На идиота он совсем не похож. Интересная внешность. Умные глаза. Незаконченное высшее образование (без пяти минут переводчик с английского и немецкого). В отличие от Саши, он сын главного налогового инспектора и служащей паспортного стола. Так что о генетической тяге к криминалу здесь речи нет. Скорее, наоборот. Однако же…
«Чиновник мне говорит, – продолжает Гиви, – мол, эти 10 километров я мог бы на велосипеде проезжать. Как же, спешу и падаю по 20 километров, ради 4 евро отмахивать. Совсем обезумели. Сами же нас толкают на преступления. Я бы с удовольствием работал целый день даже за полтинник. Не дают! Вот и ворую что закажут: технику, спиртное, сигареты, так что на жизнь мне хватает. Порой, и по полтысячи в день заколачиваю. Кто не рискует, тот не пьет шампанского».
Но вернемся к претензиям тюремной делегации. Попытаюсь тезисно изложить речь ребят, наполовину состоящую из непереводимых идиоматических выражений, именуемых заборным фольклором. Как позже я поняла, матом они не ругаются, они на нем разговаривают.
Итак, к русакам в немецких тюрьмах относятся предвзято. А именно:
1. «Запрещают брить головы, считая, что это – признак принадлежности к русской мафии, и носить кепочку, ибо это – русский стиль. Так и сидишь в штрафном изоляторе, пока волосы не отрастут на 3 мм».
2. «Запрещают говорить на русском языке. К туркам и прочим нацменам не пристают, а русаков прессуют. Говорят: „Турки немцами не прикидываются, а вы назвались таковыми, так и разговаривайте по-немецки“. Раз мы, по мнению фрицев, самая проблемная группа молодежи, пусть менты сами русский учат».
3. «Нет возможности общаться со своими. Формируя группы, следят, чтоб на 10 человек приходилось не больше двух русаков. Как только появляется третий, его сразу же переводят куда-нибудь, мотивируя это тем, что мы создаем группировки по национальному признаку».
4. «В тюрьме плохо со спортом. Там имеется только легкая атлетика, баскетбол и волейбол, а занятий по силовым видам спорта нет совсем».
5. «Наказывают за сбор денег в общак, выдумывая при этом, что родители зэков вынуждены передавать в нашу тюремную кассу по 5—7 тысяч евро. Глупости! Просто каждый из своей зарплаты в 150 евро должен 10% вносить в общак, чтобы на первых порах помочь новеньким. А немцы-жлобы не желают делиться. Да за это в любой тюрьме мира по головке не гладят».
6. «Очень скудная библиотека, читать просто нечего. Русской литературы всего две полки: „Война и мир“, „Идиот“, детективы Незнанского, Агата Кристи, „Унесенные ветром“. Раз-два и обчелся. А у турок, между прочим, и книг, и газет турецких – завались».
7. Хамельнская тюрьма считается одной из самых строгих в Германии. Если, например, в бременской можно целый день пить кофе, играть в нарды, читать, спортом заниматься, и имеется шанс на досрочное освобождение, то в Хамельне этот номер не проходит».
Вот ребята и решили обнародовать свои претензии в надежде на поддержку общественности. О том, что они нарушают законы принявшей их страны, молодые люди не особо пекутся. «Фрицы сами виноваты: ужесточили бы законы! Ну, что это за сроки: 6 месяцев, 8, год. Идиоты какие-то! Вон в Иране за мелкую кражу вору специальной электрической машинкой отстригают кисть правой руки, а после вторичной – ампутируют левую ступню. Захочется кому-то после этого воровать?»
Вопрос, конечно, спорный. В средневековой Германии, когда воров казнили публично, кандидаты на виселицу в толпе срезали кошельки. Так что, упование на свой фарт часто бывает сильнее страха попасться.
А законы в Германии, действительно, мягкие. Угодить за решетку подросток может с 14 лет. В заведении «для самых маленьких» он находится до 17, потом его переводят в юношескую тюрьму, где содержатся молодые люди до официального совершеннолетия. Самый большой срок, на который подростка могут осудить, 10 лет. Несовершеннолетних, впервые оказавшихся на скамье подсудимых, немецкая Фемида, пожурив, отпускает. С первого раза угодить за тюремную решетку подросток может разве что, совершив тяжкое преступление с особой жестокостью. Обычно же, несовершеннолетним прописывают по 10—20 часов трудотерапии на общественно-полезных работах или же в принудительном порядке направляют на занятия к психотерапевту. Здешние юношеские тюрьмы в корне отличаются от российских своей гуманностью. Психологи и социальные работники пытаются распознать слабые и сильные стороны личности оступившегося. Здесь можно, например, посещать тюремную школу, получить аттестат об ее окончании, пройти курс обучения по той или иной профессии и выйти из тюрьмы, имея профессиональное образование. Во время обучения выплачивается что-то сродни стипендии. Часть этих денег поступает на счет заключенного, чтобы после освобождения у него был стартовый капитал. Четыре часа в месяц подростку положено на встречи с родственниками и друзьями, и наказать его лишением свидания здесь не имеют права.
С малолетками в Германии возятся изрядно, однако число рецидивистов среди вышедших на волю достигает от 50 до 80%. Почему? Блатная романтика притягивает? Или тюремные будни Германии кажутся раем? Если сравнивать с российскими тюрьмами, возможно, это и так.
В отличие от российских малолеток, здешние отсиживают куда комфортнее: день их пребывания в исправительном учреждении обходится государству около 100 €. В Германии заключенные не имеют одинаково стриженых голов: прически у них совершенно разнообразные, и одеты ребята не в униформу, а в собственные спортивные костюмы. Питаются в тюремных стенах так, что по выходу производят впечатление не узников, а практикантов кондитерской фабрики.
Тем не менее, они весьма недовольны режимом содержания: «Чуть что – сразу русаки виноваты. Мы для немцев – отходы производства, человеческий брак, отбросы. Да вы любую малолетку посетите и увидите: русаков нигде за людей не считают».
Что касается бесчеловечного отношения к русскоязычной молодежи, попытаемся разобраться по порядку.
С литературой, и с русской периодикой в немецких тюрьмах, действительно, неважно. Руководство исправительных учреждений не приветствует этого чтива, но и не препятствует, если его передают с воли. Что касается обширной турецкой библиотеки и периодики, то это целиком и полностью – заслуга турецкого посольства в Германии. Со стороны русского посольства подобных инициатив не поступало.
Что касается силовых видов спорта, то они в хамельнской «малолетке» были, до тех пор, пока один из заключенных, кстати, наш земляк, не заехал тренеру в голову гантелей. Теперь вот приходится мучиться: гонять кожаный мячик. Но так сотрудникам тюрьмы как-то поспокойнее.
А жаловаться на то, что наших бедных ребят огульно обвиняют в насилии над коллегами по несчастью, просто грех. Сами же мне хвалились, что тех, кто отказывается за ними убирать, «грамотно мочат» куском мыла, завернутым в полотенце.
Теперь о языке. В самом деле, руководство немецких исправительных учреждений требует общения на немецком. Согласитесь, было бы странным, будь по-другому. К сожалению, свое рационализаторское предложение об изучении русского языка немецкими правоохранительными органами ребята вряд ли смогут запатентовать. Опоздали. По cообщению Министерства внутренних дел, полицейские земель Баден-Вюртемберг и Рейнланд-Пфальц приступили к изучению русского языка на специальных курсах. Представитель полиции города Кирн Михаэль Мазеус считает, что это значительно облегчит работу с молодыми иммигрантами, не владеющими или притворяющимися, что не владеют немецким. Что касается сотрудников хамельнской «малолетки», то они даже русским блатным жаргоном владеют. В общем, если Магомет не идет к горе, то гора идет к Магомету…
А советом ребят посетить немецкую юношескую тюрьму я воспользовалась и побывала в Jugendarestаnstalt города Фехта, что в Нижней Саксонии. Здесь, за тюремным забором, юные правонарушители в возрасте от 14 лет до 21 года, отсиживают непродолжительные сроки за воровство, драки, торговлю наркотиками, угон автомобилей, хронические прогулы занятий (!!!). В цитадели №2, как в Фехте называют это исправительное учреждение, на одного сотрудника приходится 2 заключенных. Так что неусыпное внимание персонала несовершеннолетним сидельцам обеспечено. Распорядок дня довольно жесткий: подъем по свистку, умывание, заправка постели, уборка камеры и – шагом марш на работу. Шестичасовый рабочий день заполнен до отказа: кто-то работает в саду, кто-то ухаживает за живностью: курами, гусями, голубями, кроликами, африканскими бесшерстными овцами. В промзоне постоянно играет музыка, под которую неторопливо трудятся осужденные: шлифуют паркетные дощечки, мастерят крысоловки, капканы на крупных зверей, кормушки и скворечники. Территория юношеской тюрьмы напоминает молодежный лагерь: много цветов, живописный пруд, райский уголок с беседкой, увитой зеленью, где психологи занимаются с ребятами психокоррекцией и психореабилитацией. И только обнесенная колючей проволокой тюремная ограда да патрулирующий по периметру тюрьмы вертолет охраны напоминают о суровой действительности.
