Предложение объективно оценить советский период и сложившийся в то время тип советского человека для таких, как Ципко, совершенно неприемлемо. Для них Советская эпоха — черная без всяких оттенков. Отказаться от этой точки зрения для них невозможно. Это вопрос их жизни и смерти как пропагандистов, обслуживающих власть и имеющих за это неплохие дивиденды.
Но они люди умные и не могут не видеть, что же они наворочали. Кое-что приходится признавать. Ципко слегка кается. Признает, что «перестройщики» (а он — не просто перестройщик-перевёртыш, он был помощником А. Яковлева, секретаря ЦК КПСС) не увидели очевидного — слом административно-командной системы может подорвать«…многое из того, на чем держится человеческая цивилизация…», «…что, чем радикальнее перемены, тем больше опасность возвращения в первобытное состояние, в хаос». Это слова Ципко. Ну, а дальше следовало бы с тем же праведным гневом показать итоги собственных деяний.
Ципко пишет: «Мы, разрушители советской системы, обязаны разобраться в причинах самоослепления». Верно! А как насчёт персональной ответственности конкретных лиц?
Ни в одном документе не доводилось увидеть, чтобы перестройщики внятно и честно оценили ущерб от своих действий. Разгром народного хозяйства, превышающий разрушения фашистов во время войны, уничтожение «социал-ки», разрушение системы массовой бесплатной физкультуры и многое другое, что привело к деградации общества и особенно сильно и беспощадно ударило по молодежи. Кто ответит за фантастический рост наркомании, проституции — явлений, которых в СССР практически не было? А покинувшие Россию более миллиона самых способных ее граждан? А желание 1/3 опрошенных уехать из страны? Это данные годичной давности, самые свежие — 52 %.
Еще один блок наших повседневных неприятностей: небывалая коррупция, фантастическое социальное неравенство, диктат чиновничества, продажность правоохранительной системы, «суверенная», т. е. очень ограниченная демократия и т. п.
Всеми этими явлениями переполнена и, скажу прямо, изгажена наша жизнь. Знает ли об этом Ципко? Знает. Ошибки признал. И сделал интересный вывод: мы, перестройщики, ошиблись, а вы, кто требует «радикальной политической модернизации», должны учесть наш негативный опыт и понять, «…что слом с таким трудом достигнутой стабильности может снова обернуться хаосом, приходом в большую политику идеологов ненависти, расизма».
Философ не расшифровывает, что такое за зверь «радикальная политическая модернизация». Предполагаю, что Ципко серьезно обеспокоен возможностью изменения вектора развития страны, ее сворачивания с дороги либерализма. Для таких, как он, это опасно. Какие же его предложения? А все те же: модернизация сознания, отучиться мыслить по-советски, перестать смотреть на мир советскими глазами…
По мнению Ципко, «…перестройка № 1 должна повлечь за собой перестройку № 2, потому что до сих пор не решена задача, которую мы, „слепые поводыри слепых“, не осознали: не создан, не выписан образ реального постсоветского человека». Вот, оказывается, в чем дело. Философ еще не наигрался.
Борцы с «тоталитаризмом» попали в сложное положение. Разгромив «бесчеловечный» режим и за 20 лет нахождения у власти в России не добившись сколько-нибудь заметных успехов практически ни в чем: ни в хозяйственном, ни в культурном строительстве, растеряв преимущества социального государства, каким, без сомнения, был Советский Союз, приобретя пороки капиталистического общества, при этом многократно их увеличив, откровенно паразитируя на хозяйственной и военно-промышленной инфраструктуре, созданной в бывшем СССР, они вынуждены каким-то образом объяснять сложившуюся ситуацию. И они прибегают к фальсификации, мифологии и к откровенной лжи, диапазон которой широк: от примитивного представления, как хорошо жилось российскому народу до 1917 года при царе-батюшке, до ловкого подтасовывания фактов, выдергивания отдельных событий негативного характера и распространения их на длительный период, а то и на всю советскую эпоху.
Стиль Ципко вести дискуссию удивляет. Как правило, сперва высказывается тезис со ссылкой: «есть мнение». Чье мнение, не указывается. Только в двух случаях названы фамилии современников — Н. Михалков, когда обсуждался его манифест (тут уж куда деться?), и С. Кара-Мурза. Зато ответы на «мнения» даются с привлечением многих авторитетов и с обширным цитированием.
Фактически Ципко нужен не поиск истины, а возможность навязать свои взгляды. Он пишет, например: «Миф о „русском коммунизме“, об особой русской душе, которую якобы невозможно соблазнить благами мира сего, проистекает уже сегодня не столько от нашего цивилизационного отставания, не от усталости и невежества народных, крестьянских масс, как раньше, сколько от нашей нынешней неспособности решить сложные задачи трансформации советской системы в современное нормальное общество». И далее: «Миф о „коммунистическом инстинкте русского народа“ нужен прежде всего сталинистам».
И, наконец, совершенно неожиданное заключение: «Опасность мифа о „коммунистическом инстинкте“ русского народа как раз и состоит в том, что вместо облагораживания души и чувств современного русского человека он их притупляет, замораживает, понижая у людей уровень человечности, способности к состраданию».
Проблема коллективизма для текущего этапа развития страны особо актуальна. И не потому, что об этом пишет Ципко, тем более что он ее затрагивает с целью доказать, что приписываемый нам коллективизм — миф. Актуальность темы в том, что коллективизм — это столбовой путь развития человечества, и умозаключения Ципко уводят нас в сторону от этого пути.
Не следует также бездумно шарахаться вслед за Ципко, который коллективизм и коммунизм считает синонимами и по ходу изложения запросто заменяет одно понятие другим. Коммунизм в узком понимании этого слова (по отношению к труду) — это безвозмездный труд на благо общества. Ни у русского человека, ни у немца или негра исконного природного коммунизма нет. И нашей, русских, национальной чертой коммунизм не является. Спорить тут не о чем. То, что мы ходили на субботники (трудились безвозмездно на благо общества или конкретного предприятия) и, надо сказать, большинство ходило с удовольствием, совершенно не означает, что стремление трудиться бесплатно «сидит» в наших генах.
Коллективизм — это понятие конкретно-историческое. Конечно, капитализму как общественной формации присущ индивидуализм, а обществу социалистической направленности — коллективизм. Но делать вывод, что индивидуализм — это хорошо, а коллективизм — плохо, нет никаких оснований.
На разных этапах развития и у разных народов, в различных географических условиях бывает востребован преимущественно или коллективизм, или индивидуализм, а чаще — в различных пропорциях и то, и другое. Возьмем для примера понятие «гражданское общество». Есть разные его определения, но практически в каждом присутствует мысль, что это общество, состоящее из индивидуумов, объединенных на основе подчинения общей цели, что является главным признаком коллективизма.
В дореволюционной России прекрасно уживались и индивидуалистические, и коллективистские начала. Осваивать территории, которые оставили нам в наследство наши предки, могли только крепко организованные коллективы.
Север и Сибирь осваивались именно таким способом. У Ципко же другое мнение: «Если бы русский крестьянин не был предельно рациональным, предельно расчетливым, если бы он был коммунистом „по инстинкту“, то он не выжил бы в своем противостоянии с русским Севером».
Кроме русского Севера (говоря так, обычно имеют в виду Европейский Север) есть еще бескрайние просторы Сибири и Востока, а там условия посуровей, чем в Европе. И осваивать эти земли должны были люди и предельно рациональные, и предельно расчетливые, кто же с этим спорит, но — и это очевидно всем мало-мальски знакомым с обстановкой в этих регионах — осваивать их можно только артельно, коллективно. С Севером шутки плохи, отдельному человеку, индивидуалисту там делать нечего.
Сплошь и рядом Ципко противоречит сам себе. Оказывается, русские не только индивидуалисты, они — безынициативны: «…Мы, русские, не подготовлены к какой-либо самоорганизации снизу». (Это мнение приведено им со ссылкой на Г. Успенского). Примеры, доказывающее обратное, можно приводить как из жизни дореволюционной деревни, так и из советской действительности. А есть ли в мире аналоги самоорганизации, которую проявил советский народ при воссоздании производства на предприятиях, эвакуированных с запада во время войны, а также при налаживании быта миллионов приезжих за считанные дни и недели? Даже при жестком централизованном руководстве, какое имело место, без навыков и желания к самоорганизации это сделать было бы невозможно.
