Сейчас модно ругать Горбачева, но те, кто ругает, забывают, что теперь они свободно могут кого-то ругать.
А ведь раньше не могли, но уже об этом забыли.
К хорошему быстро привыкаешь.
Поразительно то, что Горбачева ругают политики, которые прекрасно понимают, что если бы не было его – не было бы их. Но они это делают по расчету. И я могу их огорчить – их проклятия забудутся. Время безжалостно, оно спрессовывает события и имена.
Вспомните историю, разве много событий и имен дошло до наших дней? Причем чем дальше в глубину веков, тем меньше. Но те имена, которые сохранила история, она сохранила потому, что они стали частью эпоса. А стать частью эпоса можно только тогда, когда ты масштабен.
Люди, которых запомнила история, были либо великими созидателями, либо великими разрушителями.
Мне жаль, что навсегда запомнится имя Гитлера. Я бы хотел, чтобы его имя было стерто без следа. Но история заставляет помнить его, и возможно, она права. Это предостережение потомкам.
Но имя Нефертити живет, потому что это символ самой романтичной любви и красоты в истории человечества. И даже если все, что пишут о египетской царице, было совсем не так, если она была вздорной, сильно красилась и била слуг – именно это история забыла, а вынесла потомкам только ее прекрасный лик в краске и золоте. И это правильно.
Так что, если вы захотите навсегда вписать себя в историю, то запомните: для этого вы должны стать либо великим строителем, как Хеопс, либо великим злодеем, как Каин.
Единственное, кого история упорно не хочет помнить, так это запретителей, потому что их действия противоречат ее течению.
Вот почему все те, кто ругает Горбачева, очень скоро забудутся, а его имя будут помнить очень долго. Потому что на половине земного шара, которую занимала опасная и вооруженная страна, он включил демократию. И мир стал безопасней.
А история считает, что сделать половину земного шара безопасней – это ничем не хуже, чем построить Великую пирамиду.
Но вернемся к нашей теме изучения закономерностей поведения аудитории.
Когда открыли «Эхо», оно располагалось в одной крохотной комнатке с пишущими машинками и четырьмя стульями. Комната находилась в конце очень длинного коридора. Возле двери редакции, в коридоре, стоял огромный мрачный сейф. На нем, когда в комнатке не хватало места, можно было править материал. В самой редакции громко стучали три пишущие машинки и кричали по телефону.
С первого же дня журналисты «Эха» стали чувствовать, что такое народная любовь. Сотни людей выяснили наш адрес, и длинный коридор стал наполняться людьми.
Сначала люди приходили просто так – посмотреть на нас и убедиться, что мы действительно существуем. Зайти в редакцию и сказать нам приятное – это стало ритуалом, некой модой среди московской интеллигенции. Нам это очень нравилось, потому что нас кормили. Большой мусорный ящик был заполнен пустыми коробками от тортов. Их приносили, вручали нам и говорили, что принесли торт, потому что мы для них большой праздник. Мы сходили с ума, потому что есть целый день торты невозможно, а они ничего другого не приносили. А самим просить, чтобы нам приносили, например, бутерброды, нам казалось неудобно. Мы просили оставлять торты в коридоре, дарили их близким и неумолимо толстели.
На двух редакционных столах были разбросаны последние дары: огромный мохнатый игрушечный заяц для наших детей, толстая стопка рукописных листов с описанием того, как улучшить мир, и невероятных размеров модель самолета. Человек, который принес модель, с трудом затащил ее в комнату, пожелал нам лететь далеко и быстро и, так же как пожелал, сам быстро улетел в темноту коридора.
А однажды из этой темноты появился толстый священник с кадилом. Оказалось, что он представляет Катакомбную церковь и хочет нас освятить. Он втиснулся в комнату и динамично махнул кадилом, от чего на пол посыпались пленки и тексты, а помещение наполнилось сладким дымом. Взмахнув еще пару раз и довершив разрушение редакции, он гордо удалился. Наверное, в свои катакомбы.
После подобных визитов одиночек, когда окончательно выяснилось, что мы не марсиане, наступил второй этап – десятки людей уже ежедневно оставались в коридоре на целый день. Они приносили с собой еду, угощали друг друга и нас, а к вечеру расходились, назначив встречу на завтра. Это было прообразом современных социальных сетей, хотя тогда об Интернете никто и слыхивал. Все эти люди не просто толкались в коридоре, а иногда приносили нам какие-то новости или слухи, которые оказывались важными для нашего эфира.
Потом в коридоре появились иногородние. Они располагались поодаль, потому что, ближе к двери, все было занято постоянными коридорными сидельцами. Приезжие ели на корточках, потом доставали смятые от дальней дороги листы и бережно передавали их нам. Это были бесконечные жалобы на несправедливость, на беспредел и нарушения. Приезжие объясняли, что правду у них в регионе нельзя найти, что они собрали последние деньги на билет и приехали, потому что существует слух, что мы честные.
Оставив бумаги на столе, приезжие торопились на вечерний поезд, а мы складывали эти жалобы в стопку, чтобы потом отдать их какому-нибудь депутату, если он захочет это взять.
Я рад, что мы многим помогли.
Прошло еще совсем немного времени, но в коридоре наметились явные изменения.
Нам так же носили подарки, но в основном это было то, что уже не нужно было дома.
Привычные торты были полусъеденными, а детские куклы старыми. Кстати, модель самолета тоже оказалось старой, она развалилась сама, осыпав всех облупившейся краской.
В то время был дефицит всего, в том числе батареек для радиоприемников. Однажды мы обратились в эфире к слушателям, чтобы они помогли тем, кто не может их достать в магазине, и принесли ненужные батарейки, которые мы раздарим тем, у кого радио замолчало. Внизу у охранника мы поставили огромный бумажный мешок.
Через три дня он был полон. Но три четверти батареек были старыми.
Это был нехороший симптом.
Изменения в коридоре продолжались. К нам в комнату заходили все меньше. Люди встречались в коридоре, обсуждали новости, уходили и приходили, но мы им собственно теперь были уже не нужны.
Мы понимали, что новизна нашего появления пропала и теперь в коридоре собираются больше по привычке. Просто хорошее место для встречи в центре города.
Понятно, что развязка должна была наступить, и она наступила.
Однажды на пороге комнаты появился интеллигентный мужчина, один из лидеров этой компании. Появится ему было несложно – он сделал только три шага от группы людей в коридоре до нашей двери.
Переступив порог, он сразу обратился к нам с раздраженной речью.
Интеллигентный мужчина сказал, что «наш клуб» – оказывается, они себя так назвали – нами очень недоволен.
Мы совсем отбились от рук. Мы не так подаем материалы, наши новости выстроены неправильно, а тематические передачи сделаны не по тем темам.
В ответ мы объяснили, что считаем правильным то, что делаем, и попросили нам не мешать.
Услышав наш ответ, представитель «клуба» был потрясен. Он спросил, не ослышался ли он?
Он напомнил, что их клуб ежедневно слушает наш эфир. Они знают все наши передачи, наши имена и биографии. Они – люди с прекрасным образованием, среди них много специалистов, а мы никогда не учитываем их мнение, как нужно правильно делать передачу.
Мы терпеливо объяснили, что мнений может быть много, но передачу делают не они, а мы; поэтому передачи будем делать так, как считаем нужным, потому что журналисты мы, а не они.
Интеллигентного мужчину затрясло. Он назвал нас предателями своей аудитории и демократии и прямо спросил – понимаем ли мы, что существуем для них, для аудитории.
Мы ответили, что существуем для аудитории, но аудитория потому и аудитория, что слушает нас, а не пытается учить, как делать передачи.
Лицо члена «клуба» исказила горькая усмешка.
Он сказал, что ему все понятно. «Клуб», оказывается, давно считал нас непрофессионалами – простейший анализ наших программ показывает, что их можно сделать гораздо лучше. Более того, любой из членов клуба их бы сделал, но у них на это нет времени – у них дети и семьи, поэтому они хотели помочь как минимум советами. Но мы оказались обычными трамвайными хамами, поэтому «их клуб» покидает наш коридор. И еще вопрос, как сложится наша судьба!..
Коридор опустел, но «наш клуб» еще долго напоминал нам о своем существовании гадкими телефонными звонками.
Я рассказал вам все это не для того, чтобы осуждать этих людей.
Анализ данной истории необходим, потому что аудитория – это сложная общность, и нужно знать, как с ней себя вести.
Итак, вы появились в эфире. Как и любое свежее лицо, вы привлекаете к себе новую волну внимания. Она просто падает на вас, потому что, как я ранее писал, аудитория все время хочет что-то новое.
И это естественно. Если главный редактор не заботится о том, чтобы в эфире были изменения, если все журналисты долгое время сидят на одних и тех же программах, начинается естественная усталость аудитории. Даже если вы семи пядей во лбу, количество пядей будет неуклонно уменьшаться, потому что вы не дарите аудитории ничего нового.
