СЛАБЫЕ СТОРОНЫ работ Якименко объяснимы. Он наскоро, копируя во многом предшественников, написал кандидатскую диссертацию. За эту же работу начал добиваться докторской степени. И, вопреки положениям, как-то сумел добиться. Не уточняя выводов, он занялся тем, что усиленно издавал и переиздавал одно и то же в разных объемах — полном и сокращенном. Это стало его главным делом. С оппонентами, которые советовали не гнаться за тиражами и количеством листов, а уточнить выводы, он грубо разделывался и в печати, и на разных совещаниях, писательских форумах, дошел до того, что в "Вопросах литературы" обвинил серьезного ученого А.Бритикова в "своеобразном мародерстве", а В.Петелина — в заимствовании из его текстов (1969, 8, 80). О чем думал редактор журнала В.Озеров, допустивший такое непотребство, — неизвестно. Клевета, разносы, шельмование стали приметами его стиля. Он возомнил себя непогрешимым теоретиком. Никто так крикливо не декламировал о методологии, научности, вывернности суждений и никто так скоро не забывал об этом, как именно он.
"Только владея обширным арсеналом марксистско-ленинской методологии, мы можем верно оценить сущность того, что мы называем литературным процессом". ("Ленинское наследие и современная литература", 1971, 260). Таких фраз у него десятки. На деле же никаким "арсеналом" он не владел.
Опасным было то, что он объявил себя монополистом шолоховской темы. Это как бы его приусадебный участок. Он здесь "управляющий".
Необходимо сказать и о групповщине. По мере того, как все больше обнаружилось отставание Якименко от нового уровня исследований, его все выше возносил круг друзей. Он платил им теми же комплиментами. В.Озеров не уставал хвалить Якименко, Якименко — Озерова. Ю.Суровцев восторгался каждым словом Якименко — тот отвечал взаимностью. Друг друга превозносили за ум, находчивость выражений. С повышенной признательностью цитировали друг друга. Читаешь, бывало, статьи, рецензии — поражаешься, как отработан механизм, до какой беззастенчивости доходит дело.
В "Вопросах литературы" можно было найти такое. Вот статья Озерова — "Глубина обобщения, четкость методологии". Первым в ней назван Якименко. И в том же номере статья Якименко "Научность, объективность, принципиальность" — о самом редакторе журнала (1966, 6). Статья значится в "КЛЭ" — библиографическом указателе об Озерове. Таких случаев хоть отбавляй.
Самореклама, упоение славой, положением по должности, высокомерие, хвастливость, взаимная комплиментарность стали до такой степени открытыми и привычными, что сами авторы нисколько не ощущали неловкости.
В.Озеров должен бы знать, какие провалы обнаружены исследователями в работах Якименко, но он смотрел на это с изящным небрежением: книга Якименко о Шолохове находится, уверяет он, в ряду "получивших общественное признание". ("Новый мир", 1971, 6, 240). Не слишком ли это размашисто и безответственно для редактора научного литературного журнала?
Все это делалось под знаком борьбы за партийность, реализацию постановления ЦК о критике, которое было использовано как рычаг для возвышения одних и опрокидывания других по групповым соображениям. Учреждали для себя прокурорские должности, а оппонентов делали безгласными. Вполне понятно, почему В.Литвинов получил в 1981 году за свой опус "Михаил Шолохов" премию от Союза писателей СССР. А Якименко был выдвинут на Государственную, но не прошел. Комитет по премиям избежал опасной ошибки.
В шолоховедении вводился, если использовать традиционное определение, аракчеевский режим. Возвращусь к приведенным фактам.
...Форум критиков. В Центральном доме литераторов заполнены все места в зале. Оратор критикует "Русскую литературу". Прошу слово для разъяснения. Не получаю. Подхожу к Г.Маркову. Объясняет:
— В таком случае придется предоставлять слово и всем другим, кого критиковали.
В перерыве подходит ко мне ректор Литинститута В.Пименов.
— Георгий Мокеевич просит отговорить вас от выступления. Да и зачем? Шолохов на вашей стороне. Это главное...
Уговорил. Тон был очень добродушный, а всего недавно вызывал на личную беседу и давал знать, что нельзя сотруднику такого вуза утверждать ересь.
Был разговор и с главным редактором "Правды" В.Г.Афанасьевым, показал шолоховскую телеграмму. Ответил:
— Да, вопрос серьезный. Выясню. Поговорю с М.В.Зимяниным.
Затем — по телефону:
— Признаем нашу ошибку. Но опровергать не будем.
Прихожу в журнал "Знамя", спрашиваю В.Кожевникова:
— Ваш журнал три раза выступал против меня, но почему я не имею права ответить хотя бы В.Панкову? Вы же идете против Шолохова.
— Три раза? — уточняет он. — Да это перебор. Я скажу им...
Ну а насчет моего ответа так и не договорились.
Несомненно, действовала общая установка и в "Правде", и в Академии общественных наук, и, надо полагать, как доказывают другие факты, со стороны главного идеолога М.А.Суслова и его помощников.
Вмешательство Шолохова было необходимо. Оно становилось известным и многих отрезвляло.
ВЛАДИМИР БУШИН полагает, что спор об "отщепенстве" будет продолжаться. Думаю, что с этим все ясно. Теория, "траченная молью", преодолена. Даже Якименко в 1977 году согласился, что допускал "весьма значительное упрощение... Короче говоря, нельзя сводить сложнейшую нравственную жизнь Григория Мелехова к борьбе собственнических предрассудков с чувствами крестьянина-труженика". ("Творчество М.А.Шолохова". Сов.пис., 1977, 138).
Но отойти от прежней основы и в третьем издании монографии он не смог. Однако некоторое прозрение пришло и к нему.
Споры вокруг эпопеи, несомненно, будут продолжаться. Ее проблематика очень современна.
Колебание Мелехова — это явление международное и относится не только к крестьянам, но и к разным промежуточным слоям, где все зависит от умения завоевывать доверие, чего долго не удавалось сделать на Дону.
Эпопея важна для осознания того опасного явления, что оживает узкий национализм, сепаратизм, междоусобица, а недалекие руководители помогают, по выражению Мелехова, "стравить людей".
Мысль о народовластии, подборе руководителей по нравственным и деловым качествам, о защите личности, бытовых традиций, о равенстве, пагубности самоуправства, экстремизма — все это выдвинуто на первый план в романе.
Шолохов стал писателем, отстаивающим, наряду с классовыми, нормы общечеловеческой морали, созданной тысячелетием развития народной культуры. Он показал в неотразимых картинах, как злоба и ненависть перерастали в первобытное состояние взаимного уничтожения.
Много актуального содержит эта книга века. Только надо, чтобы решительно и напрочь были отброшены вульгаризаторские построения, низводящие весь строй высоких идей к примитиву.
2 u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=1; bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random(); z="p="+p+"[?]y=""; y+=" "; y+="
"; y+=" 55 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--
56
Выполняем расчет теплоизоляции стен 57 для самых разных условий! Утеплим дом изнутри и снаружи!
Друзья, вам всем давно известно, что "Дню" и "Завтра" — десять лет. И что они России честно несут во мраке правду-свет.
"День" и "Завтра" — бой десанта, окруженного огнем. Но громят врагов азартно наши "Завтра" с "Днем"!
* * *
Ю. ПАВЛОВ, В. БРОВИН, Москва: "Поздравляем, братья! Неужели правда — 10 лет?.."
Правда. В конце девяностого — вышел у нас "пилот". Вот и редакция создана в этот же самый год.
* * *
Н. СТУПНИКОВ, Воронеж: "Ну что ж, мужики, как говорится, с первым сроком — не правда ли?"
Неправда. Нам сроки уже кидали, шмонали, судили и нападали, а "Дню" даже вышку тираны дали... Да только мы это в гробу видали!
* * *
А. АНТОНОВ, Чита: "Мы всегда с вами, держитесь! Сколько у вас хоть народу — правда ли, что совсем мало?"
И правда, и нет. Ведь один наш главный — энергией равен армаде славной; из "Дня" доныне бойцов пять-шесть — у них крепки кулаки и честь; и столько же есть молодых у нас — они украсят любой спецназ! К числу штыков — техсостав надбросим, и вместе будет нас двадцать восемь. Число панфицловцев помнишь, брат? Прохановцы — точно такой отряд!
