработку, дознание и предварительное следствие, без учёта судебного заседания и содержания преступника в местах лишения свободы. По курсу рубля той поры все процедуры обходились государству в тысячу американских долларов. А сумма изъятых и арестованных материальных ценностей у подозреваемых и обвиняемых в среднем на одно уголовное дело составляла 25 долларов. Судами же конфисковывалось и того жиже – 8–10 долларов. То есть в 100 раз меньше расходов. В 2003 году вопреки тысячелетней правовой традиции конфискации имущества в Древней Руси, Российской империи, Союзе ССР, новой России лоббисты ухитрились этот грозный для них правовой институт из Уголовного кодекса вычистить. После долгой борьбы полноценную операцию по его возвращению провести не удалось. Сегодня конфискация, с одной стороны, в УК обозначена, с другой стороны, к дополнительной мере наказания не отнесена. В итоге вернуть средства, украденные злоумышленниками у общества, удаётся далеко не всегда. Из-за особенностей действующего в России законодательства в части конфискации имущества в казну возвращается в лучшем случае 0,3–0,5 процента от финансового оборота, завязанного на незаконную торговлю наркотиками. В этом вопросе мы топчемся на месте в отличие от прогресса зарубежных коллег. В иной сезон они у наркобаронов конфискуют средств больше, чем годовые бюджетные расходы на деятельность ведомства типа Наркоконтроля.
– Остаётся надеяться разве что на победу здравого смысла. Оставим на время эту скользкую тему и перейдём ко второму нюансу. Николай Дмитриевич, вы сетовали на терминологическую чехарду в законодательстве, регулирующем противодействие наркомании. Какие здесь изменения произошли?
– О, это по-прежнему «больная мозоль». В чём суть. Конвенции ООН против наркотиков 1961, 1971, 1988 годов утвердили в международном праве два термина – «наркотические средства» и «психотропные вещества». Они должны были давным-давно перейти в российскую правовую систему, так как мы все три конвенции не только подписали, но и ратифицировали. Увы, до сих в списке действующих федеральных законов слова «наркотические средства» прописаны, а «психотропные вещества» – нередко отсутствуют. Например, в части 1 статьи 30 Гражданского кодекса РФ «наркотические средства» скучают в одиночестве. Этой нормой ограничивается дееспособность гражданина. Тем самым искусственно сужается круг лиц, ставящих семью в тяжёлое материальное положение. Гражданина, который злоупотребляет наркотическим средством, допустим, гашишем или героином, суд ограничит в дееспособности, а того, кто зависим от психотропного вещества, допустим, барбитала или диазепама, – формально нет. Этот термин в статью 30 ГК РФ так до сих пор и не внесён. Хрен редьки не слаще: барбиталом наркоман пропитан или героином. Точно так же обстоит дело в Семейном кодексе, Земельном кодексе и т.д. А если покопаться в понятийных разночтениях между 85 региональными законодательствами и федеральным, а в целом – российского права и международного, то здесь ещё больше ляпов обнаружится.
– Жаль, время нашего интервью подходит к завершению. Давайте попробуем в заключение конспективно набросать перечень ключевых проблем, имеющихся в сфере наркотиков, злоупотребления ими.
– Открою этот всё ещё весьма обширный и потому тревожный перечень итогами общения со специалистами Минздрава России. Они добросовестно к моему депутатскому запросу отнеслись, когда к беседе с вами готовился.
Первая проблема – законодательная – заключается, как я уже говорил, в терминологической путанице. Призываю квалифицированных экспертов помочь депутатскому корпусу тщательно «причесать» федеральное, региональное и муниципальное законодательство на предмет единообразной прописи текстов, имеющих отношение к темам наркомании, токсикомании и алкоголизма. А то в одних нормативных актах сирота «наркомания» присутствует, в других – только «токсикомания» или «пьянство», и так далее в разных вариантах.
Вторая проблема , тоже правовая, затрагивает Федеральный закон 1992 года «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при её оказании». Закон есть, а наркоманов, токсикоманов и алкоголиков – не лечит, только лиц, страдающих психиатрическими недугами. Это нонсенс какой-то! Согласно документу Всемирной организации здравоохранения «Международная статистическая классификация consultantplus://offline/ref=62DCA53493C6BC821D022B55917E645F77D96A1DE2A536756A81BCF0V0O болезней и проблем, связанных со здоровьем 10-го пересмотра» (МКБ-10), злоупотребляющие наркотиками, сильнодействующими и токсичными веществами, алкоголем определены как страдающие психическими и поведенческими расстройствами. В России МКБ-10 была имплементирована в систему здравоохранения аж 1 января 1999 года, но добросовестно её предписания не исполняется. Думаю, тут надо или в закон о психиатрической помощи вносить уточнения и дополнения, ввести понятия «наркомания», «токсикомания», «алкоголизм», в нём этих слов нет, или же отдельный законопроект разработать примерно такого наименования – «О наркологической помощи населению Российской Федерации».
И третья проблема , она застыла на стыке юриспруденции и финансов, вопрос очень «вязкий». Сколько стоит лечение людей, в разной степени привязанных к психоактивным веществам, в зависимости от разных методик лечения и прочих особенностей. Я не к созданию централизованного прейскуранта цен на избавление от порока взываю. Чтобы здесь разобраться, нужно для начала фундаментальную научно-аналитическую работу проделать. Таких исследований в России пока ещё никто не проводил, хотя дело для законности, справедливости и бюджета перспективное.
