— А ввести президентским указом табу на генитальные шутки?
— Игроки знают: не терплю, когда сознательно издеваются, норовят унизить человеческое достоинство. Нельзя бить по больному, скатываться в бульварщину. Все-таки есть грань допустимого.
— Нарушителей наказываете?
— Не разрешаю переходить кордон. Слушаются. Пока. Хотя не стоит преувеличивать мои скромные возможности. Строго говоря, от человека, стоящего в углу сцены, кое-что, конечно, зависит, но не так уж и много. Хорошо, если помогаю, спасибо, что не мешаю. Ведущий — фигура важная, тем не менее не ключевая.
— Кокетничаете?
— Говорю как есть. Поэтому и смогу уйти в любой момент. Едва почувствую, что становлюсь чужеродным элементом в компании веселых и находчивых, спокойно отодвинусь в сторонку.
— Штука в том, что людям свойственно заблуждаться на свой счет. Им кажется, что они еще ого-го, а на самом деле давно уже э-хе-хе…
— Да, с возрастом адекватность пропадает. Торжественно обещаю принять решение в трезвом уме и ясной памяти. Цепляться и ждать до последнего не стану. А если вдруг потеряю ориентацию в пространстве, окружающие подскажут. Миндальничать не станут. К примеру, Константин Эрнст, традиционно входящий в жюри КВН. Константин Львович — человек талантливый и суперпрофессиональный. Мы знакомы более четверти века, и я вижу, что за громадьем организационных вопросов, наваливающихся на него, Эрнст не утратил главного — живого интереса к телевидению. Да, искры в наших отношениях периодически пробегают, но и это объяснимо. Люди меняются с возрастом, мы не исключение… Масштаб трудностей, с которыми сталкивается Константин Львович, несопоставим с моим, и хорошо уже то, что нам удается понимать друг друга, не рвать дистанцию, быть поблизости.
— Полагаю, сейчас для вас важно открыть 1 апреля дворец КВН?
— Не скажу, будто это конечный пункт назначения, цель моей жизни. Нет, эпизод, пусть и важный. Мне кажется, Сан Саныч даже больше переживает из-за предстоящего события.
— У вас там будет кабинет?
— Ну не в музей же КВН мне сразу с вещами въезжать, правда? Хотя какие-то экспонаты для выставки потихоньку откладываю. Вот, например, флаг, под которым проходили игры в клубе в 1962 году. Еще, так сказать, в домасляковскую эру… Надо будет порыться по сусекам, наверняка какие-нибудь раритеты отыщутся. Порой самого оторопь берет, когда задумываюсь, что почти полвека служу на телевидении. Так незаметно и жизнь пролетела. Если говорить начистоту, две главные мои удачи — что попал на ТВ и что встретил Свету. Что она вышла за меня замуж, родила прекрасного сына. Мы вместе более сорока лет, хотя начало не обещало столь затяжной истории… Шутка! Нет, я благодарен жене за все, что она сделала. Светлана и надежный коллега, и строгий критик, и верный друг. В прошлом году, когда мне исполнилось семьдесят, позвонил Анатолий Лысенко с поздравлениями: «Скажи спасибо Светке. Если бы не она, тебе уже было бы семьдесят пять». И ведь Толя прав…
Политрука вызывали? / Искусство и культура / Искусство
Политрука вызывали?
/ Искусство и культура / Искусство
Современное искусство становится синонимом уличной политики: протеста много, а содержания — до обидного мало
В 2012-м вполне реальным фактором российской общественной жизни стал тренд, возникший несколько лет назад: «актуальное искусство» означает теперь прежде всего искусство политизированное, точнее — просто политическое. И речь идет отнюдь не об одной девичьей панк-группе. Менее шумные и от того не менее ангажированные художественные жесты перешли границы актуального искусства и двинулись в традиционные культурные сферы — политизировались театр, кино, литература.
Левый марш
В уходящем году политическое окончательно утвердилось как синоним актуального в российском новом искусстве. Более того, все рефлексивное искусство так или иначе переориентировалось на политику — после Болотной оно стало почти независимым от сферы визуального. Культурную ценность этого тренда еще предстоит определить в будущем. Но уже сейчас он интересен, ибо отражает текущую общественную ситуацию. Ведь прежде любое искусство, даже советский нонконформизм, обычно сторонилось прямого вмешательства в актуальную политику.
Самое громкое политическое событие года — акция группы Pussy Riot в храме Христа Спасителя — определило важнейшую тему дискуссии об актуальном искусстве: где проходит грань между государственной властью, религией и культурой. Очевидно, что, действуя на чужой территории, культура не смогла отстоять собственные границы. В то же время это заставило художников и культурные институции выбирать сторону баррикад, на которых они оказались. Наиболее отчетливо заявили о себе две группы актуальных, и следовательно — политических, художников. Первая — это «анархисты»: Виктория Ломаско, Антон Николаев и группа «ЕлиКука», для которых искусство связано с непосредственным участием в политическом активизме, постоянном публичном политизированном действии. Вторая — художники и критики неомарксистского толка: Анастасия Рябова, Арсений Жиляев и другие, занявшие нишу «ученого» искусства, связанного с теоретическими дискуссиями и семинарами. Объединяет эти группы то, что они генерируют искусство, существующее за пределами музеев и выставок, вне сферы эстетического, все чаще принимающего форму акционизма. Например, сам Арсений Жиляев прямо говорит, что этот год был годом политики, а не искусства.
Почти все актуальные художники исповедуют левые убеждения, что было всегда характерно для людей художественного авангарда. Достойного художественного ответа справа пока нет. Это место в культурном процессе заняла власть: скандальные клипы признаны экстремистскими и запрещены, по жалобам православных граждан прокуратура проверила на экстремизм выставку братьев Чепмен в Эрмитаже. Знаменитые современные художники в своем обычном ироническом стиле извинились перед теми, кого обидели своей выставкой, при этом заявив, что больше в Россию ни ногой. Видимо, им трудно понять ситуацию в нашей стране, где власть и общество по-прежнему жестко реагируют на вторжение культуры в общественную жизнь — без чего нелегко теперь представить себе актуальное искусство.
Утром — в газете, вечером — в куплете
В музыкальном театре политизация шла по более простому и в то же время естественному пути полунамеков и прокламаций. Самым ярким политическим высказыванием стала ария короля Людовика XV из спектакля «Фанфан-Тюльпан» театра «Московская оперетта». Статный Юрий Веденеев с хорошо поставленной дикцией (старая школа) еще при первом появлении на сцене чеканил: «Понятно, что трудно, но надо ж кому-то державу вести за собой», а потом, у авансцены, с недюжинным пафосом выводил арию с почти сатирическим рефреном: «Возврат страны в абсолютизм — гарантия стабильности». Спектакль вообще нежданно-негаданно вернул оперетте пресловутое «утром — в газете, вечером — в куплете». Даже предусмотренный сюжетом сарказм по поводу солдафонства стал идеально созвучен событиям в нынешнем Министерстве обороны. «Солдат всегда с народом, а значит, на коне», — поет сержант Ля Франшиз, вызывая неадекватный словам взрыв хохота в зале, знающем, насколько с народом был главный солдат страны… А чего стоят рассыпанные по тексту реплики об «операции по принуждению к миру»!
Конечно, политизация этой сферы началась не в этом году — в 2011-м Москва ахнула от «Золотого петушка» Большого театра в постановке Кирилла Серебренникова, который читался как краткий курс истории России от опричнины до чеченской кампании. Сейчас тренд со сцены распространился в сферу распределения бюджета — ничем другим не объяснить внезапную поддержку государством актуальной российской оперы под кураторством Василия Бархатова. Прежде она обреталась по разного уровня фестивалям оперного искусства за пределами отечества, а сейчас вдруг вышла на сцены стационарных театров уровня Большого и МАМТа, а также актуальных площадок, вроде полуподвала башни «Федерация». Сам Бархатов, правда, скептически — как и полагается бунтарю — отнесся к сотрудничеству с государством: «...И в Общественной палате, и в Совете по культуре при президенте мне пока не удалось сделать толком ничего стоящего... Мне проще договориться со всеми самому, прийти на прием к директору театра или меценату и лично что-нибудь попросить для какого-нибудь, к примеру, дебютирующего режиссера».
