5 “Наш современник” N 8
- Да ты не бойся, - сказал Дин Хун. - Страхом все равно ничего не изменишь.
- А ты? Что, так уж и не боишься?
- Не знаю. Уже готов ко всему. А переживать… зачем мне лишнее страданье? Я лучше приготовлюсь как надо. Чтобы самому не быть убитым, а суметь убить его, врага.
- Как у тебя все просто! Ты готовишься убить человека… А ведь он тоже чей-то сын, - Ли Эр наконец оживился, найдя повод поспорить, и ухватился за него как за соломинку.
- Человеком он был там, у себя дома, в своей стране. А когда он нарушил границу и вломился в мою страну, чтобы разорять и грабить мой народ, то он для меня не человек уже. Он разбойник, он зверь, которого надо убивать без всякого… без сомнений и сожаленья.
- А для меня он все равно человек - пусть заблуждающийся, неправый…
- Ну, вот этот заблуждающийся завтра спокойно и без всяких сомнений возьмет и убьет тебя.
- озможно… Я заранее признаю свою слабость в бою.
- А зачем признаешь? Ты же - правый, ты дом свой защищаешь, родных своих!.. се ты вечно усложняешь, сомневаешься, ни на что решиться не можешь…
- А ты что, правда не боишься смерти?
- се ее боятся. Но я ж солдат. Считай, меня тут мать с отцом поставили. И я должен выстоять, пока жив. Ну, а если убьют… что поделаешь, значит, судьба такая. Умереть с толком тоже надо суметь.
- Нет, я никак не должен умереть!.. - вырвалось вдруг у Ли Эра. - Потому что мне столько еще нужно сделать… То, что я сейчас пограничник, ничего не значит. Это не мое дело, понимаешь? Мое еще впереди, и я должен готовиться к этому, чтобы выразить нечто такое… невыразимое. Такое, которое до меня никто еще и никогда не сказал… Понимаешь?
- Нет… Ничего не понимаю! - честно признался Дин Хун. - Опять ты начинаешь слишком мудрить. Говорил бы уж прямо, что трусишь, что боишься завтра умереть. Но нет, опять за свое: что-то должен, обязан… А хуннам наплевать на все это. И твоим родным тоже - там, позади нас. Ты сделай то, что сейчас нужно.
- Да я вроде делаю… Нет, я все-таки о другом. Человеку надо пытаться проникнуть в истинную суть вещей, в суть мироустройства и выразить все это как можно точней, а не приблизительно, как мы сейчас. И я знаю, что когда-нибудь смогу здесь кое-что новое найти и дать людям… Но мне нужно время, понимаешь ли ты?! Чтобы разобраться во всем этом, надо много работать, думать, перелопатить гору мыслей, чтобы выявить главное, самое нужное всем нам…
- Ладно, будем верить, что живы останемся, - примирительно сказал Дин Хун и зевнул. Он понимал, что другу нужно было просто выговориться, разделить с ним свой страх и дать успокоить себя. - Такие стены им, дикарям, не взять - видел, как они сегодня сыпались с них? А вон, кажется, и смена наша идет… Надо выспаться, силенок набраться, не то завтра может не хватить их. Ты в бою, главное, особо не теряйся и под стрелы сдуру не вылезь. И держись около меня, не отходи, будешь камни подносить, подавать… Ничего, выдержим!..
Дин Хуну снились, как часто бывало, какие-то райские сады с неимоверным разнообразием диковинных плодов. Он рвал эти плоды, жадно ел и никак не мог насытиться…
Проснулся от первых ударов боевых барабанов, крайне недовольный этим, будто его и впрямь оторвали от богатого застолья. И увидел припухшие от бессонной ночи глаза, растерянное лицо Ли Эра, сидящего рядом на подстилке, и первым делом спросил:
- Ну что, не видать нашей армии?
- Нет, конечно. Пока они соберутся в поход, дня три-четыре пройдет… А к тому времени от нас здесь никого и не останется, - с горькой досадой ответил Ли Эр.
- Что, по армии затосковал? от так-то… Ага, и хунны дальше не пошли. Значит, боятся нас в тылу у себя оставить… Ничего, у нас еще силы есть и оружия, запасов хватает. Просто так не сдадимся.
скоре опять начался штурм.
Хунны еще раз подтвердили свою славу упрямого и дурного народа. Несмотря на большие потери, шли опять и опять, лезли на стены - и так целый день, до вечерних сумерек. Немалые потери понесли и защитники крепости, больше всего от стрел и осадных катапульт, которые забрасывали через крепостные стены камни. Раза три врагам удавалось-таки забраться на верх стены, но пограничники отчаянными атаками всякий раз сбрасывали их в пристенный ров.
Два друга во время этих атак несколько раз попадали в серьезные переделки, но вышли из них целыми, если не считать двух легких сабельных ранений Дин Хуна.
На другой день, после единственного и уже не такого упорного штурма, когда солнце склонилось к закату, подошло, наконец-то, и долгожданное войско. Хунны после первых же стычек и без особого сопротивления, захватив награбленную в ближайших деревнях добычу, поспешно отступили к границе и ушли через перевал обратно на запад.
И как радостно было видеть защитникам крепости мужественные лица армейских солдат и командиров, которые без боя, считай, одним своим появлением обратили в бегство совсем не слабого врага. Нет, прекрасна армия, защиающая свой народ!
мирные времена пребывающие самым угнетенным, презираемым, самым низшим сословием общества, солдаты регулярной армии в такие вот дни нашествия на глазах вырастают, возвышаются духом. Обычно затюканные, замученные нуждой, вечно голодные и обношенные, они теперь преобразились, как бы выпрямились, плечи развернули, стали великодушнее, шире, добрее, и кто бы мог узнать в них вчерашних вороватых, а то и с разбойными повадками, "казенных людей" провинциального гарнизона? Они и сами себя не узнавали…
Когда вырученные из осады пограничники и население близлежащих селений, разбежавшееся было по укрытиям в окрестных горах и лесах, устроили праздник в честь защитников своих, те прошлись торжественным маршем по выложенной булыжником главной площади заставы.
Это был редкий момент, когда задумчивый всегда и как бы отстраненный от всего Ли Эр стал оживлен, улыбчив, разделяя со всеми праздник, радуясь ему.
Но Дин Хун был не так добр и великодушен, чтобы не преминуть напоминанием его недавних стихов:
- Хорошее войско - причина бед,
Всем оно ненавистно,
Постигающий Дао не принимает войска.
Войско - орудие зла.
Достойный избегает пользоваться им…
Ли Эр вдруг покраснел и не сразу нашелся, что ответить.
- Странные стихи, не находишь? - посмеивался Дин Хун. - Только по причине моей необразованности я забыл автора… хотя, как ты знаешь, в библиотеке часто сижу. Какой такой недалекий философ мог так глупо выразиться? Я бы от стыда сквозь землю провалился, будь даже просто знаком с ним…
Но Ли Эр все-таки собрался для отпора.
- Если даже интонация может менять смысл сказанного, то выдергиванье отдельных слов и вовсе может привести к совершенно превратному их истолкованию, - сказал он. - А это коварный прием. Ты опустил важные слова в одном месте: "Достойный правитель в мирное время применяет силу только для защиты…" А в другом, после слов "Достойный избегает поль-
5*
зоваться им", ты нарочно пропустил продолженье:"Разве только вынудят его. Главное, всеми силами сохранять мир"… Что плохого этим сказано? Надо сначала вникнуть в суть, дойти до смысла, а потом бросать упреки…
- Ну ладно, тогда вынужден дочитать твои стихи до конца:
Победителей не прославлять, Прославлять победителя - радоваться убийству. Станут ли уважать за это в стране? Уважение порождает благоденствие,
насилие приносит беду. Начальники флангов
построились слева, Справа стоит полководец, Встретить бы их похоронной
процессией! Сколько людей убито,
как тут не плакать? Победе подобает похоронный
ритуал…
И как ты объяснишь тогда, - кивнул Дин Хун на марширующих армейцев, - все это торжество?
- Опять ты совершаешь подмену. Этих нельзя считать победителями. Не они же напали на мирного противника и победили. Их чествуют только потому, что они вовремя подоспели сюда и почти без боя вытеснили врага. Получается, они - просто защитники, освободители.
- Победитель тот, кто выиграл войну… Нет, такими увертками ты все что угодно объяснишь, кого угодно запутаешь. Значит, защитникам, освободителям не положено победы?.. Надо ж так сказать: "Победе подобает похоронный ритуал"…
А тут как раз закончился парад, замолкли победные звуки военного марша. Началась церемония награждения отличившихся. И двоим неуступчиво спорившим друзьям тоже были вручены знаки отличия - за то, что они первыми обнаружили и сообщили о вторжении и тем предотвратили его внезапность.
Когда их, юношей, вывели перед строем, перед множеством собравшегося народа, они показались сами себе растерянными мальчишками. ечно спорящие о вселенских вопросах, они застеснялись, как от какого-то позора, и не знали, куда девать руки, глаза, а лицам стало жарко, словно устремившиеся на них тысячи глаз слали, подобно лучам, свое тепло.
