— Закон, что дышел, куда поверну — туда вышел. Я сказал — это закон. Сдавай дела.
— Пусть у тебя язык отсохнет, — вставила Настя.
— Замолчите, невозможно работать, — кричит Рахимов, не зная, как избавиться от Насти.
— Что ты так за свое место держишься? — пронзительно покрывает голоса Туликова.
— Не за место, а за храм стою! — отвечает Бущанова.
— С тобой не сговоришь! Гляди на себя. Дрожишь вся.
— Я дрожу от того, что ты тут стоишь!
— Да хватит вам! Я милицию вызову, — выходит из себя Рахимов.
— Скорую помощь тебе надо, а не милицию.
— Ты посмотри на Марфу. Шестидесяти лет нет, а как ее трясет.
— Больной человек…
— Да нечистая сила ее трясет!
— Павел Константинович! Вы не спорьте с Рахимовым. Мне же все равно. Я спорить буду, а Вы соглашайтесь, — шепчет Бущанова Неделину.
В общем гаме все перестали обращать внимание на Рахимова и его спор с Настей. Они яростно переливают из пустого в порожнее. Наконец, Рахимов подымается с места. Рубашка на нем мокрая. Он брызжет слюной. В углах рта набилась белая пена. Он распахивает пиджак, выпячивает грудь и, навалившись на стол, кричит:
— Нате, разорвите уполномоченного на части!
Снова утро в кабинете Рахимова. Снова бестолковый, ни к чему не ведущий спор.
— Хватит трещать! — обрывает Шапоренко Настю. В кабинете Рахимова перед женщинами он самоуверен, как петух. — Ишь, зачесала языком, не уймешь, — широкая фигура Шапоренко надвинулась и словно погребла под собой Настю.
Распахнулась дверь. Стремительная Мария Петровна Шапоренко словно заполнила собой весь кабинет.
— А! Жених пришел. То‑то я твой голос от угла улицы слышу. Ишь какой бойкий! — При ее появлении Шапоренко увял и даже как‑то осунулся.
— Давно хотела Вас спросить, товарищ Рахимов. Когда Шапоренко ко мне сватался, он все хвастал, что по пятьсот рублей Вам взятки дает. Понес ему, говорит, как‑то пятьдесят, так он чуть меня не посадил.
— Да ты обалдела, что ли? Ничего я не говорил.
— Ах ты, бесстыжие твои глаза, да как у тебя язык поворачивается?
— А кто мне говорил, сколько тысяч на книжку клал, о. Александру Бурдину машину купил, дом выстроил? А Рахимову, — говорит, — как приду, пятьсот рублей несу обязательно.
— Не сдам! — Тщедушная Бущанова, стоит, как скала.
— Ты бессовестная! Видите, видите, какой он наглый! Я ее срамлю, а она хоть бы что!
— Я плохого не делала. Мне стыдиться нечего.
— Вон отсюда! Не хочу с вами разговаривать.
Поздний вечер, стемнело… тук, тук, тук… тук, тук, тук…
— Кто там?
— Открывай, я. Приходила Дуся. О. Валентин сегодня после вечерни грозил: "Завтра вас как собак повыгоняем". Придут Рахимов с Абдуназаровой у Дуси ключи отнимать.
— Беги к Наташе. Я поеду на Текстилку. Надо всех предупредить.
Через пять минут в доме погас свет. Темная фигура направилась к автобусной остановке. Другая бежит кратчайшей дорогой в следующий дом. Приходится прыгать через арыки. Колючие ветки и проволока цепляются за одежду… Всю ночь будет загораться и гаснуть свет, будут разбегаться темные фигурки… А утром Рахимов будет поражаться, почему двор полон верующих.
— Как по телеграфу собираются! Откуда они узнали?
Трудно поверить, что в ночь бегут семидесятилетние старушки, преодолевая усталость и страх. Да, Церковь — это ценность!
"26 ноября 1974 года церковным советом получено письмо Горисполкома с указанием "аннулировать протокол "двадцатки" о выборах". Мотив аннулирования: "храм закрыли на замок". Горисполком имеет ввиду: "не допустили священника Рубановича до богослужения". Требуя допустить Рубановича, Абдуназарова вмешивается в функции исполоргана. Право принимать священника находится в компетенции исполоргана. Не допустив Рубановича до богослужения, исполорган реализовал свое право. Действия исполоргана являются законными и не дают повода к аннулированию протокола об избрании исполоргана. Одновременно, горисполком арестовал банковский счет ферганской общины"[151].
Дежурили весь день. В пять пришел о. Валентин Рубанович:
— Где староста?
— Не знаем.
— Несите ключи. Уполномоченный приказал служить.
— Мы тебя не хотим. И ключи не дадим.
— Вы контры! Советской власти не подчиняетесь! Вы не верующие, а шайка бандитов!
— А ты — авантюрист!
— Завтра придет Рахимов сам. Мы вас всех повыгоняем как собак!
Клавдия Константиновна жестикулирует около лица руками, словно говоря "пожалуйста":
— А я сама не приду. И рубль тебе не принесу.
— Все равно буду здесь служить!
— Нет, не пустим!
— Я еще всех вас как собак похороню!
— Сам подохнешь со своими кутятами! — резюмирует Мария Петровна.
Разговор происходит на ходу. Рубанович пятится задом, отступая вдоль стены храма и огрызаясь. Толпа надвигается. Так шествие обходит храм вокруг и заканчивается снова у калитки. Рубанович задом ныряет в нее. С последними словами дверь захлопывается.
Настя увидела первая. Она стояла у окна крещальни. Там устроили засаду.
— Вот они! Горохом просыпались во двор. Человек тридцать.
Абдуназарова плыла в сопровождении Урунбаева и Рубановича.
— Почему закрыта церковь?
— Не хотим, чтобы Рубанович у нас служил.
— Его прислал ваш имам из Ташкента.
— Почему отца Павла убрали?
Абдуназаровой словно перцу насыпали. Деликатно говорила, а тут как гавкнет:
— Ноги его здесь не будет! Он вор, вор, вор!
Поднялся шум. Абдуназарова села в машину и уехала.
После одержанной победы Мария Александровна осмелела.
— Хватит с Рубановичем церемониться. Пойдемте к нему, скажем, чтобы уезжал.
Отправились вшестером под предводительством Марии Александровны. Постучали в ворота. Рубанович открыл сам. Увидев столько люда, с размаху захлопнул калитку, бросился в дом и закричал:
— Шурка! Звони в милицию. Меня бить пришли.
За воротами растерялись. Мария Александровна перепугалась:
— Тише, тише, тише. Пошли скорее, пошли скорее отсюда…
Теорема о праве религиозного объединения выбирать священника нуждается в доказательстве. Читается она так: "Православная община создается… под духовным руководством избранного общиной и получившего благословение епархиального архиерея священника"[152]. "Объединения верующих… по своему усмотрению назначают и освобождают священников"[153].
"За каждым богослужением народ гонит Зинченко из храма. Прямо в глаза ему говорят: "Уезжай отсюда. Мы тебя видеть не можем"[154].
1 июля 1974 года испол орган расторг трудовое соглашение со священником Зинченко. Испол орган имел для этого веские основания:
1. Систематические нарушения религиозного законодательства о религиозных культах: венчания на дому, венчание несовершеннолетних и так далее.
2. Нарушение трудового соглашения: присвоение денег, пьянство, прогулы, грубость и тому подобное"[155].
"10 июля 1974 года Рахимов разрешил Зинченко совершать богослужения, не считаясь с расторжением договора"[156].
1 ноября 1974 год. Докладная архиепископу от исполоргана.
"В г. Фергану прибыл командированный Вами священник В. Рубанович. Этот священник еще хуже о. Алексея Зинченко. Если Вы ставите нас перед таким выбором, то пусть лучше у нас служит о. Алексей".
10 ноября 1974 год. Протокол № 40 заседания исполоргана.
"Постановили:
1. Не заключать договор со священником В. В. Рубановичем.
2. Просить Епархиальное управление о немедленном удалении из Ферганского прихода, не ожидая истечения срока командировки".
12 ноября 1974 год. Письмо исполоргана архиепископу.
"Исполорган ходатайствует о немедленном удалении из прихода командированного Вами прот. В. В. Рубановича".
26 ноября 1974 год. Докладная архиепископу от исполоргана.
11 ноября 1974 года члены "двадцатки" и народ решили закрыть церковь и не допускать отца В. Рубанович до службы. Что и было сделано".
26 ноября 1974 года поступило письмо горисполкома (в сокращении, сохраняется орфография):
"Приглашен новый священник Рубанович В. В. Однако временно исполняющий обязанности председателя исполоргана Бущанова Е. Д. без согласия горисполкома и уполномоченного религиозного культа Облисполкома храм закрыли на замок от 12 ноября 1974 года, Что запрещено законодательством о культе. Горисполком просит анулировать протокол "двадцатки" о выборах временно исполняющего обязанности председателя исполнительного органа, с 12 ноября 1974 года. 13 ноября 1974 года. Зам. председателя горисполкома подпись (Абдуназарова)"
