Никакого обвинения народа, если даже речь идет о повстанцах, у Ленина нет.
В 60-е годы были привлечены и прокомментированы шолоховедами и документы другого рода — циркуляр от 24 января 1919 года от имени Оргбюро ЦК РКП(б) с предвариловкой Я.Свердлова о физическом истреблении верхов казачества и о других грозных мерах, распоряжения и доклады Донбюро РКП(б) (С.Сырцов), командования Южного фронта (И.Ходоровский) и другие.
Все эти материалы дали возможность поставить исследование "Тихого Дона" на прочную историческую основу.
В 1968 ГОДУ журнал "Русская литература" печатает мою статью "Тихий Дон" и его критики". В ней разделы: "Неправый суд над Мелеховым", "Почему Григорий "стал на грани в борьбе двух начал?", "Надо, чтоб "силу узрели", "Рецидив давней "ортодоксии".
Оттиск статьи я послал Михаилу Александровичу с надписью:
"Так мы сражаемся, дорогой Михаил Александрович, постигая смысл Вашей великой книги".
Пришел ответ: "Дорогой Федор Григорьевич! Статью получил. Спасибо. В "сражении” так держать".
Ваш М.Шолохов.
14.1.69
Вешенская".
А вот как "держался" за свое Якименко:
"Внеисторический абстрактно-моралистический подход к произведениям советской литературы приводит не только к идейно-художественным утратам, но нередко и к превратным толкованиям самого содержания...
В новой статье "Тихий Дон" и его критики" ("Русская литература", 1968, №2) Ф.Бирюков, в сущности, дополняет и развивает выводы прежней работы "Снова о Мелехове". О статье Ф.Бирюкова я говорю сейчас лишь потому, что именно в ней методология субъективизма, прикрывающаяся бумажными латами борьбы за гуманизм и справедливость, выступает во всей своей обнаженности". ("Ленинское наследие и современная литература", сборник статей, с.263. Первоначально — "Вопросы литературы", №8, 1969).
"Ультрасоветский" критик Якименко (это определение, данное Ф.Кузнецовым, Бушин воспринял с иронией, а оно вполне соответственное) на всесоюзном совещании критиков призывал, по существу, к применению санкций к "Русской литературе", открывшей дискуссию о Шолохове, в ходе которой умозрительная позиция "непогрешимого" исследователя упоминалась чаще всего с отрицательным знаком.
В 1973 году "Наш современник" печатает мою статью "Крестьяне в эпосе М.Шолохова" ( №7, 10). Публикация еще не завершена, но вдруг в "Правде" 27 января 1974 года статья — "Высота критериев", где тот же "ультрасоветский" и я бы добавил "ультраортодоксальный" приписал мне "попытку придать крестьянину исторически неизменные черты, превратить его в своеобразный эталон нравственности", "во что бы то ни стало "оправдать" и "защитить" крестьянина". Резюме: "Произвольная по своим выводам, путанная по своему характеру статья Ф.Бирюкова — показатель того, к каким нежелательным последствиям может приводить субъективность оценок, отсутствие выверенных научных критериев анализа современного литературного процесса".
Публикация статьи была приостановлена. Редактора С.Викулова пригласили в секретариат правления писателей РСФСР для объяснения. Шутка ли: выступил руководитель кафедры теории литературы и литературной критики Академии общественных наук при ЦК КПСС, да еще в таком органе.
Михаил Александрович, как мне передали из Ростова, обеспокоен, выясняет, что случилось. Затем присылает мне телеграмму. Передана из Вешенской 14 февраля 1974 года.
“Дорогой Федор Григорьевич!
Встретимся в апреле в Москве, поговорим по всему кругу вопросов, в том числе и о неверной заушательской статье Льва Якименко. Привет.
Шолохов.”
Телеграмма спасла положение. Журнал напечатал продолжение моей статьи в четвертом номере за 1975 год.
Еще документ из той же серии. Ростовский журналист К.Прийма посвятил четверть века собиранию материалов о зарубежных изданиях Шолохова. Он установил связи с переводчиками, критиками, корреспондентами, издателями, политическими деятелями. Подготовил рукопись книги. Ростовское издательство пригласило меня стать научным редактором. По сложным вопросам приходилось обращаться к Шолохову. Он просил не сглаживать отрицательные отзывы. Еще в 1955 году он выступил со статьей в журнале "Иностранная литература" (№2), где сказал:
"Помню, с каким интересом я знакомился с откликами зарубежных читателей, в том числе и американских, на издание "Тихого Дона". Эти отклики были разноречивы, далеко не все я в них принимал, но для меня как писателя они были поучительны".
Он выражал пожелание, чтобы журнал становился как бы "круглым столом" для мастеров культуры всех стран.
Прийма собрал 400 изданий книг писателя, 1500 статей из периодики, около 300 писем. Все было передано в дар Ростовскому музею краеведения и этим положено основание шолоховского фонда.
Конечно, одному Прийме тяжело было прокомментировать весь материал, здесь требуются усилия коллектива специалистов. Но он стремился к этому и многого достиг. Книга "Тихий Дон" сражается" вышла в мае 1972 года. Отклики — отечественные и зарубежные — были благожелательными. Назову хотя бы статью Я.Засурского ("ЛГ", 9 августа, 1972), Б.Агуренко ("Вечерний Ростов", 24 мая 1972). Позже К.Прийме была присвоена ученая степень доктора филологических наук.
Не по душе пришлись труды журналиста тому же Якименко. На писательском съезде он обрушился на книгу. Это был явный выпад против автора со стороны монополиста темы — "Творчество Шолохова".
Михаил Александрович не оставил этой очередной акции без ответа. К тому времени он успел прочитать и мою книгу — "Художественные открытия М.Шолохова". Отозвался телеграммой:
"Получил письмо и вашу книгу. Добротное исследование. Поздравляю. И дальше так держать. Выступление Льва Якименко 22 июня в комиссии съезда писателей и его закулисная возня в целях дискредитации новаторской талантливой монографии Константина Приймы "Тихий Дон" сражается", получившей высокую оценку в советской и зарубежной прессе, есть показатель утраты им чувства реальности. Это не делает чести ни ему, ни Академии, которую он представляет. Время показало, что приснопамятная его "концепция" отщепенства Григория Мелехова потерпела крах. Верю, что и теперь ему не помогут ни высокие трибуны, с коих он клевещет, ни его дилетантские поучения, печатающиеся под рубрикой "Вопросы теории". С приветом
М.Шолохов."
Резко? Да. Но я объясню, чем это вызвано. А прежде еще один документ.
Профессор С.И.Шещуков обратился к писателю с просьбой уточнить, действительно ли он благодарил в письме Якименко за его исследования. Уточнение было необходимо, так как прозвучало на заседании специализированного Ученого совета при МГУ во время защиты одной докторской диссертации. Шещуков был официальным оппонентом и пытался доказать правоту соискателя, критиковавшего труды Якименко. 11 мая 1983 года Шолохов ответил телеграммой. Она была опубликована в "Нашем современнике" (№5 за 1985 год).
"Несомненно, Вы правы: "Концепция" Льва Якименко об отщепенстве Григория Мелехова построена на антиисторизме, незнании правды жизни и потому она потерпела крах. Потуги якименковцев, вроде профессора МГУ П.Николаева, чтобы реабилитировать "концепцию", траченную молью, при его лживой версии, будто я в письме выражал благодарность Льву Якименко за его ошибочные исследования, показывают, насколько еще живучи кое-где отрыжки рапповщины.
Михаил Шолохов".
Теперь о резкости телеграмм. Шолохов много натерпелся от клеветников, завистников, рапповских наставников. Но не меньше терзала его "ортодоксальная" критика. На словах — восхищение талантом реалиста, знатока жизни, художника, а в конкретном анализе — подмена шолоховской правды совсем другой. По характеру он принадлежал к тому типу людей, которые не принимают восхвалений. Но вот если добирались до убеждений, в этом случае никаких никому уступок...
В статьях и книгах о нем Шолохов обнаруживал вульгаризаторские извращения, упрощенчество и антиисторизм, зыбкость научной основы. Долгие годы молчал. Но когда увидел, что ложные убеждения одерживают верх, он больше молчать не мог.
СЛАБЫЕ СТОРОНЫ работ Якименко объяснимы. Он наскоро, копируя во многом предшественников, написал кандидатскую диссертацию. За эту же работу начал добиваться докторской степени. И, вопреки положениям, как-то сумел добиться. Не уточняя выводов, он занялся тем, что усиленно издавал и переиздавал одно и то же в разных объемах — полном и сокращенном. Это стало его главным делом. С оппонентами, которые советовали не гнаться за тиражами и количеством листов, а уточнить выводы, он грубо разделывался и в печати, и на разных совещаниях, писательских форумах, дошел до того, что в "Вопросах литературы" обвинил серьезного ученого А.Бритикова в "своеобразном мародерстве", а В.Петелина — в заимствовании из его текстов (1969, 8, 80). О чем думал редактор журнала В.Озеров, допустивший такое непотребство, — неизвестно. Клевета, разносы, шельмование стали приметами его стиля. Он возомнил себя непогрешимым теоретиком. Никто так крикливо не декламировал о методологии, научности, вывернности суждений и никто так скоро не забывал об этом, как именно он.
