Или вернемся к истории. Все-то нам рассказывают сказки о том, как Орда спасла Русь. Интересный, оригинальный способ спасения — сначала разгромить, вырезать треть населения, другую треть в полон увести, а потом спасать от псов-рыцарей. И насчет веротерпимости ордынцев. Что правда, то правда — была. И вассально-союзные отношения налаживались, покуда царевич Узбек не захватил власть в Орде и не вырезал практически всю колонию христиан (весьма значительную и полезную в те годы), включая двести своих родствеников-чингизидов, отказавшихся принять мусульманство. Мне могут напомнить, что и в русской истории немало примеров подлости и насильственной христианизации. Так-то оно так, но массового истребления иноверцев, в частности мусульман, за то, что они мусульмане, никогда не было.
Дугин и его приверженцы (скажем, Багаудин Казиев из "Литературной России"), ратующие за перенос столицы в Казань, ссылаются на желание Иоанна Грозного совершить шаг вперед (или назад — к первоистокам, по Казиеву) на Волгу. Почему-то мечтанию Грозного (документальные истоки которых мне найти не удалось) придается чуть ли не определяющее значение. Думается все же, что мотивы Грозного, Дугина, того же Казиева при всей внешней схожести абсолютно разные. Добавим лишь, что построения новых евразийцев вокруг Иоанна Грозного крушатся хотя бы тем фактом, что царь не только на Волгу мечтал столицу перенести, а и в Вологду (странное созвучие — не правда ли?), причем переезд в Вологду был куда определеннее, чем в Казань, и если бы не кирпич, свалившийся из-под купола центрального вологодского собора чуть ли не на голову царя, возможно, столица у нас, пусть на какое-то время, оказалась бы севернее. А это уже тяготение не на Восток, к тюркам, а на Север. К угро-финнам, что ли? Чем они, собственно, хуже?.. Не думайте, будто я не понимаю, что Иоанн Грозный руководствовался желанием укрепить государство и тем же руководствуются евразийцы. На мой взгляд, в то время были другие исторические условия и перенос столицы, возможно, укрепил бы Россию. Казань в качестве столицы с русской доминантой и православным царем во главе просто бы вобрала в себя не только тюркскую верхушку, но и весь народ и, возможно, страна была бы другой, более крепкой… Все возможно… в версиях. Сейчас совершено иная ситуация.
Рассуждения Дугина о евразийском мусульманстве и его близости к православию во многом любопытны, но не нужно обольщаться, предполагая, что после советской эпохи поволжское и кавказское мусульманство намного «здоровее» православия. Там тоже идут неоднозначные процессы, и в массах мусульман наряду с патриотами России все больше ее врагов. Восток — дело тонкое. Здесь надо верить не словам, а делам. Казиев, например, в своей статье о Казани ссылается на весьма сомнительный авторитет "великого тюрка" Нурсултана Назарбаева: "Основной задачей тюркских государств в XXI веке, по моему глубокому убеждению, должно стать тюркское культурное возрождение и интенсивное экономическое развитие наших стран". От культурного и экономического «развития» в Казахстане бегут не только русские, но и сами казахи. Национализм «пассионарных» народов брызжет во все стороны, а мы с телеэкранов слышим только о русском фашизме… Почитайте, например, книгу Айдара Халима "Убить империю" — сколько в ней ненависти к нам! А за что? Наряду с действительными историческими обидами (а разве другая сторона не может предъявить аналогичный счет?) невооруженным взглядом видна просто патология. Не подыгрывают ли наши евразийские патриоты вот этим всем оголтелым «друзьям»? Выступая против атлантизма и глобализма, вы готовы одеть чалму?
Такое впечатление, что сам дьявол борется против русского народа — носителя православия, создавшего великую культурную и могучую державу, в которой всем было место и равные условия: и русским, и нерусским, и православным, и мусульманам, и буддистам… И сейчас есть для всех место, и будет, пока столицей России остается православная Москва.
Олег Михайлов: “Я НЕНАВИЖУ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЮ…”
— Олег Николаевич, насколько мне известно, в детстве вы не были сиротой, у вас были мать, отец, отчим и вдруг — Суворовское училище…
— Во время войны отец мой считался пропавшим без вести, к тому же воевал во Второй ударной армии, будучи полковником в штабе Андрея Андреевича Власова.
— Того самого?
— Да, того самого. В первые месяцы войны он еще воевал на стороне Сталина. Но Сталин поставил Власова, пытавшегося вырваться из окружения, в безвыходное положение. Он сказал: "Армии этой нет". Когда отца брали в плен, немецкий майор спросил его: "Вы добровольно сдались?" "Нет, я не добровольно", — ответил отец. Тогда его поставили в колонну военнопленных.
— А как вы узнали, что он в плену?
— Когда мы, эвакуированные, приехали в Долматово, это в Курганской области, нас сразу же лишили офицерского аттестата. Я ходил в опорках, руки, ноги и уши — все отмерзло, морозы были очень сильными. Жили мы — бабушка, мамина мама, маленькая сестренка и я.
— Кто была ваша бабушка?
— Немка, по фамилии Шведенберг, а по мужу поляку — Карпицкая, она пела в Императорском театре в Тифлисе и была профессором консерватории, которую создал Колчак. Дедушка мой — офицер Неплюевского кадетского корпуса в Оренбурге — два раза перебегал то к белым, то к красным. И там плохо, и там плохо. Воевать закончил командиром полка красных, когда брал Читу. Ему предложили на выбор: либо ехать в Алма-Ату начальником училища, либо преподавать тактику в Смоленском училище. Но бабушка настояла на Смоленске — все-таки ее родное гнездышко! Есть даже книга "Смоленск в искусстве", где о ней тепло говорится, что она очень много сделала для культурной жизни города, собрала вокруг себя молодежь, пестовала ее. Однажды приехал дядя Боря Чернов — отец моего младшего брата Коли, он тоже пел. Так, через пение, все и познакомились. У моего отца был потрясающий для бас-баритона материал, не ниже Шаляпина, а может быть и выше, но плохой слух.
— И все-таки, Олег Николаевич, вы же не сиротой были. Тогда почему оказались в суворовцах?
— А потому что этот певец дядя Боря, давно имевший виды на маму, въехал в нашу семью. Мама, конечно, меня тут же изолировала: отправила в Москву и там добилась, чтобы меня, как бы сироту, приняли в суворовское училище. Так я оказался в Курске. И вот наконец в 1946 году объявился папа. Я приехал к нему в Москву. Он сказал: "Зачем тебе суворовское училище?" И приказал: "В Курск не возвращайся". Мне не отдавали метрик. Я был отличником, на хорошем счету. Отец вспомнил: "У меня есть приятель почтмейстер в Смоленске, он сейчас в Москве директор школы, правда, не знаю, какой. Я ему позвоню, и он тебя устроит". Вот так я попал в специальную школу Военно-воздушных сил, которую кончало немало знаменитых людей, даже Штоколов учился, только в Свердловске.
— Но потом вы, кажется, так и не пошли по военной части…
— Как и многие мои товарищи по школе, я катастрофически стал терять зрение из-за того, что в классах лампочки работали вполнакала. Мне разрешили вольное распределение. Поехал в МГИМО, но должен был сдавать экзамены, поскольку к тому времени льготный срок медалистов прошел. И как мне Господь помогал! Это невероятно! Когда я заполнил анкету в графе о своих родственниках, ласковый человек в штатской форме отвел меня в сторону и объяснил: "Вас, Михайлов, в МГИМО не примут". Тогда я поехал в Институт востоковедения, и такой же точно добряк увел меня в сторону и так же популярно мне все объяснил. Тогда я, как человек дерзкий и смелый, добился приема у министра высшего образования, который со мной разговаривал более часа. "Вы мне очень понравились, — сказал он. — Знаете, я могу вас хоть сейчас зачислить в Высшую дипломатическую школу. Но век министра короток. Вы можете кончить институт и получить волчий билет. Поэтому напишите два заявления — в Иняз (потом он назывался Институт иностранных языков имени Мориса Тореза) и в Университет".
— Вам, видимо, было легко сдавать экзамен: все-таки ваша бабушка — немка…
— Да как сказать! Моя бабушка почему-то не хотела разговаривать со мной по-немецки. Из всего, что удалось мне прочитать дома, это три странички брошюрки "Seide und Adinde". Автор — Мультати. Сложный очень текст. Так вот, сажусь за экзаменационный стол, и мне говорят: "Прочитайте и переведите три странички вот этого текста". Смотрю и — о, Боже, это же Мультати! Я тут же: "Разрешите, я буду отвечать без подготовки?" И что вы думаете? — получил пять с плюсом. Поступил на восточное отделение филологического факультета МГУ в иракскую группу. Проучился год и понял, что это мне абсолютно не нужно. Сдал за курс и перешел на факультет журналистики. И там разочаровался, пока не попал на семинар Николая Калиныча Гудзия, где я и «заболел» темой "литература русского Зарубежья".
