Белка, соболь, бобёр, горностай,
Карпы в озере, в речке налимы,
Годы в памяти перелистай,
Сохнут степи, жарою палимы.
Удивительно и необъяснимо: ординарный читатель, нередко воображающий себя судьёй тому или иному произведению, лишь потому что научился читать, будет наслаждаться плохоньким детективом или сюжетом любовного жанра, похожего на бледный сценарий для телесериала, не задумываясь, что рядом с ним протекает глубоководная, незамутнённая словарная река русской речи – увлекательное чтение словаря, вроде бы сегодня отодвинутое перед изысками интернетных жанров, но – нет.
«Истине часто предпочитают подделку, однако истина от этого сверкает ещё ярче», так сказал замечательному поэту Виктору Бокову его поэтический учитель Борис Пастернак, и Виктор Фёдорович не переставал вспоминать эти слова.
Лев Скворцов, помимо главного своего занятия, ещё и поэт, явно сатирического направления. Думаю, он «балуется стихами», чтобы время от времени встряхивать себя, погруженного в словари. Впрочем, Скворцов вполне современен и способен неторопливо, но явственно дать понять заблудившемуся в словах современнику, чт[?] зачем, чтó почему и даже чтó почём. Пример? Пожалуйста. Приведу здесь почти целиком гражданственную, смелую его статью по поводу появления в повседневности русского языка термина «полиция» вместо термина «милиция». Думаю, эта статья есть образец злободневности в работе Льва Скворцова, сегодня невредно вспомнить её. И хотя победило не мнение Скворцова, а бюрократическая тенденция, тем более есть смысл, вспомнив эту статью, увидеть правоту серьёзного лингвиста и патриота. И задуматься.
И в названии дело тоже!
Старая-престарая примета гласит : как судно назовёшь, так оно и поплывёт. Справедливость этой приметы подтверждается далеко за пределами морского и корабельного быта.
Не будем касаться ни сугубо правовых и содержательных сторон Закона о полиции, ни суммы расходов на это переименование, когда все силы и средства должны быть брошены на возрождение сгоревших лесов и угодий, на обводнение торфяников, восстановление сгоревших жилищ и разрушенных коммуникаций, на немалые денежные компенсации потерявшему имущество населению. Постараемся с собственно лингвистической точки зрения решительно возразить против введения в наш речевой обиход нового старого официального термина «полиция» вместо привычного «милиция».
В словах любого развитого национального языка, в соответствии с характером народа-носителя, закрепляется своеобразная их смысловая символика, которую ни заменить и ни отменить нельзя никакими распоряжениями или указами «сверху». А связано это с действием объективного закона сохранения этимологической (исторической) памяти слова независимо от того, известен этот исходный, исконный смысл говорящим и пишущим или нет.
Обратимся к этимологии слов «милиция» и «полиция», а попутно к краткой истории их употребления в русском языке.
Слово «милиция» традиционно употребляется в русском языке в двух основных значениях:
1. Административное учреждение, в ведении которого находится охрана общественного порядка, государственной другой собственности, безопасности граждан и их имущества; и 2. (устарелое) Добровольная военная дружина, народное (земское) ополчение. (См. толковые словари).
В нынешнем его значении слово «милиция» употребляется со времени принятия Декрета СНК от 28 октября (10 ноября) 1917 года. Исторически оно восходит к латинскому militia – «военная служба, войско», а также «военная кампания, поход» (по глаголу milito – «быть солдатом, пехотинцем»). В русский литературный язык слово «милиция» попало скорее всего через французское или польское посредство (см. старую французскую форму milicie; польскую milicija).
Что касается слова «полиция», то в наших общих и исторических словарях оно толкуется, по традиции, как «административный орган охраны государственной безопасности».
В русском языке слово «полиция» известно с начала ХVIII века, а в словари оно вошло в первой его трети (Словарь Вейсманна, 1731).
Непосредственно оно восходит к немецкому polizei – «полиция», которое происходит от латинского politia – «государственное устройство, государство». Само же латинское слово politia имеет истоком греческое слово [?][?][?][?][?][?]ι[?] – «государственные дела, форма правления, государство» (в его основе лежит слово πολι[?] – первоначально «город», а затем – «государство»).
Этимологические истоки слов «милиция» и «полиция» объясняют особенности их употребления в современной русской речи. По своей исторической семантике первое из них (милиция) связано с охраной гражданских прав населения, борьбой с преступностью, хищениями собственности и т.п., а второе (полиция) – с сохранением государственного строя, режима правления, его общей безопасностью (вспомним царскую охранку).
В «Новейшем большом толковом словаре русского языка» (СПб.-М., 2008, гл. редактор С.А. Кузнецов) читаем: «МИЛИЦИЯ» В СССР и в России после 1991 г.: государственный орган для охраны общественного порядка и безопасности граждан, ведущий борьбу с преступностью и правонарушениями» (стр. 542).
А вот что говорится там же о слове «полиция»: «ПОЛИЦИЯ. 1. В России до 1917 г. и некоторых других странах: система особых органов надзора и принуждения, располагающая вооружёнными отрядами для охраны существующего строя и порядка». С примерами: сыскная полиция, земская полиция, политическая полиция и др. (стр. 903).
В своё время К. Маркс подчёркивал, что полиция является одним из наиболее рано обозначившихся признаков государства; например, в древних Афинах «...публичная власть первоначально существовала только в качестве полиции, которая так же стара, как государство» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., 2- е изд., т. 21, стр. 118).
В Средние века институт полиции получил наибольшее развитие – это был период её расцвета, особенно в условиях полицейских государств эпохи абсолютной монархии.
Наконец буржуазия, завоевав, в свою очередь, политическую власть, не только сохранила, но и усовершенствовала полицию, которая (подобно армии) стала оплотом буржуазного государства.
У нас в России полиция была учреждена Петром Первым в 1718 году. Делилась она на общую, следившую за порядком (её сыскные отделения вели расследования уголовных дел), и политическую (информация и охранные отделения, в дальнейшем – жандармерия и пр.). Имелись также специальные службы полиции – дворцовая, портовая, ярмарочная и др. Городские полицейские управления возглавлялись полицмейстерами; были также участковые приставы (надзиратели) и околоточные (постовые городовые). Кстати, для этих городовых в народе появилась презрительная кличка – фараоны. Вся эта разветвлённая иерархическая система имела весьма широкие полномочия, в связи с чем В.И. Ленин отмечал, что «царское самодержавие есть самодержавие полиции» (5-е изд., т. 7, стр. 137).
Слова «милиция» и «полиция» по закону этимологической памяти языка сохраняют смысловые связи с исходными толкованиями, что отражается и на их современном употреблении, дистрибутивных (сочетаемостных) возможностях и т.д.
Мы можем сказать, например, народная милиция , но вряд ли скажем когда-нибудь народная полиция – это противоречит и духу языка, и сложившимся устойчивым коннотациям (закрепившимся в менталитете народа дополнительным оттенкам значения этих слов). Точно так же возможна и понятна полицейщина (полицейский режим, полицейское правление), но нет и быть не может милицейщины (или милицейского режима, милицейского правления).
В самые первые годы Великой Отечественной войны на временно оккупированных территориях нашей страны появилось словечко «полицай» (множественное – «полицаи»), сначала в речи жителей Украины и Белоруссии, а затем и в других местах. Словечко-прозвище, резкое, как бич, слово-приговор, слово-клеймо для предателя, изменника Родины – как оценка тех, кто пошёл в услужение оккупантам, стал их прихвостнем и прихлебателем, врагом своего народа. А теперь вы хотите, чтобы полицейскими и полицаями называли тех, кто охраняет покой наших граждан, кто денно и нощно несёт свою трудную и по-настоящему героическую службу, нередко рискуя собственной жизнью, – наших доблестных милиционеров? Речь идёт, понятно, о лучших из них (а таких – большинство). Сам язык выступает против такого «переименования». Как вряд ли могут появиться у нас полицейские народные дружины. Кто в них пойдёт добровольно?
Могут сказать: стерпится – слюбится, была у нас милиция, станет полиция; есть у нас спортсмен и спортсменка, будут – полисмен и полисменка. Ну и что такого? Зато уж название-то такое современное и международное, объединяющее в себе и полицию нравов, и тайную полицию (то бишь жандармерию), и налоговую полицию (была у нас такая в 1993–2003 гг.), не говоря уже о появившихся на дорогах лежачих полицейских (не лежачих же милиционеров в самом деле!).
