Моя лекция нашей родной охране про то, почему слово «нерусский» – нехорошее, всегда пользуется популярностью и открывает сотрудникам ЧОПа массу удивительного.
Нико – длинноволосый романтический оболтус из-под Кёльна, мой ровесник, изучает музыкальный бизнес Восточной Европы – свалился на нас как снег на голову. Венгерский коллега составил протекцию, попросил взять юношу на поруки. Юноша получил от меня полдюжины писем с требованием освоить азы русского, приехал через полгода, вооруженный единственной фразой «Меня зовут Нико, я из Германии» и пачкой носовых платков (гайморит у него или что-то вроде). Говорит трубным голосом, встречает и провожает артистов, а в остальное время пишет безответные письма в Гёте-центр с предложением дать нам денег на организацию немецких концертов. Залил в первый день пребывания в РФ соседей снизу (стиральная машина подвела), на второй – подложил мне демо группы My Baby Wants to Eat Your Pussy (просто по наивности). Демо ужасное.
Я, кажется, перестарался, объяснив Нико, что в жизни гастролирующих артистов все должно происходить минута в минуту. Имел в виду – не опаздывать на концерт больше чем на час и в аэропорт успевать, не забыв паспорта в гостинице.
Теперь наблюдаю, как Нико отрывает свежесобравшихся музыкантов от удивленной тетечки из посольства и тащит в автобус.
– It's time, – хлопает по наручным часам на руке. It's time!
Разве можно было немецкому человеку поручить следить за распорядком дня? Того и гляди они у него в ногу замаршируют.
У Melomane сегодня еще один концерт – в «Икре», из-за которого, собственно, мы огород и нагородили.
Дружественный музыкальный сайт неделю гнал дорогущую рекламу – не взяв с нас ни цента, из соображений единомышленнических: хорошая группа. Журналисты отписались – все как штык. Продано билетов пятьдесят, как обычно в таких случаях.
– Ничего, я сегодня лекцию читал в консерватории по музыкальному менеджменту, – загадочно улыбается Кении, – там не больше было.
У Кении смеющийся взгляд и звезда Давида на груди. Везде поспел.
Пьер снимает галстук, взлохмачивает шевелюру и выходит на сцену. Не начинает: перед сценой потрясают бумагами Леша и Марина. В свободной руке Марина держит полиэтиленовый пакет «Рамстор». Звукозаписывающая компания приехала подписывать контракт.
Может, мы того, после концерта? – сконфузившись, шепчет Пьер.
У меня дети некормлены! – жалобно протягивает к нему руки Марина.
Марина – интересная брюнетка. Леша – высокий лоб, бритый череп, толстое стекло очков – классический охотник за именами, эй-энд-ар, артист-энд-репертуар. Для него это не двухсотая и не трехсотая пластинка. Во времена, когда пластинки никто не покупает, – акт неслыханной просветительской деятельности.
Леша и Марина – непобедимая в переговорах пара: пока Леша сыплет цифрами будущих артистических отчислений, умница Марина хлопает подведенными глазами и ведет разговор про жену-детей-собачку: «Здоровы ли все? А нам будет десять в этом году!»
– Извините, пожалуйста, еще чуть-чуть, и мы начнем, – Пьер – канадец, извиняется с вежливым шармом, в него из-за барной стойки впиваются все женские глаза.
Спрыгивает со сцены, в сопровождении Леши и Марины сворачивает за угол, к служебному туалету, и быстро-быстро, на бегу, листает и подписывает контракт страницу за страницей. Контракт сулит золотые горы. Пока что у входа продали пластинок пятнадцать. По продажам у входа обычно можно судить, сколько будет продано за следующий год в магазинах по всей стране. В сумме – примерно столько же и будет продано. Артист озолотится.
Из туалета выбегает уборщица и хлопает Пьера дверью. Марина испуганно прижимает к груди рамсторовский пакет.
– Ой, извини, киса, не знала, что ты здесь стоишь, – уборщица разводит руками и уносится прочь.
Многотысячный контракт подписан.
– Жене – сердечный привет! – расцветает Марина, запихивает свою копию в пакет и испаряется.
Пьер и Кении на сцене. Подруга Аманды Палмер, Дария, решительно садится за клавиши.
– Please assassinate the president! – разгоняется Пьер. Из американского посольства в зале никого. По тексту, как есть. И скрипки рыдают – лично для меня.
Ничего мы не открыли и никого не убедили: зал полупустой. Группа Melomane больше никогда сюда не приедет. Но для себя – хороший концерт я для себя сделал. Могу себе позволить, как султан Брунея. Карликовый.
«Елочные игрушки» – производители той высоколобой электроники, про которую когда-то полагалось писать «хрупкая, колючая, ломкая» – warp'ообразной, вполне себе английского качества продукции. Дружат с Plaid. Саша и Илья. Скромные питерские люди.
Мы подружились, когда они выдали вдруг пластинку убийственного хип-хопа с двумя МС Мишами – Миши были такие же скромники, чуть заикаясь, начитывали галлюцинаторный текст в хрупких-колючих-ломких конструкциях «Елок», – невыпущенную пластинку эту я слушал все лето на болванке, в очередь с The Knife.
Когда «Елки» свели нас с Plaid и отыграли вместе ударный концерт, я не удивился. Когда раскопали в «Ломоносове» стотридцатикилограммового охранника Стаса Барецкого, уволенного из казино за слишком грозный вид, и Стае стал начитывать под елочные экзерсисы матерщинные вирши – не удивился тем более. Стае оказался хорошим мужиком. Три концерта мы с ними сделали или четыре – не помню.
Сегодня Стае позвонил и сказал: «Такое дело. Питерское телевидение хочет у меня интервью взять. Скажи, пожалуйста, чтобы пропустили их». О чем речь.
И вот захожу в оранжевый зал за кофе: четыре камеры, света – как в студии, на стуле девицы в неглиже снимают с себя что-то медленно и убедительно. Барецкого – в помине нет.
Порно в нашем меховом интерьере снимать – одно удовольствие.
– Стае, – ретируюсь в гримерку, – какого черта там происходит?
Саша и Илья удивленно смотрят на меня.
– А что там происходит? – гора-Барецкий удивлен не меньше них.
– Что это за интервью с тобой, но без тебя, зато с тремя девицами ню?
– Так мы вроде отсняли уже, камера и ушла, – Стае в недоумении.
Обмануть грозного великана – проще простого. Питерское телевидение решило получить бесплатный павильон для съемки познавательной программы про сиськи. Не вышел бы я в зал за кофе – успешно бы сняли, голь на выдумки хитра.
Охрана споро выводит из клуба горе-продюсеров, полуголых моделей, операторов с несобранными штативами; хорошо – времени три часа дня, клуб пустой, иначе было бы шоу.
– А я думал, они правда на интервью, – разводит руками Барецкий.
Саша с Ильей пытаются извиняться. Вот уж точно не за что, вам-то откуда догадаться было.
Культурная экспансия из культурной столицы – съемки подпольного порно в наших стенах.
***
– Гриша, я должна с тобой поговорить! – у Юли Юденич доверительная интонация.
Юля – незаменимое шило, с ней не связывается менеджер Катя, от нее убегает Игорь, и мне с ней общаться бывает сложнее, чем сидеть на переговорах. У Юли в расписании – одна ночь в неделю. Этого ей хватает, чтобы заметить жесткую курицу в «Цезаре», непоздоровавшегося охранника, ручеек под раковиной в туалете, неработающий светильник и пятиминутное опоздание звукорежиссера.
– Мне кажется, что… – говорит Юля, и увереннее этого «мне кажется, что…» я мало в жизни слышал. Она появляется в телефонной трубке, в переписке, в дверном проеме, как правило, именно тогда, когда в почте – те самые триста непрочитанных и так не хочется думать о курице в «Цезаре» – полгода работаем, неужели без меня не справятся?
Юле кажется, что кухню стоит уволить и набрать новую и с охраной нужно проводить работу каждый день, а звукорежиссер должен относиться к ночной вечеринке с тем же пиететом, что и к концерту «Аквариума», – и турецкие свитера и тигровые кофточки, буде появятся на концерте, перед ее вечеринкой нужно обязательно выпроваживать. Любым удобным способом.
– Как иначе я могу приводить сюда людей! – концовка у Юли всегда одинаковая.
От Юли, признаться, голова может пойти кругом. И никто, кроме Юли, вот этого не скажет – ни Сергеев и Магди, месяц как сбежавшие строить свой собственный клуб, ни тишайший Рихтер, ни заезжие друзья-музыканты: музыкантов-то здесь на руках носят.
Очень я Юлю уважаю.
Только разговор наш все больше напоминает перепалку супругов перед разводом. Развод не нужен: Юля ведет стратегическую резиденцию. Пятницы.
Что на этот раз, интересно?
– Она хорошая девушка, только еще не сформировалась. Твое дело, конечно, но зря ты ее так рекламируешь. Мне кажется, что субботняя резиденция – слишком ответственно.
Понятно. Я отдал освободившуюся после Магди и Сергеева пятницу Соне – той самой Соне, что, как многорукая богиня Кали, умудрялась работать с артистом, стоять на списках и, собственно, очень недурно сводить пластинки. Так и назвали: «DJ Соня amp; Friends». Рекламы никакой – Соня эсэмэски друзьям отправляет раз в неделю. И фотографию ее в клубное расписание поставили.
