ВЛАСТЬЮ, ДАННОЙ ОТ БОГА...
Марк ЛЮБОМУДРОВ. Русский рубеж.— СПб., 2003, 156 с., тираж не указан.
"Демократия начинает с ласки и кончает террором". "Династия (Рюриковичей.— В.В.) была неумолимо пресечена". "Смена Ельцина Путиным ничего не изменила в векторах нарастающего разрушения России". Статьи и дневниковые записи, вышедшие, как и полагается диссидентской литературе, в "самиздате", конечно, лишь в малой мере отражают весь объем творчества одного из старейших представителей русской патриотической православной мысли. Профессиональный театровед, Марк Николаевич Любомудров выступает здесь прежде всего в качестве профессионального "мироведа" ("Весь мир — театр...").
Ключевой проблемой современного мира, по Любомудрову, является "государственное самостояние" русского народа, без которого "конец истории" и приход антихриста как символа мирового зла станут уже неизбывными. Многие иллюзии, до сих пор свойственные разным группам русских патриотов, в этом небольшом сборнике развеиваются беспощадно и доказательно. За что и спасибо автору.
ОТ ЦИФРЫ К СЛОВУ
Александр НЕВЕРОВ. Не только о литературе. 33 беседы. — М.: МГО СП России, газета "Труд", 2003, 208 с., тираж не указан.
Разговоры с писателями — частичное возрождение в них древнего дара "боянов", загнанного письменной культурой чуть ли не в подсознание, ставшего достоянием певцов и прочих "артистов эстрады". Человек пишущий и человек говорящий — две разные социальные функции. Собеседники Неверова — от Чингиза Айтматова и Леонида Бородина до Вадима Кожинова и Евгения Евтушенко — связаны между собой только фигурой Неверова и своей формальной принадлежностью к "искусству слова". Впрочем, роль "зеркала", "добру и злу внимающего равнодушно", очень к лицу автору книги, в результате создавшему своеобразную "моментальную энциклопедию эпохи".
КТО ЗА ПУТИНЫМ?
Николай АНИСИН. После Ельцина. Картинки путинской поры. — М.: Мангрув, 2003, 224 с., 3000 экз.
Заместитель главного редактора газеты "Завтра", один из ведущих политических журналистов страны, еще в 1999 году изобрел слово "бонапутизм", призванное подчеркнуть отдаленное родство новой тогда политической фигуры с "императором всех французов" и ее отличие от прочих, "роящихся у трона", кандидатов на управление Россией. Тогда к словам Анисина мало кто прислушался. Как выясняется сегодня — очень и очень напрасно.
Это, конечно, не аргумент в пользу других прогнозов автора, весьма пессимистично глядящего на будущее нашей страны, но всё же довод в пользу того, что знакомство с его новой книгой не будет бесполезным для читателя. "Скверен тот правитель, которого народ ненавидит. Плох тот правитель, которого народ любит. Хорош тот правитель, о существовании которого народ знает". Следом за Бонапартом, как известно, пришла Реставрация, деятели которой "ничего не забыли и ничему не научились”. Книга Анисина призывает будущих деятелей советской реставрации многое забыть и многому научиться. Услышат ли?
Юрий СОХРЯКОВ ПОСЛЕДНИЙ ИЗ МОГИКАН О прозе Бориса ЕКИМОВА
Екимов принадлежит к той плеяде русских прозаиков, которых когда-то называли "деревенщиками". "Деревенская", а точнее почвенническо-патриотическая проза Ф.Абрамова, В.Белова, В.Шукшина, В.Распутина, Е.Носова — явление уникальное в мировой литературе, впрочем, как и военная и лагерная проза. И это не случайно. Душевная энергия замученных и умертвленных миллионов в первой половине XX века не исчезла бесследно. Она двигала пером М.Шолохова и Ю.Бондарева, К.Воробьева и В.Семина, Е.Носова и В.Астафьева, И.Солоневича и О.Волкова, В.Шаламова и А.Солженицына.
Екимов продолжает классические традиции русской литературы, Традиции Шолохова и Шукшина. Его повести и рассказы 80-х—90-х гг., включенные в два последних сборника ("Набег", М.: Современник, 2001; "Ночь проходит", М.: Воскресенье, 2002), проникнуты сочувствием к нелегкой судьбе простого труженика, выходца из казацко-крестьянской среды Дона и Задонья, той самой среды, которая запечатлена в романах Шолохова.
Беды и горести этого труженика, сталкивающегося с городской цивилизацией, заставляют вспомнить шукшинских чудиков, которые мучительно терзались при встрече с откровенным хамством и наглостью.
Встреча деревни с городом — одна из главных тем почвеннической литературы — находится в центре внимания Екимова. Нередко встреча эта приводит к комическим результатам. Героиня рассказа "Доехала благополучно", деревенская баба Нюра, приехавшая в гости к сыну, с детскою непосредственностью удивляется тому, что он и невестка держат в квартире пса Маркиза, который, по ее представлению, не должен жить в хате и уж тем более не должен купаться в городской ванне. Сама она отказалась мыться в этой ванне после того, как увидела, что хозяева купают в ней Маркиза.
Как и его предшественники Шолохов и Шукшин (а еще ранее Чехов), Екимов обладает способностью подмечать комическое в современной жизни. Один из персонажей рассказа "Три матери", сельский житель Топилин, опасаясь, что период гласности может скоро кончиться, заявляет: "Возьму отпуск и сразу поеду в Литву. Там так сейчас интересно! Пикеты, борьба! Люди добиваются свободы. А у нас — ничего-ничегошеньки. Сплошное болото... и всё потому, что мы — рабский народ и мало протестуем... Разве с нашим народом можно завоевать свободу? Устроить достойную жизнь?"
Как и шукшинские чудики, страдает от агрессивной бабьей ярости вечно-безропотный скотник Николай Скуридин (рассказ "Путевка на юг"), которому случайно достается путевка в санаторий. Отчаявшись отговорить его от этой "неразумной" затеи — ехать лечиться (у Николая застарелая язва желудка), жена и теща в четыре кулака начинают гвоздить будущего курортного изменщика и рвут на клочки розовую путевочную бумагу. Вид у Николая был плачевный: "На лице распух и закрылся левый глаз, а справа снесено было все ото лба до бороды начисто. Даже ухо, и то запеклось кровавой корочкой". Несмотря на это, в финале рассказа он отказывается от положенного ему отпуска и собирается на следующий день исполнять свою колхозную обязанность — пасти скотину.
Достается от жены и другому екимовскому чудику, Михаилу (рассказ "Квартира"), который решает сделать первоклассный ремонт однокомнатной городской квартиры, предоставленной на старости лет его матери, деревенской старухе. На упреки жены он ничего не отвечал, сидел, курил и вздыхал. "А потом вдруг пришло на ум: если жена заохала, то значит получилось, вышло. Теперь можно и мать везти". Типично шукшинская стилистика чувствуется в финальной фразе: "На душе будет хорошо, как давно уже не было. Хорошо будет на душе".
В рассказе "Провожаю" автор повествует о ничем не примечательной телятнице Акуле, которая в войну и после войны бедовала, питаясь лишь постными щами и тыквой. Ломоть хлеба с солью да постным маслом был редким лакомством. И это при том, что горбилась она с раннего утра и до позднего вечера. Удивлялась тому, что в последние времена в пять часов вечера люди с поля уже домой идут. От праведницы осталось одно фото.
В финале возникает давно знакомый шукшинский вопрос: "И вот стою у этих могил. И думаю: а был ли смысл какой в их жизни? И я со всеми своими дипломами и званиями не могу ответить". Этот вопрос безмолвно звучит и в рассказе Екимова "На кладбище".
Сквозь всё творчество писателя проходит мысль о необходимости личного и добровольного самоограничения как средства, способного удержать приход антихриста. Один из героев рассказа "Мальчик на велосипеде" говорит своему другу: "Нет, не на хлеб мы работаем. Матери наши — на честный хлеб, а мы — на дьявола. Разве мебельные гарнитуры, японские магнитофоны — это хлеб? А немецкие ванные? Столовое серебро, золотые побрякушки? Да и даже в еде: паштеты, оливки, дурь всякая — какой уж там хлеб... И наша работа тоже. Если завтра по волшебству исчезнут все наши самолеты, мир остановится? Нет. Поохают и забудут. Единственная беда: мадама моя в Испанию не улетит. У нее путевка. А представь, что завтра наши мамки не станут свою работу делать. Уж тут, без их хлеба, мир взвоет, а потом помрет".
Происходит у Екимова встреча города с деревней. В рассказе "Дальние родственники" москвичка Мариша, будучи в командировке в Ростове-на-Дону, решает навестить в поселке свою тетку Веру. Встреча оказывается не просто задушевной. Мариша понимает, что для нее не осталось в мире людей, которые любят ее просто так за то, что она есть: "Тетя Вера — последняя. Друзья... Это все иное. Даже муж... Любимые... Всё в обмен за что-то. За красоту, пока она есть, за доброту. За то, что кормит, обихаживает, любит, милует. Не будешь миловать — могут и отвернуться. Одна лишь есть любовь материнская и та, что рядом с нею. Когда она умирает, нет ей замены".
