А где-то над Сибирью очередной высокопоставленный чиновник летел на вертолёте на очередную охоту в очередной заповедник.
В центре Лондона в шикарном особняке на шикарной кровати никак не могла заснуть молодая жена немолодого уже российского олигарха. Она всё думала об обещаньи мужа купить ей очередной бриллиант. Неожиданно её мысли перескочили на потрясающего брюнета, которого она сразу приметила, когда ужинала с мужем в ресторане. От одного взгляда этого мачо по всему телу разливалась приятная истома. Она с отвращеньем посмотрела на заплывшее тело спящего рядом мужа. «Опять купит какую-нибудь мелочь, карат на тридцать. Куда я с ним? Засмеют! Сволочь жадная!»
Во Владивостоке специально присланный из Москвы ОМОН уже второй час охаживал дубинками протестующих торговцев подержанными иномарками.
Где-то под Хабаровском по тайге угрюмой цепочкой тянулись полтора десятка мужиков. Не так давно все они работали на единственном в их небольшом городке заводе, но владельцы исчезли в неизвестном направление, едва в печати появились первые упоминания о финансовом кризисе. При этом они не забыли прихватить с собой имеющиеся на счетах предприятия деньги, оставив на память всем работникам завода многомесячную задолженность по заработной плате. И вот теперь они шли в тайгу на заготовку лекарственных трав, чтобы заработать хоть какие-нибудь деньги, потому как нет уже никаких сил смотреть в голодные глаза ничего не понимающих детишек, потому что не выдерживает сердце потухшего взгляда как-то враз постаревшей жены.
В Волгограде пенсионер-фронтовик, проснувшись от ноющей боли в сердце, шарил рукой в темноте по прикроватной тумбочке, ища таблетки. А потом с горечью вспомнил, что последнюю таблетку он выпил ещё два дня назад. Теперь – до пенсии. Только, что той пенсии! За квартиру вон полгода неплачено. Того и гляди выкинут из собственной квартиры вместе с боевыми орденами. Были небольшие накопления, да ушло всё на похороны жены. До сих пор долги висят. Хоть и родственники, а отдавать надо.
В Саратове бывшая учительница, а ныне пенсионерка, стыдливо озираясь, торопливо переходила от одной мусорной урны к другой, доставала из них баночки из-под пива и кое-как сплющив их немощными руками, бросала в полиэтиленовый пакет.
Глаза взирающего в московское небо президента расширились от удивления. С неба прямо на него укоряющим взглядом смотрел строгий лик старца. Президент потряс головой и, снова посмотрев на небо, облегчённо вздохнул. «Почудилось. Что за ночь такая? Надо лечь ещё поспать». Президент подошёл к кровати, снял халат и лёг. Полусонная жена толкнула его возмущённо локтём в бок. «Ты что, с ума сошёл спать в тапочках!?» Президент в недоумении сбросил с ног тапочки и ещё раз воскликнул про себя: «Да что ж за ночь такая!?» И уже засыпая, он подумал: «А жена, пожалуй, права – не надо есть на ночь много чёрной икры!»
А. ТАШКИНОВ
В этом царстве-государстве все не как у людей. А особенно худо обстоят дела в области здравоохранения. Страна-то маленькая, на карте ее с лупой ищут и то находят не все. А люди в ней рождаются, живут и помирают. Именно так, сначала живут, а потом – помирают. Но помирают все же чаще, чем рождаются. И вот уж двадцать лет, если не больше, самые крутые в этой державе начальники здравоохранения его реформируют. Министров этого ведомства сменилось с десяток. Кого-то посадили, кто-то сам ушел. Был даже такой прыткий, что пытался двумя «неотложками» чуму из одного южного города прогнать. Не получилось. Чума его прогнала. Пришлось эту местность всей страной сначала разнести по кирпичику, потом с нуля – восстанавливать. Восстановили с трудом. Чума вроде кончилась. Но началась холера. Правда, вялотекущая. С ней теперь и живут и сотрудничают. А того прыткого не догнали. Говорят, далеко на «мерседесе» уехал.
Но реформы в Минздраве не прекращались. Такая напасть на них пошла – хуже холеры. Только назначат туда начальника – тот первым делом за белый халат хватается. Сколько врачи этих халатов перемерили: приталенных, двубортных, с хлястиками, без, с накладными карманами, вообще без карманов… А народец-то в стране, будь он неладен, все мрет, несмотря на успехи халатных реформ. Даже из наноткани, невидимой глазу, халат придумали. В одном экземпляре у самого главного теперь висит в шкафу, любовница вечерами его примеряет.
А проклятый народец мрет, несмотря на все успехи.
«Все! – завопил как-то самый главный в этом царстве-государстве. – Надоели мне на Министерстве «шпаки»! Хочу туда служивого в лампасах! Настоящего боевого генерала!» И – назначил!
Вот – настоящий боевой генерал, выправка – словно лом проглотил. Гаркнет на плацу – котята и те замаршируют.
Токмо привели в Минздрав служивого, он командует:
«Убрать из больниц всех фельдшеров и заменить их медсестрами!»
У тех ноги стройнее и не такие волосатые.
«А если, – говорит, – медсестер не хватит, берите медбратьев, но ноги им брейте!»
Схватились клерки за бритвы ноги в порядок приводить – новая вводная. Халаты перекрасить в розовый цвет. Так генералу посоветовал проезжий то ли визажист, то ли пианист, то ли… За свой совет отхватил «пианист» у Минздрава сто «лимонов» тугриков – и был таков. А розовой краски без этих тугриков – не купить. Пришлось генералу согласиться: раз так, пусть доктора пока ходят в зимнем камуфляже.
Осмотрелся Его превосходительство на должности, видит – вновь непорядок. Больничек всяких понастроили слишком много. «Больнички ломать, территорию их закатывать в асфальт и превращать в плац. Вот где теперь настоящий строевик может душу отвести. Будет плац, будет и порядок!»
Бросились клерки больнички ломать, врачей разгонять, а тут на юге снова – чума. Хорошо, не все врачи успели разбежаться: кого-то поймали и с их помощью с чумой кое-как справились. Не успели доктора дух перевезти, как из подвала генерал вылез – говорит, пока я там от чумы прятался, понял, что в моем министерстве все не так. «Теперь – ломайте мединституты. Их слишком много! Стройте медакадемии. Чтоб в них все было рядом. И коновалов, и терапевтов можно, считаю, учить вместе. И вообще, считаю, все со всем надо соединить. Больницу с моргом, морг – с кладбищем. А между ними – плац!
Да, больным без дела не лежать! Пусть латынь учат. Сами себе рецепт выпишут. Эка невидаль – лечение: пипетку в нос, клистир в зад – и здоров! И на плац, для окончательной поправки .
Зато недвижимости ненужной освободится изрядно. Плацев тех можно настроить. А врачей и всякую другую медшушеру гнать из больничек. Туда набрать проверенных людей с улицы. Тех же бомжей вокзальных, им можно не платить, сами проживут. Дело нехитрое людишек лечить – справятся.
Развернулся служивый на ведомстве, почувствовал вкус к реформам. Требует теперь то какую-то больничку срочно перевезти из села в город, другую из города в село. Третью вообще отправить на тыщу верст влево. А на ее место – четвертую.
Ропщут врачи, говорят, глупости его превосходительство творит несусветные. А у генерала реформаций и на сей счет хватает. «Чтоб не роптали, – говорит, – заплатите врачам жалование полное. Знаю, на всех денег не хватит. Платите одному из ста. Остальные будут завидовать, да по ночам счастливчику морду бить. А роптать уже не станут».
Потешили генерала драки в больничках. Предложил он для дальнейшего улучшения врачебного мастерства всем врачам общевоинские уставы изучить. А хирургам – еще тактику штыкового боя. Она им пригодится. И вообще отменить всякие консилиумы, а проводить все свободное время в молитвах и строевой подготовке…
Так и идут в державе той уж третий десяток лет нескончаемые реформы здравоохранения. А что народ? Да ничего. Мрет народец и безмолвствует.
Н. КОМАРОВ
ЕСЛИ БЫ ГИТЛЕР ПОБЕДИЛ…
25.XII.200X. Президент Власов утвердил приговор Закавказского военного трибунала, осудившего двух российских лейтенантов-инженеров, арестованных в Ичкерии, на пожизненное заключение. «По этому делу собрана огромная доказательная база», – заявил он, отвечая на вопросы корреспондентов. «Вот факты: после свержения коммунизма из свободной Ичкерии было изгнано около полумиллиона русских, тысячи из них были убиты, искалечены, их жены изнасилованы. Очевидно, что в подобных условиях воля свободного ичкерийского народа в отношении русских офицеров никакой иной быть и не могла. Пусть они радуются, что у нас отменена смертная казнь». Продолжавшим осаждать его журналистам президент Власов в кулуарах добавил: «Говоря откровенно, воля ичкерийского народа, на которую сослался судья в своём приговоре, здесь не главное. Но наше правительство получило недвусмысленное указание фюрера проверить, до каких пределов можно унизить остатки русской армии. Это важно знать германскому военному командованию в связи с предстоящим окончательным уничтожением ядерного потенциала Восточных территорий. Пусть осужденных утешает мысль, что они послужили великому делу освобождения страны от тоталитаризма».
